Отрочество (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 22

Замахав руками, Санька выскочил на улицу, фыркая от сдерживаемого смеха.

Из патентного бюро вернулся ближе к вечеру, вымотанный чуть не наизнанку.

— Дядя Гиляй до Косты пошёл, — ответил я на немой вопрос Саньки, — собрались… куда-то. Официально — на ночной лов рыбы.

— Зная этих двух, — тихонько отозвался не спавший Мишка, — это может как обычная рыбная ловля, так и взятие на абордаж сторожевого судна османского флота.

Санька захихикал, потом поперхнулся и задумался, нахмурив лоб.

— Да ну, абордаж… — нерешительно протянул он, — хотя…

— Ре… — засмеялся я, не в силах выдавить слова, — репутация! А?!

Отсмеялись, и я начал делиться впечатлениями.

— Жуть! Сижу там, и понимаю, што ничево не понимаю!

— Мине вопрос задают…

«— Будете заказывать патентный поиск?»

… а на это глазами только лупаю.

— А это… — начал Мишка.

— Проверяют по базам в России и в других странах, нет ли уже где такого же или похожего патента, — поясняю ему.

— О!

— Ага! Потом разъясняют, знамо дело, но в речи ихней половину разъяснений разъяснять приходится. Термины, ети их мать, профессиональные. Потом снова…

«— Выберете процедуру патентования»

— … да пояснять начинают, какие они бывают, а там тоже нюансы. Заявку на изобретение составлять, формулу изобретения.

— А это как?! — удивился Санька, — Там чертежи, как их в формулы перевести?

— Оказывается, можно. Ну то есть, это только называется формулами, так-то они не вполне математические! Помогают вникать и составлять, да вообще помогают, ничего плохого не скажу. Но пока вникнешь, ажно мозги через уши вытечь норовят.

Ёсик на проведать зашёл. Важный такой, при костюме потеет, да при часах из дутого цыганского золота.

— Шалом! — и такой весь, будто чуточку свысока. Снизошёл, значица.

— Иосиф! — и руку Мишке. Пожали, потом за здоровье разговор, немножечко за Одессу, и к мине.

— Я, — говорит, — зла на тибе не держу. Умный человек без ограничивающих его цепей может достигнуть гораздо большего.

Говорит, и говорит… глупости ведь с банальностями пополам, но вид такой важный, будто не иначе как Моисей с горы Синайской вещает. Тросточку напоказ, с рукояткой в виде голой изогнувшейся женщины, да то часы потеребит, то брелочки. Перстенёк аляповатый, восточного типа, в глаза тычет. Успех!

Наконец ушёл, да важно так — живот вперёд, носки в стороны, тросточкой поигрывает. Такой весь, што не сразу и поймёшь — то ли мелкий купи-продай и панамщик, то ли всё это сразу, да немножечко дешёвый сутенёр. По-совместительству.

Только переглянулись мы с Санькой ошарашено. Нормальный ведь мальчишка был! Куда што делось?

Ребята потом знакомые, молдаванские. Не так штобы и друзья, но вполне себе приятели.

— Шалом, — и на Мишку косятся. Знакомы уже, так чшто ручкаться и зряшно тревожить не лезут, — вы таки в футбол как?

Я дёрнулся было, да на Мишку виновато кошусь.

— Иди, — и рукой машет, — у меня теперь завидок нет, сам через пару месяцев мяч буду гонять.

— В другой раз! — я решительно сел.

— Иди! Оба идите, — и улыбается, да искренне так, — я сейчас всё равно спать хочу.

— А если, — перебил он ещё не начавшееся возражение, — беспокоитесь за меня, то пусть Фира спустится. У неё сейчас по графику занятия, так с книжкой можно и здесь посидеть. Без мелких даже спокойней.

— Ну…

— Всё, всё, ступайте!

До-олго играли, чуть не до затемна! В Дюковском парке у нас уже местечко есть, вроде как и наше. Не гоняют! Даже и зрители бывают, и подчас немало.

Солидные такие господа. Стоят, болеют! Орут иногда што-то подбадривающие. Такие все знатоки, а сами…

— Ты што остановился-то, — вернулся за мной Санька.

— Да так, думаю… думаю — несправедливо, што меценаты есть только у людей искусства. Спорт — в массы!

