Герой из героев. Дело привычки (СИ) - "Элтэнно" - Страница 31

— Если ты и дальше будешь так морщить лоб, то превратишься в старика, — нарушил мои угрюмые раздумья мастер. — Не хочешь рассказать, что у вас там с сестрой происходит? Я мог бы дать дельный совет.

— Вряд ли вы сможете помочь. Вы даже не маг.

— Не маг! — возмутился он. — Может, у меня и нет никакого необычного могущества, зато — заруби себе на носу, у меня есть мудрость! А могуществом без мудрости всякий балбес обладать может. Вот наоборот — куда как сложнее.

— Вы так думаете?

— Поживёшь с моё и согласишься. Так что рассказывай. Что там твоё нутро гложет?

— Я не знаю, как мне всё изменить, — признался я. — Если бы я тогда элементарно не упрекнул Эветту, то мы никогда бы не встретили Арнео. Если бы мне только знать то, что я знаю и понимаю сейчас, то всё можно было бы исправить. Она не страдала бы. А я не чувствовал бы себя таким… таким беспомощным!

Я не выдержал чувств, неделями переполнявших меня и вдруг достигших своего пика, да зарыдал сам. Гастон тяжело вздохнул, поднялся, принёс мне платок и, похлопав по плечу, попросил рассказать всё по порядку. И я рассказал. Как оно было. Без утайки или каких-либо стеснений. Без приукрашивания собственных поступков или сглаживания глупостей. И в какой-то момент мне действительно стало легче дышать. Вот только помимо облегчения, мне нужно было и кое-что иное.

— Как мне сделать так, чтобы она не плакала?

— Никак, — спокойно ответил мастер Гастон. — И не тревожься из-за этого. Эветта стремилась стать взрослой, и вот она повзрослела. Её слёзы — это слёзы по покинувшему её детству. Пройдёт не так много времени, и она начнёт улыбаться.

— Улыбаться?

— Да. Уже не так, конечно, как ты привык. Потому что то были улыбки девчонки, а она стала женщиной. Но они будут искренними. И это главное.

— Но я хочу, чтобы этого всего и вовсе не случилось!

— И что тогда? — сурово посмотрев на меня, спросил мастер Гастон. — Ты сам начал свой рассказ, что если бы ты только знал и понимал то, что знаешь и понимаешь сейчас… А ведь тогда бы это знание обошло тебя стороной. Но это не значит, что оно перестало бы существовать, понимаешь?

— Да.

— Вот и молодец! Мудрый человек всегда принимает, что не всё подвластно его воле. И что есть вещи, которые уже нельзя изменить или исправить. Нам приходится жить с ними, потому что ничего другого не остаётся…

После событий с Катрин на внутреннее убранство дома словно легла вязкая тень мрачного короля. Аннет привели в чувство, и она вместе с дочерьми ушла в детскую. Мастер Гастон долгое время сидел молчаливо внизу, пока не спохватился, что у его гостя нет ни матраса, ни одеяла, ни подушки. Старик притащил их откуда-то сам и, неловко в силу возраста соорудив постель на кухне, пожелал мне заснуть и увидеть светлые сны.

Светлые сны.

Я лёг и прикрыл глаза. Перед внутренним взором сразу возникло предовольное округлое личико голубоглазой Катрин, на шее которой уже сомкнулись челюсти альпа. А потом мне вспомнились другие дети. Перед уничтожением мира Хозяева набирали новых служителей. В этом мире, в моём мире, существовал вполне вписавшийся с привычную картину жизни Орден. Но это только потому, что наш бог, с которым мне так и не довелось познакомиться, пошёл на всевозможные уступки вместо войны. Он был редким исключением. В основном боги не желали усмирять собственную гордость. И тогда начиналось жестокое действо, именуемое разрушением сопротивления.

В памяти промелькнули видения затоптанных толпой людей, ищущей от демонов и нежити спасения. Падали в основном самые беззащитные, а потому из месива плоти торчали крошечные пальчики или сплющенные черепа младенцев. Затем мысли перенеслись к переполненным загонам. Женщины истошно вопили, когда очередного подходящего ребёнка вырывали из рук матери. Затем их, ещё и не познавших толком жизнь, бросали в круги обращения, создавая послушную нечисть и нежить, вроде тех же альпов. Можно было бы использовать и взрослых, но юный материал оказывался более податлив. А сил на преобразование затрачивалось немало.

