Лгунья (СИ) - Гичко Екатерина - Страница 22

— Запретил, — буркнул Трибан. — Для всех был запрет, но по пьяни язык за зубами держать сложно. Думаю, это Одаш, так как по городу ходит слух, что украли камень Обана, комплект из двух лобайских браслетов и ожерелье Сашелии. Это всё, что смог опознать Одаш тогда. Самые известные в народе украшения. Про оставшиеся три предмета знают только у нас, в сыске.

— Ограничьте допуск к информации по этому делу, — распорядился Ранхаш.

— Вы думаете, кто-то из наших… — вскипел было Трибан, но умолк. Чего таить, он и сам об этом подумывал. — Мне отрядить вам в помощь кого-то определённого?

— Мне понадобитесь вы сами и кто-нибудь ещё. Желательно кто-то, кто занимается этим делом меньше всех остальных.

— Да мы уже все по уши в нём! — проворчал Трибан. — Могу посоветовать только Варлая. Он меньше нас возился с этим делом, но исключительно потому, что пришёл в сыск лишь полгода назад. Правда, он олух и оболтус.

— Замечательно, — данетий не сразу понял, что одобрение харена Варлай заслужил сроком службы, а не данной характеристикой.

— Может быть, ещё вашего брата…

— Нет, — тихо, но решительно отказал Ранхаш.

В комнате повисло гнетущее молчание. Данетий осторожно посмотрел на лекаря, словно ожидая от него подсказки. Тот лишь весело поморщился.

— Можете привлечь к этому делу Шидая, — милостиво разрешил харен.

— Что?! — обалдел тот. — Я лекарь, а не следователь!

— У него богатый опыт, — Ранхаш будто бы его и не слышал.

Данетий Трибан окинул возмущённого лекаря придирчивым взглядом и кивнул.

— Господин! — Шидай уставился на Ранхаша, но в этот момент внизу раздался страшный грохот.

Мужчины замерли, напряжённо прислушиваясь. Сквозь пол доносились ругань, возмущённые вопли Варлая и чей-то непринуждённый смех. Шум переместился на лестницу, и через полминуты дверь в кабинет харена с шумом распахнулась. Внутрь кубарем влетел щуплый бородатый мужичонка в облезлом тулупе. Следом за ним вошёл ухмыляющийся Викан в распахнутой чуть ли не до пояса рубахе и небрежно наброшенном на плечи плаще. От оборотня сильно разило вином, а на уголке губ запеклась кровь. Щека же уже начала наливаться синевой.

— Вот он! — победоносно заявил Викан.

— Куда ты его притащил?! — рявкнул данетий. — Живо в допросную!

Викан хмыкнул и, подхватив ошалевшего мужичонку за воротник, поволок прочь из комнаты.

Данетий сообразил, что наорал на брата харена, и взглянул на начальника с мрачным предчувствием. Тот, впрочем, недовольным не выглядел.

— Что за дело вы ему поручили? — поинтересовался Ранхаш.

— Да ничего серьёзного, — отмахнулся данетий. — Шелупонь одну выискать. Повадился пьяных обирать.

— Ясно, — качнул головой Ранхаш. — Дайте Викану что-нибудь посерьёзнее, пока он не спился.

Трибан смущённо кашлянул и сделал зарубку на памяти: не забыть намылить шею новичку за возлияния в рабочее время.

— Вы можете идти, — отпустил его Ранхаш.

Только дверь за данетием закрылась, как улыбка сошла с лица Шидая и он мрачно посмотрел на своего господина.

— Учти, если надеешься отвлечь меня расследованием, то зря.

Ранхаш ничего не ответил. Он опять начал делать вид, будто бы лекаря не существовало. Порывшись в бумагах, харен извлёк один лист и вчитался в содержимое.

Камень Обана

Комплект из двух лобайских браслетов

Ожерелье Сашелии

Перекрестный кулон Хведа

Колье из розового кварца магианы Овеи

Кольцо Дамма

Камень Обана был подчёркнут как наиболее важная из украденных вещей.

Ранхаш подумал и очертил ногтем ещё один предмет из списка.

[1] Тифрити — сероватые кристаллы неровной формы размером с кулак. Они запрещены законом, сложны в изготовлении и стоят баснословных денег. Кристаллы отражают только то, что было в момент их активации, скрывая, впрочем, того, кто их активировал. При этом они не заглушают звуки. Пример действия: в момент активации был цел пол. После активации пол разобрали, но все, кто заходит в коридор, видят целый пол.

