Город (СИ) - Белянин Глеб - Страница 1

Паб

Температура 10° по Цельсию

…Ему вручили скрипку и, взяв её в свои огрубевшие от работы в шахте руки, он начал примерять её к себе, проверил смычок. В недавно построенном и открытом пабе царил дух гари, самогона, некачественного табака и пара. Павел оглядел собравшихся перед ним людей: уставшие, замёрзшие, истощённые тяжёлым ежедневным трудом, но с надеждой в глазах. С ожиданием чуда. Верой в то, что все труды не напрасны и они выживут, обгонят смерть, что несётся верхом на буре.

Многие приходят в паб просто выпить, забыться от реального мира в опьянении. Кто-то ходит сюда встретиться и поболтать. А кому-то просто некуда идти, потому что им не хватает жилья. Недавно Палпалыч со своими ребятами соорудили бильярдный стол, который ни на секунду не простаивает и ночью. В пабе даже начали вести очередь, чтобы поиграть в него. Капитан, кстати, тоже в ней стоит и далеко не первым. Шестьдесят седьмым. И всё-таки Капитан принял верное решение, построив это место — оно привнесло в наш жестокий, настоящий мир немного того тепла ностальгии по-старому, в котором все было так просто.

Подстроив под себя тонкий инструмент Паша начал играть. В гуле, что стоит в баре, раздался еле слышимый звук скрипки. Он разливался не спеша, наполняя помещение новым, неестественным для нового промерзшего мира звуком. С первых мгновений никто не обращал на игру внимания, то ли приняв это за скрип поршней в паровой машине, то ли просто увлекшись алкоголем и компанией знакомых. Но с каждой секундой в пабе становилось тише: стихали разговоры, люди остановили игру в бильярд, пьяные отвлеклись от выпивки, бармен перестал разливать самогон. Все внимание было приковано к молодому парню с обветренным лицом и сажей на руках. И буквально через полминуты не было слышно ничего, кроме звука скрипки.

Он играл с закрытыми глазами, полностью отдав себя игре. Пальцы бегали по струнам, смычок продолжал его руку и издаваемый звук перенес его домой. К родителям и девушке, которую он когда-то, кажется так давно, любил. Воспоминания согревали его намного сильнее, чем жар Генератора согревает Город.

Если бы Павел открыл глаза, то увидел бы толпу людей, которые буквально пожирали его глазами. И молчали. Никто даже не кашлял. Всем своим естеством они впитывали музыку. Кто-то взялся за руки, некоторые обнимались. Многие женщины и мужчины просто плакали, не сумев сдержать эмоций. Мелодия нарастала, становилась напряжённой. Звук был слышен вне здания, и люди, услышав его, вставали, раскрыв рты от удивления, прекращали работать.

Проходивший мимо Капитан, услышав этот удивительный звук, забыл о всех своих заботах, встал рядом со своими людьми в пабе и слушал.

Павел закончил мелодию. Перестал играть. Вокруг стояла мертвая тишина. Открыв глаза, он увидел перед собой всех этих людей и в растерянности слегка поклонился.

Капитан начал хлопать. Его овации подхватили все остальные. На улицы пустынного города рекой вылились аплодисменты.

Аплодисменты, которые его встречали на выступлении в Москве и рядом не стояли по сравнению с тем, как ему аплодировали в Городе.

* * *

Взобравшись на последний ледяной уступ, он хотел было утереть зудящий нос, но тяжёлый мясистый шарф помешал ему. Шерстистая ткань была плотно обёрнута вокруг нижней и верхней части лица. Её концы уходили внутрь, под обременяющую движения куртку.

Резкий морозный воздух пробивался сквозь эту защиту. Резал нос изнутри.

Мужчина обошёлся обычной поправкой шарфа. Уже в который раз.

Он стоял, тяжело дышал, переводил обледеневший дух.

Ветер, комьями мчащийся навстречу путнику, всё норовил сбросить нежданного гостя с вершины. Тот не отступал. Крепко схватился за крюк, воткнутый в ледяной уступ.

Глаза, словно две пылинки, выцеживали местность. Наблюдали.

Что здесь можно наблюдать? Бесконечные пустоши, под которыми подгребена цивилизация. Та цивилизация, которая была у людей раньше: прогресс впереди всего, мысль превыше всего, человек — не животное, человек — это человек, бороздящий и исполосовавший целые леса и моря. Человек, который норовит сунуться в каждую щель.

