Герой из героев. Дело привычки (СИ) - "Элтэнно" - Страница 34

Я развернулся и ушёл, не желая слушать вновь услышанную на днях лекцию о женском организме.

Меня всегда манили знания. Обитель была наилучшим местом для их получения. Но каждый новый день здесь после Юдоли превращался для меня в одну и ту же бесконечную пытку! Потому что желание познать все тайны мироздания затмевал собой один единственный вопрос. Вопрос, действительно терзающий.

Что стало совершено не так?

Что?!

Отставив в сторону лампу с мерцающим в ней магическим огоньком, да сев на кровать, я прикрыл глаза и в стотысячный раз вернулся к событиям ушедших дней.

…Я удивлялся сам себе. Мне было плохо от того, что Эветта словно превратилась в тень самой себя. Я хотел сделать хоть что-то, чтобы к ней вернулась радость, но ни сладости, ни мои похвалы, когда она помогала мне с окончательным анализом результатов, ничего не изменили. Она предпочитала сидеть в своей комнате в одиночестве. Изредка ещё кашеварила на кухне, но порог входной двери не переступала и в основном хранила молчание. Мастер Гастон тоже пребывал в мрачном настроении. С тех самых пор, как я рассказал ему о нашем предстоящем отъезде, улыбки на его лице не возникало. Он сделал пару очередных попыток уговорить меня пойти к нему в подмастерья, но на этом и остановился. Так что, выехав из города на Матильде, я даже вздохнул свободнее. Уж слишком больной стала атмосфера в доме.

Путь предстоял неблизкий. В прошлый раз у нас имелся проводник и лошадь на каждого. Теперь мы ехали вдвоём на одной кобылке. Но вряд ли животному было тяжело. За три месяца мы, хоть и основательно отъелись, но всё ещё оставались худыми и стройными.

В деревнях, где доводилось останавливаться на пути в Юдоль, приходилось ночевать уже не в отдельной избе, как было при мэтре Алхимике, а на лавках в горнице. В одном таком жилье, состоящем из единственной комнаты, расположилось аж десять человек. И один из них отвратительно храпел. Так что, когда мы добрались до постоялого двора в селении Черницы, знаменующим, что до места назначения оставалась всего треть перегона, я был в восторге от того, что достиг цивилизации. Трактирщик, правда, сначала не принял нас всерьёз, полагая, что у столь измученных детей денег быть не должно, но я с лихвой расплатился. Оставлять при себе заработанное у мастера Гастона смысла уже не имело. В Обители неофитам не требовалось ничего такого. Так что мы заказали не только всевозможные вкусности на ужин, но и огромные покои с большущей кроватью. Можно было остановиться и в разных комнатах, однако мы заранее пришли к выводу, что так станет безопаснее. Да оно и привычнее было.

— Ничего себе, Арьнен! — прыгая на исключительно редком пружинном матрасе, радостно воскликнула Эветта. Она давно уже не выглядела столь живой и прежней. — Так мягко!

— Да?

Я попробовал присоединиться, но у меня быстро закружилась голова. Эветта тоже уже раскраснелась и тяжело дышала, а потому мы спокойно сели рядом друг с другом. Через открытое окно были видны первые звёзды, и задувал свежий ветер. Совсем не такой как в городе.

— Завтра всё изменится, да? — с некой грустью произнесла она.

— Нет. Станет прежним.

— Прежним, — повторила Эветта, ощутимо мрачнея. — Это как похоронить себя заживо. Добровольно.

— Ты произносишь чрезмерно эмоциональные слова! — рассердился я. — Да и сама же пришла к выводу, что тебе место именно в Обители.

— О, Арьнен! — весело произнеся моё прозвище, подруга провела пальцами по моим волосам, и хихикнула. Но последующую фразу произнесла очень серьёзно. — Просто я трусиха. И боюсь жить.

— Мне тоже страшно жить. Теперь я знаю, что в любой подворотне может поджидать грабитель, а булочница зачастую продаёт несвежие пирожки, из-за которых болит и крутит живот.

— Вот за это я тебя и обожаю, — улыбнулась она мне.