— Шустрый какой, — Дмитрий Фёдорович отодвинул донесение агента из окружения Голядевой, — и здесь успел отметиться? Даже любопытно… а впрочем, нет! Решила Анна Ивановна найти мальчишку, так ей и карты в руки. Можно даже и поспособствовать.

Трепов потянулся было за ручкой, завизировать, но нависнув над бумагами, задумался, и решительно отложил её в сторону. Отточенный ум царедворца, привыкший к интригам, перебирал варианты, подыскивая наиболее оптимальный. Безопасный для него лично.

— Никаких бумаг! — негромко пропел он на манер арии, и встал, потянувшись всем своим сильным телом, — Никаких следов!

Решив в самое ближайшее время выразить своё благорасположение почтенной вдове сотрудника МВД, московский обер-полицмейстер обрёл самое благодушное настроение. Справится!

Анна Ивановна опытный… хм, сотрудник, пусть и негласный. Благорасположение обер-полицмейстера, да собственные связи? Достаточный ресурс для человека с её-то опытом. Найдёт.

Натура она увлекающаяся, может и увлечься. И пожалуй, это было бы к лучшему.

— Футбол? — фыркнув пренебрежительно, Абрам Моисеевич тронул меня было за плечо, выставляя из лавки, но тут же остановился, — Погоди-ка…

Он близоруко наклонился ко мне, обдав запахами чеснока, нафталина и больных зубов.

— Шо ж вы морочите мине то место, где спина переходит в жопу! — возмутился он, — Сразу надо было говорить не ваше замечательное имя, но и чей вы кого! Футбол, говорите? А в чём таки моя выгода, помимо траты родных денег на неродных детей?

И за плечо мине, да в лавку, где вкусно пахнет всякими восточными специями, да табуреточку под зад, махнув рукой то ли приказчику, то ли родственнику, показав на забредшего по утру покупателя.

— Реклама! — подымаю я палец, — Ви таки не спортсмэн, и это сразу видно по вашим мужественно сутулым плечам. И когда мы играем в Дюковском парке, вокруг тоже ни разу не спортсмены сморят, разве что сильно давно и очень неправда, и в основном по переписке. Но смотрят!

— Смотрят как смотрят, или смотрят как много? — и голову на бок, как учёный ворон. Такой же носатый, да глаза в круглых очёчках совершенно птичьи.

— Смотрят как толпа на рынке! И чтоб ви понимали, всё это не оборванцы от безделья, а почтенная и полупочтенная гуляющая публика из тех, у кого в карманах есть мал-мала уважения окружающих.

— Роза! — истошно заорал он куда-то в глубины лавки, — Поставь чаю и собери на стол нам с молодым человеком! Как для своего, а не как для так!

— И шо я таки смогу поиметь для сибе лично? — поинтересовался он осторожно, самолично наливая мине почти крепкого чая в комнатке на заду лавки.

— Абрам Моисеевич! — я ажно руками всплеснул, удивляясь напоказ такой странности, — Ну шо вы как неродной! Тётя Песя говорила таки за вашу сообразительность с большим уважениям, а тут как будто подменили вас на не вас! Поиметь ви сможете так много, насколько вложитесь! Вы мине понимаете?

— Представьте! — перебил я торговца, распушившего было полуседую бороду для большого спора, поведя рукой перед его лицом, — Воскресный летний день, много праздной небедной публике в парке, и спешащей притом не просто куда ведут ноги и скука, а на футбольный матч. Первый в истории не только Одессы, но и таки России! Ви улавливаете суть с солью? Или мине таки ещё и поперчить?

Абрам Моисеевич уловил, шо вложиться придётся, а не как всегда, и схватился за пейсы.

— Пресса! — надавил я, — И огороженное поле…

— Билеты? — перебил он, загоревшись глазами.

— Фу таким быть! Абрам Моисеевич, я скажу Пессе Израилевне, шо с возрастом вы впали куда-то! Зачем билеты! Напротив — бесплатно, совершенно бесплатно! Для них. А для вас таки нет, и совсем даже наоборот.

— Но! — перед горбатым носом с внушительной бородавкой замаячил мой палец с обгрызанным от вчерашней нервности ногтем, — поле ограждено, и не заборчиком, а колышками с верёвочками, шоб публика не лезла туда помогать попинать мячик. А на колышках — афиши, ну или транспаранты, да с именами меценатов. Кто скока даст, понимаете? Отсюда и размер!