Люди, вопреки распространённому мнению, не изменились. Изменились щели, которые теперь интересуют людей.

Норовистые девки в борделе смогли бы это объяснить.

Цивилизация теперь у нас другая. Даже топливо для наших машин другое.

Очередной комок ветра, будто заблудившаяся муха, только в десять раз больше, неприятно врезался в лицо. Долго тут не простоишь. Слишком ветрено. Нужно спускаться.

Мужчина рванул с плеча вещмешок. Опустил его у небольшого пригорка, дабы хоть как-то спастись от ветра, и сам сел рядышком. Каждое движение давалось с трудом. Под тяжеленной курткой-шерстянкой(замена дорогостоящему пуховику и неэффективному пальто) несколько слоёв походной одежды, несколько слоёв термобелья. Пошарил в пожитках задубевшими из-за толстых перчаток пальцами, наконец-таки выцедил оттуда нужное. Сухой потрескавшийся пергамент еле развернулся, сулил задрожать всем телом и окоченеть на морозе.

Где здесь охотничьи угодья? Где корабельная застава? Куда идти, чтобы добраться до Города?

Знал ведь Алексеич, что не разберётся он с картой. Что его как маленького за ручку водить нужно. Заплутает в этих снегах без старшей помощи.

Всё равно его отправил к реке. Еле нашёл реку эту. Не нашёл бы — дураком был бы. Нашёл, проведал перевалочный пункт, расспросил подробно куда и как идти. Всё бестолку.

Знал, когда выходил оттуда, что возможно для него это и не перевалочный пункт был уже вовсе, а конечная. Знал, а поделать уже нечего было. Так каждый раз из Города выходишь и в никуда.

Теперь только тыкаться, как потерявшийся щенок, и всё равно шансов ноль.

Пустоши бушевали, дребезжали всем своим телом словно пробудившийся не по своей воле ребёнок. Мужчина, взобравшийся на одну из заснеженных вершин, чтобы наметить себе дальнейший путь, еле-еле держался на этой вершине. Обдуваемый со всех сторон пытался разглядеть хоть что-нибудь.

Нет, не ноль. В Городе дочка. Если сдаться, могут отправить под каблук. Сдаваться нельзя. Нельзя сдаваться. Всё получится. Получится, говорю!

Где там застава? Хотя бы назад вернуться и до неё успеть дойти…

Так, что тут у нас. Крестики, нолики, пунктиром… угу… так… а если… а может вот это…?

Очередной ветряной комок сбил пригорок пушистого снега, хлестанул его по глазам-пылинкам, карта вылетела из рук и тут же испарилась в лоснящейся метели.

Мужчина схватился за крюк, торчащий из-за пояса, ударил в воздух как-то нелепо и натужно. Ещё раз. Ещё.

Из глаз бы брызнули слёзы, если б только они могли успеть брызнуть, а не замерзнуть на ресницах.

Так тебе! Так тебе! Будешь знать! Будешь знать, паскуда. Давай, дави, дави, а я не сдамся. Не сдамся сказал! Сам дорогу найду!

Пустоши услышали его зов. Услышали его вызов. Задребезжал каменистый снег под ногами, раскололся на сотни кусков. Расступилась белая плоть, проглотила внутрь себя сначала вещмешок, погребла под себя полуразвалившийся пригорок, а после и человека, осмелившегося бросить ей вызов.

* * *

— Слышал, че?

— Че?

— А Павлика то на двойное питание посадили. На усиленный паёк.

— Чего? Не понял. Это за какие такие заслуги? — Последнее слово он брезгливо растянул по слогам, особое внимание уделив букве С.

— Да вот, — он воровато оглянулся, затем жадно двинул чашку дальше по раздаточному столу. Совсем немного. Продвинуться сильнее очередь не позволяла. Его собеседник последовал его примеру. Мужчина продолжил. — Да вот, лично Капитан назначил. Говорит, мол, нечего нам забывать о высоком. Об искусстве. Нужно держаться не только за жизнь, но и за душу, мол, свою. Хах, так и сказал, слышь? Ну, придумал это, конечно, не он. Я так думаю. Снова Фёдора Абросимовича посетило вдохновение.