Их ужас. Чей-то серый глаз, покачивающийся в луже крови, уже не впитывающейся в землю. Все воспоминания казались чужими. Я ведь был любопытным исследователем, а не маниакальным убийцей. Сам я не мог ощущать то лютое желание терзать тела, и не испытывал бы экстаз от дробящейся на элементы материи мира!

Или мог? Я же так хотел власти над мирозданием. Всегда хотел. И не от того ли я вижу сейчас именно эти маски смерти, а не желаемые мне мастером Гастоном светлые сны?

Мысли обо всём этом крутились в моём сознании, но я, взяв себя в руки, умело отсёк всё лишнее и мешающее. И, потому как требовалось выспаться, перестал думать.

Что же. Сон без сновидений — это тоже отдых… И, быть может, лучший из того, что я заслужил. Потому что несмотря на то, что есть вещи, которые уже нельзя изменить или исправить, есть и те, что можно своевременно предотвратить.

Мастер Гастон, Аннет, Герда и Мишель могли бы сейчас не плакать. Я мог спасти Катрин. Я знал это. Она умерла, чтобы я оставил за собой возможность убивать других детей и разрушать тысячи иных миров.

И понимания этого было более чем достаточно.

Глава 9.

Я проснулся едва начало светать, но разбудили меня не первые лучи солнца, а шорохи шагов, наполняющих дом. Однако первоначальная настороженность быстро испарилась. Тревога прошла из-за понимания — это были не «ночные гости», а хозяева, которым, в отличие от меня, если и удалось поспать, то совсем мало и урывками. Иногда слышался их грустный шёпот и немногим более громкие всхлипы. Они старались меня не тревожить, но сон мой уже успел удрать за время мыслей об этом. Так что я встал, потянулся и, взяв ковш, полил воду из бочки себе на шею. Несмотря на вчерашние душевные терзания, не свойственные моему восприятию мира, и нынешнюю тягостную обстановку, я чувствовал приподнятое настроение. Самобичевание уже прошло, а чужие проблемы имели для меня мало значения. Кроме того, мне давненько не доводилось спать. Намного дольше нежели нормально питаться. И тело отзывалось сладостной бодростью. Но вот вода в ковше кончилась. Чтобы не замочить одежду, я встряхнул волосы, попутно умыл лицо, довольно потянулся и только потом вышел из кухни.

— Здравствуй, Мишель, — поприветствовал я девушку, стоящую у окна и украдкой пытающуюся рассмотреть улицу через щель в ставнях.

Мишель вздрогнула всем телом и посмотрела на меня красными, опухшими от слёз глазами так, будто я заношу над ней меч, а она молит о прощении.

— Доброе утро, — произнесла она едва слышно и тут же рассердилась на саму себя. — Нет! Прости. Просто утро! Такое утро не может быть добрым.

— Мастер Гастон уже встал?

— Дедушка и не ложился. Сидел здесь всю ночь. Но маме что-то совсем плохо стало, вот он и ушёл к ней наверх.

— Тогда я к нему.

На ходу поправляя манжеты синей рубашки я поднялся по лестнице и направился в комнату, из которой доносилось больше всего звуков. Когда-то там жила Эветта. Теперь помещение принадлежало его изначальной хозяйке.

Аннет лежала на кровати спокойно, словно усмирённая заготовка для обращения. Её лицо отливало зелёной бледностью. Глаза как будто созерцали другие миры.

— Треклятая баба! — выругался мастер Гастон, увидев меня. — Совсем очумела! Одного горя мало ей, что ли? Хочет и отца в могилу свести?!

Мне не хотелось видеть этого человека мёртвым, а потому я решил вникнуть в его проблему более подробно. Для этого я подошёл ближе к Аннет и скинул с неё покрывало. Она не отреагировала, так что пришлось провести беглый осмотр ауры. Со здоровьем у неё было практически всё в порядке. Проблему составлял разум, не желающий воспринимать реальность. И сделав вывод об этом, я, пододвинув один из табуретов в комнате максимально близко к её постели, сел на него и хладнокровно сказал: