Поход (СИ) - Валериев Игорь - Страница 46

Адмирал замолчал и сделал глоток воды из стакана, стоящего перед ним на столе.

— Прекрасная вода, господа. Если бы вы знали, чем нам приходилось утолять жажду и питаться. Сперва ели консервы и пили кипяченую воду. Потом стали пить сырую воду, какую только могли найти, и есть кур и свиней, которых подбирали в покинутых или оказывающих сопротивление окрестных деревнях. Очень скоро стали недоедать и голодать, мучась от зноя, пыли и ветра. Особенно тяжело пришлось во время отступления. Да, господа, мы вынуждены были отступить. Кроме войск Дун Фу Сяна и восставших, против нас выступила ещё и регулярная конница генерала Ма Фу Сяна. Под постоянным огнём мы были вынуждены отойти к станции Ланфан, куда вскоре подошли оставшиеся на станции Лофа два наших эшелона. Новости были неутешительные — путь до Тяньцзиня был разрушен восставшими. Перед нами встала проблема полного окружения, поэтому я отдал приказ на прорыв назад. Оторваться от китайских войск нам удалось только в районе станции Анпинь, где пришлось бросить эшелоны и прорываться по реке Пэйхо, используя захваченные баржи, куда погрузили раненых и часть войск. Большая часть подразделений отряда следовала по берегам реки, отражая постоянные нападения противника, а также беря каждую деревню с боем, выгоняя китайцев и захватывая брошенное продовольствие: рис и скот.

Сеймур вновь сделал паузу, сделав глоток воды. В палатке повисла мёртвая тишина, слышно было лишь жужжание мух и москитов.

— Прекрасная вода, господа, — между тем продолжил адмирал. — Река Пэйхо, несмотря на свое славное историческое прошлое и древнее происхождение, наполнена не водою, а всем, чем ее одаряетт Пекин и все попутные города и села. Пять дней жаркого ада без нормальной воды и питания. Мы съели всех наших лошадей и мулов, чуть ли не сырыми. Я удивлён, что в отряде не вспыхнула эпидемия дизентерии или чего-то похуже.

Среди офицеров, собравшихся в палатке, пронёсся легкий ропот. Эпидемии в войсках в войнах были бичом во все времена. Три четверти потерь приходилось именно на болезни.

— Десятого июня наш отряд, — не обратив внимания, на возникший гул, продолжил Сеймур, — подошел настолько близко к Тяньцзиню, что попал под выстрелы китайских фортов. Дальше по реке идти было нельзя, поэтому баржи были брошены, а раненые взяты на носилки. Мы двинулись дальше под прикрытием ближайших рощ и холмов, но пушки из Северного арсенала Сику открыли по нам сильный огонь. Положение было критическим, и нам ничего не оставалось делать, как взять штурмом эту крепость.

Гул в палатке усилился. Многие офицеры знали, что представлял собой Северный арсенал Сику с его крепкими и высокими стенами, плюс артиллерия.

— Как выяснилось позже от пленных, нам сильно повезло. Основная часть гарнизона под командованием Чао Ян Хо, охранявшего арсенал, по приказу генерала Не Ши Чена вышла из крепости, чтобы перехватить наш отряд под Бейцаном. Одиннадцатого они вернулись обратно и попытались отбить свои позиции, но были отброшены с большими потерями. А дальше, господа, пришла ваша помощь из Тяньцзиня, и только поэтому я нахожусь сейчас здесь и могу рассказать о том, что случилось с нашей экспедицией.

Адмирал встал из-за стола, надел треуголку и, застыв, произнёс:

— Господа генералы и офицеры, наша экспедиция, продлившаяся восемнадцать дней, показала, что впредь нам придётся вести борьбу не с мятежниками, а с правительственными войсками империи Цин. Они, конечно, не могут быть сравнимы по духу и дисциплине с союзными войсками, но остаются серьезной силой, которая может запереть нас в Тяньцзине и не допустить к Пекину. Нам предстоит уже не усмирение восставших, а война с регулярными обученными нами же китайскими подразделениями, которые не уступят нам по качеству вооружения и богатству огнестрельных припасов. Но этот поход также показал, что при взаимном доверии и взаимной поддержке союзные войска из восьми наций могут прекрасно выполнить общее дело. Обо всех подразделениях, которые участвовали в экспедиции, мною будут направления сообщения союзному командованию с просьбой о награждении отличившихся. Надеюсь, моя королева также оценит по достоинству вклад в наше дело многих офицеров-союзников, — адмирал сделал многозначительную паузу и продолжил. — В заключение позвольте мне, как командиру выразить глубокое чувство признательности вашему отряду за неоценимые услуги, оказанные нашей соединенной экспедиции, пусть она была незначительна и непродолжительна.

