Город (СИ) - Белянин Глеб - Страница 30

Это был Эмиель, второй человек в лагере. Но где был первый?

— Что ты тут устроил? — Строго спросил дед Парфений.

— Он пытался нас убить, наставил на нас ружьё! — Прокричал мальчик, один из жителей убежища.

— Так что ты тут устроил? Где Родион? — Старик направил на него ружейное дуло.

— С таким же успехом можешь стрелять из пальца, старик, оружие не заряжено, — гордо объявил Эмиль.

— Хах, этим приёмом ты можешь попытаться провести кого угодно, но только не меня. Давай, выкладывай, — потребовал старик, тыкнув ружьём ему в щёку.

— Вы меня не так поняли. Родион поднял меня некоторое время назад, сказал выйти с ним, а после…

— Да что мы его слушаем! — Прокричал один из парней. — Надо кончать его! Этот ублюдок угрожал моей матери!

Люди завизжали, требуя возмездия. Кто-то предлагал отрубить ему пальцы, кто-то предлагал отрезать язык или живьём зажарить его на костре. Так или иначе, все пытки сводились к отсечению какой-либо части тела и приготовлении её на медленном огне.

Сошлись на том, чтобы связать ему рот, руки, ноги. И бросить его в дальний угол. Была ещё инициатива окунуть его головой в туалет, из которого недавно прибыл дед Парфений, но и от этой инициативы отказались.

Преимущественно потому, что болтливый старик всё время вступался за него.

Люди разделились на группы и пошли искать Родиона, чтобы самим понять, что произошло. Долго искать его не пришлось, экспедиция была свёрнута почти не начавшись. Истекающий кровью труп бывшего соратника Эмиеля лежал за ближайшим холмом. Его пальцы скривились в предсмертной агонии, было ясно, у него что-то вырвали из рук, а глаза были раскрыты и безжизненно смотрели на то место, где некоторое время назад вставало солнце. Сейчас желтый надутый шарик поднялся чуть выше. Эмиль лишь надел его одежду, чтобы если кто-то и проснулся от его выстрела, например, те, кто поддержал инициативу Родиона, то они хотя бы не сразу поняли что к чему.

Эмиль не учёл только одного. Старика, который захочет справить нужду в неподходящий момент. А также девушку, которой он доверял до сегодняшнего дня, и то, что она перейдёт не на его сторону, а на сторону общины. Кричать, звать на помощь или срывать путы с зубов или рук Эмиль не пытался. Первое было бесполезно, второе и вовсе могло навредить. Весь лагерь скорбил по Родиону, по человеку, который был вождём племени, по человеку, которому каждый в лагере в той или иной степени был обязан жизнью. Делали они это с таким упорством и с таким напором, что у самого Эмиеля случайно покатились слёзы. Он прокрутил в голове разговор с Родионом, своим бывшим напарником, несколько раз, столько, сколько успел прокрутить, пока люди не стали вымещать на нём свою злобу, и решил, что он мог хотя бы попытаться разубедить Родиона. Тот действительно сделал многое для убежища, все ценили его и его заслуги. Все, кроме Эмиеля, которому злость за любимую девушку застила глаза. К тому же, он не мог представить себя, сидящим у общего костра в окружении других «сильных» людей, которым дали право жить, жующих и перемалывающих зубами мясо своих «слабых» соратников.

Но надолго люди не стали задерживаться. Холод и голод уже давно побуждал их к движению, а обнаружившийся факт того, что у них закончились фальшфейеры, а значит был утерян единственный источник питания — проталина, и вовсе вогнал их в ужас.

Прошло пару десятков минут, собираться дольше им не было смысла, вещей и так почти не было. Взяли просто всё, что могли, даже бочку для обогрева лагеря. Пнули ещё пару раз Эмиля, да и покинули своё гнездо.

Девушка с каштановыми волосами оборачивалась несколько раз и грустно смотрела на него. Это она, позже, схваченная как беженка с остальными, будет визжать от боли, когда ей сломают руки.

Дед Парфений шёл последним, замыкал строй. Он остановился в проходе на несколько мгновений, в его руке скалился клыкастый нож.

— И что было потом?

— А потом суп с котом, дед Парфений подошел ко мне, присел, а потом как тыкнет мне ножом в живот, — Эмиль изобразил описанное им действие на себе и по актёрски изобразил эмоцию трагической смерти.

— А как же ты выжил? — Одной рукой оперевшись на колено, а другой рукой подпирая голову, спросил Пётр.