Покинуть болота Майяри решилась только на пятый день после получения послания от Ранхаша Вотого. Нет, первым её побуждением было уйти немедленно. Она только-только решила, что будет делать со своей жизнью дальше, только начала строить планы, а тут это письмо. Появилось ощущение, будто бы враг её уже нашёл, окружил и теперь шлёт издевательские послания, ленясь захватывать её силой. В панике девушка едва не схватила первые попавшиеся вещи и не бросилась искать брешь в окружении.

Успокоиться удалось с большим трудом. Обхватив себя дрожащими руками за плечи, Майяри просидела в этой позе до позднего вечера, пока к ней не постучался Бешка, решивший вытащить её в деревню на какой-то местный праздник. Копчёным мясом от него пахло так, словно он специально стоял над коптильней, чтобы запах уж наверняка выманил нелюдимую лекарку. Увидев его, Майяри неожиданно выпалила:

— Мне уходить нужно.

— Надолгось? — деловито уточнил Бешка.

Девушка сглотнула.

— Насовсем.

Мужик озадаченно почесал голову, а затем и бороду.

— Ежели так, то попрощеваться со всеми надо, — наконец пришёл он к выводу.

Решение оказалось замечательным во всех смыслах.

Узнав об отъезде, бабы заохали и начали собирать вещи. Мужики уточнили, не нужно ли чего, и пообещали вывести с болот в обход всех разбойных лёжек. Тех с последней облавы осталось очень мало, но разрастались они быстро.

Все эти хлопоты отвлекли Майяри от её панических мыслей. Мирная суета напомнила ей время, когда они, школьники, собирались на практику по окончании учебного года. В общежитии царил весёлый гвалт, раздавались хохот и возмущённые вопли, в коридорах громоздились вещи.

В её сенях тоже громоздилась гора вещей, и унести она могла только треть из них. Остальное уж никак, она же не на лошади. Пришлось выбирать только самое необходимое.

Но, несмотря на лёгкость, с которой её отпустили местные жители, расставание для Майяри прошло тяжело. Впервые в жизни она так сильно не хотела покидать нажитое место. Она никогда не привязывалась. Не позволяла себе этого. И не хотела. Одной, без корней, проще. Но она умудрилась успеть пустить бледные тонкие корешки в этой болотной почве. Рвать их было страшно и жалко.

Пришлось напоминать себе о Ранхаше Вотом. Но он и сам о себе напоминал. За пять дней он написал ещё два послания. Последнее, пришедшее на пятый день, Майяри даже разозлило.

«Госпожа Амайярѝда, я знаю, что вы читаете мои письма. Ответьте. Не стоит усугублять своё положение. Рано или поздно мы всё равно встретимся, это неизбежно. Вы уже обречены».

Послание пришло утром, и Майяри, перечитывая его снова и снова, едва сдержалась от того, чтобы не смять письмо. Хотя зачем сдерживаться? Этот клочок бумаги больше не несёт в себе что-то хорошее, не связывает её с чем-то приятным. Скорее даже наоборот. И всё же какая удивительная самоуверенность! «Вы уже обречены…».

— Да я обречена с самого рождения! — в сердцах процедила девушка и порывисто свернула свиток.

— Майяри! — громыхнул снаружи Бешка.

Майяри испуганно вздрогнула, но, опомнившись, подхватила мешок и бросилась на выход.

На улице её ждали Тошкан и Бешка. Оба добродушно улыбались, отчего Майяри стало совсем тошно.

— Чаво это у тебя с лицом? — дружески подначил её Тошкан. — Не иначе реветь решила? Ну будет тебе!

Майяри всё же позорно шмыгнула носом, и Бешка, смущённо кашлянув, приобнял её за плечи.

— Да чего уж там, — промямлил он. — Если Всеблагим будет угодно, свидимся ищо. Пошли, пока окончательно не стемнело.

Уже вечерело, и Гава-Ыйский лес медленно наливался огнями. Майяри отстранилась и первой направилась в сторону Каменного Порога.

Они никуда не торопились. Мужчины громко разглагольствовали и посмеивались, Майяри молчала и улыбалась. Беседа сперва казалась натянутой, но после Каменного Порога оживилась и потекла более непринуждённо. Бешка и Тошкан обсуждали, где почва уже достаточно плотна, чтобы выдержать саженец бахвинного дерева, вспоминали, все ли делянки убраны, а то замёрзнет нежная трава; в одном месте и вовсе остановились, горячо споря, стоит ли рубить паразита у бахвина Мешски или пусть ещё подрастёт. Майяри их не подгоняла и терпеливо ждала. Она не торопилась. А когда путь их пришёл к концу, замялась.