Закончив говорить, адмирал отдал честь всем присутствующим. Офицеры, сидевшие на стульях, вскочили и вместе с остальными вытянулись по стойке «смирно».

Адмирал Сеймур, опустив руку от треуголки, продолжил:

— Господа прошу в палатке остаться штабу генерала Стесселя. Остальные свободны. Ещё раз благодарю всех.

Покинув совещание одним из первых, я нашёл тенёк под натянутым пологом, где штабные офицеры принимали пищу. Присев за стол, я приготовился ждать его окончания. Офицеры продолжали выходить из палатки, направляясь по своим делам. Ко мне подтянулся Генерального штаба штабс-капитан Ярон Владимир Иванович, с которым мы в прошлом году вместе окончили академию. Отношение у нас были типа: «Ни привет, ни пока — ни здрасьте, ни до свидания». Он из потомственных дворян и военных, закончил Третий московский кадетский корпус, потом учился в Третьем военном Александровском училище, шефом которого является сам император, выпустился в элитный Четвертый гренадерский Несвижский генерал-фельдмаршала князя Барклай-де-Толли полк, затем учеба в Николаевской академии, где мы и познакомились. Я младше его на год, окончивший какое-то «вшивое» юнкерское училище в Сибири, и в звании обогнал, и иконостас из орденов имею на загляденье. В общем, друзьями и даже приятелями мы не были. Я думал, что он в свой полк вернулся для выслуги ценза, а он как-то оказался приписанным к Приамурскому военному округу и попал в штаб генерала Стесселя. А тут опять я. И опять отличившийся в штурме фортов Таку и захвате китайского офицера. Ха-ха-ха, три раза.

— Как Вам, Тимофей Васильевич, информация от адмирала?

— Признаться, все новости о походе я узнал еще рано утром, навестив в походном лазарете наших раненых моряков и офицеров. Досталось ребятам сильно, но Сеймура они хвалили.

— Вы знаете, какие общие потери в экспедиции?

— Сведения ещё уточняются. Предварительно, общие потери отряда вице-адмирала Сеймура составили: два офицера и пятьдесят четыре нижних чина убитыми, ранеными двадцать четыре офицера и двести двадцать восемь нижних чинов. Из наших моряков убиты десять матросов, ранены двадцать два матроса и четыре офицера. Наибольшие потери понесли англичане — двадцать семь убитых и девяносто семь раненых, и немцы двенадцать убитых и шестьдесят два раненых.

— И как вам это стало известно? — Ярон как-то недовольно или скептически поджал губы.

— Владимир Иванович, надо больше общаться с народом. Поговорил с ранеными офицерами и нижними чинами. И не только с русскими. Англичан, японцев и немцев не забыл. Пара пачек папиросок, каждая из которых даёт благодарного рассказчика. Там информации зернышко упало, здесь. Потом надо её только свести в целое.

— Как-то это жандармскими штучками попахивает, Тимофей Васильевич! — штабс-капитан раздраженно чиркнул спичкой по коробку и прикурил папироску.

— Владимир Иванович, Вы же прослушали в академии спецкурс по разведке. Методика и приемы получения информации мирным путём одинакова, что для противника, что для своих. И я не вижу ничего плохого в использовании методов, позволяющих расположить к себе собеседника.

— Извините, но Вам трудно понять всё неприятие потомственным офицерством всех этих шпионских, жандармских штучек. Офицер — это, прежде всего, офицер. Вот третьего дня, когда я Вас увидел на перроне. Как Вы могли быть без орденов Святого Георгия и Владимира? Вы же нарушили их статут?

«И он не в образе, хотя вроде и не дурак, — думал я, глядя на штабс-капитана, прикидывая, что ответить. — Нарушение статута орденов было очевидным. От Анатолия Михайловича хороший втык за это уже получил. Но идти в разведку, звеня орденами — это уже для меня моветон».