— За что? У меня много талантов, но сейчас я ничего такого не сказал и не сделал.

— За то, что ты такой, как есть. И лучший друг у меня вряд ли будет.

Внезапно по щеке Эветты стекла слеза.

— Что-то не так?

— Я просто поняла. Просто кое-что поняла.

— Что именно? Ты сегодня как-то невнятно свои мысли выражаешь.

Резкий порыв ветра потушил часть свечей, и в комнате воцарился полумрак. Свет оставшихся огней заиграл в глазах Эветты. Я так и не понял, как она коснулась моих губ поцелуем. Однако по всему телу сразу прошла волна тепла, требующая прижать девушку к себе как можно крепче.

Но я, цыплёнок, боялся.

— Арьнен. Ты бы смог полюбить меня, Арьнен? — прошептала она.

Вопрос поставил меня в тупик. Я ведь никогда не испытывал любви. И даже не думал над тем, что означает испытывать любовь!

— Я… Я… Я не знаю.

— Тогда сделай вид, что это так. Не отталкивай меня сегодня. Пожалуйста!

О чём она? Мне и не хотелось её отталкивать! Ведь если она уйдёт, то с кем я останусь?! Что со мною станется?!

От страха такого сильного, какого мне ещё никогда не доводилось испытывать, я крепко взял её в ладони свои. Казалось, что вот-вот и мучающее меня предчувствие осуществится! Что Эветта растает в воздухе, и я потеряю навсегда и её, и вместе с ней самого себя! Но она только довольно вздохнула и снова коснулась меня губами. Поцелуй принёс очень странные ощущения. Их можно было сравнить разве что с достижением цели исследования, на которую стал затрачен не один десяток лет. Подобного трепетного волнения и восторга я никак не ожидал. Тем более что отчётливо осознавал причину его возникновения. Столь простую. Столь незначимую… Эветта желала всегда оставаться со мной также, как и я с ней.

Мы должны быть вместе. И мы будем! Потому что без неё уже нет меня!

Каждая деталь той ночи навсегда осталась в моей памяти. Как не хотели расстёгиваться пуговицы, с каким шелестом падала одежда на пол, как догорели все свечи, как звёзды освещали изгибы тел, как сложно было сдержать стон, как… как мы сплелись столь тесно, что стали тем, кем и должны были быть — единым целым.

В ту ночь мы не сомкнули глаз. Дав себе немного отдыха, каждый из нас продолжал ласки. Казалось, было не утолить этот голод желания обладать друг другом. Но начавшийся рассвет заставил проснуться и иные мысли.

— Ой… Это… Это я? — вдруг спросила Эветта.

— Что?

— Это же кровь, Арьнен.

Я приподнялся и внимательно осмотрел простыню. Затем подошёл к одной из погасшей из-за ветра свечей, зажёг её прикосновением и, посветив на кровать, заключил:

— Уйма крови.

— У меня, наверное, цикл сбился… Что теперь будет?

— Подожди следующего месяца. Нужно иметь хоть какие-то данные для прогноза. Начнётся ли кровотечение по прежнему графику или…

— Арьнен! Я имею ввиду, что нам с этим беспорядком делать?! Тут же всё теперь измазано. И постель, и ковёр, и пол!

К сожалению, моё предложение подпалить таверну Эветта отвергла. Так что мы соорудили из каминного крюка и простыни простенькое приспособление, позволившее подцепить удачно забытое кем-то во дворе ведро с водой, и тихо хохоча, принялись намывать комнату. На мой взгляд, по итогу там стало даже чище, чем до нашего прибытия. Однако, так как кровь всё же не оттёрлась от всего, как хотелось, уехали мы очень быстро. Матильда бодро несла нас вперёд, и мне было до безумия приятно обнимать за талию, сидящую впереди меня, развеселившуюся Эветту… И больше. Не знаю, именно ли такое состояние называют люди любовью, но я был по-настоящему счастлив. Как никогда в жизни!

…Так вот вопрос. Что же тогда было сделано не так?

…Почему она оставила меня?

— Арьнен, ты здесь?

Я не ожидал прихода Эветты. И уже не знал, был ли ей рад.