— А никак. Умер. Да ничего он меня не тыкал, шуткую я над тобой. А сам-то что думаешь? Что он сделал?

— Ну, судя по тому, что ты тут, наверное, снял с тебя верёвки. Так?

— Ага, как же. Я вот как раз в Тринадцатый сектор ради него и иду, такой хороший человек попался, грех не отблагодарить, — он провёл большим пальцем по шее.

— Ну ладно, что дальше то было? Колись.

— Ничего. Он хмыкнул и ушёл. То ли убить меня хотел, то ли освободить от страданий, а возможно и, действительно, освободить. Но ничего из того, что у него было на уме, я так и не увидел. Свалил дедок, вот и всё.

— А вместе с беженцами то, когда ты сам в Город явился, ты его видел?

— Видел, сидел там такой неприметный, сопли кровавые пускал.

— Так кто ж тебя освободил, если не он?

— Слушай, не перебивай.

В дверь постучались, бесцеремонно открыли и бросили в защёлку охрипшим голосом:

— Есть будете?

— Будем, — без промедлений отозвался Пётр. — Всё уже готово? Мы скоро подойдём.

— Готово. Вы наши гости, так что мы поделимся, — в коридоре послышались удаляющиеся шаги.

— Я вот не понимаю, — вопрошал Эмиль. — Они же тут ждут своей смерти, вроде как, сдались. Зачем живут? Еда откуда?

— Не знаю зачем живут. Одно дело жить, а другое выживать, это совершенно разные вещи. Да и в какой-бы жопе человек не был, ему всё равно хочется пожить столько, сколько ему будет отведено. А почему бы и, собственно, не жить, если есть возможность? Покончить с собой всегда успеешь, да и легко это как-то, даже слишком. Ничего интересного в самоубийстве нету, мне кажется. Любопытный человек поэтому никогда и не убьёт себя. А волков, наверное, мужик в балахоне настрелял.

— Из чего? Из пальца? Патроны у него есть, но ружьё то у меня.

— Мда-а, вопрос, — Пётр бросил жаждущий взгляд на огнестрельное оружие, приставленное к стенке.

— А ну-ка, подай его мне, — попросил Эмиль, протягивая к ружью руку.

Пётр поднялся со стула, взял ружьё и вручил его Эмилю. Тот упёр его прикладом в пол, целой рукой начал щупать и крутить.

— Вот это штука, — известил он соратника, сидящего на стуле, одобрительно протягивая последнее слово. — Полезная, блин, Щека мне много про неё рассказывал. Хочешь фокус покажу, который мне Щека показывал?

— Давай, — согласился Пётр.

Эмиль огляделся, взял веточку, которая лежала рядом, потянул затвор вниз, а после сунул веточку в образовавшуюся щель.

Он не отпускал затвор рукой, но тот щёлкнул с такой силой, что переломил веточку надвое, да так быстро, что глаз даже уловить не успел.

— Чего это с ним? Неисправное? — Поинтересовался Лавина.

— Ага, ещё чего. Неисправное, а стреляет как миленькое? Нет, не в этом дело. Раньше это ружьё называли Пальцеломкой, потому что оно при подаче патрона срывало с места штучку вот эту, а это штучка била по пальце. И била так, что ломала его в девяносто из ста случаев. Не замечал, что у нас все охотники с переломанными пальцами ходят? Так-то. Тут либо поддевать чем-то и вставлять, на что не всегда есть время, либо быстренько пальчиком хоп и всё. Правда, проблема есть, пальчика так и лишиться можно, — Эмиель отставил ружьё в сторону. — Надо будет патрон у того бродяги попросить, прежде чем в путь двигаться. Жаль, что мы чай выпили. Так бы было хоть что-то, что на обмен пихнуть можно.

— Мне кажется, нам пора к столу, — Пётр тихонько известил своего товарища.

— К столу? Да у них даже стола то и нету, наверное. Щас я дорасскажу что дальше было и пойдём.

* * *

Павел Скрипач выудил из кармана папиросу, чиркнул спичкой — язык пламени поцеловал свёрнутую на конце желтоватого оттенка бумагу, она разгорелась пуще спички, изо рта вышел клуб дыма. Павел не был заядлым курильщиком, не был и любителем. Просто сейчас он ощущал себя как самый маленький в мире человек, запертый в четырёх стенах, без права выбора или свободы действий. Даже план по спасению его родителей, а точнее наводка на Бориса в борделе, не была его идеей, её ему подкинул старик Фёдор Абросимов. Интересно, он напишет об этом в своей книжке?