По дороге могущества. Книга третья: Падение. Том II (СИ) - Нукланд Алан - Страница 61

— В четверть?!! — взвыл Магнус.

— А теперь в половину, — прищурившись, холодно процедил Аршер.

— Хорошо, хорошо! — вскинул руки толстяк. — В четверть так в четверть…

Когда торги завершились и Аршер покинул шатёр, хозяин подозвал вечно пахнущего алкоголем дрессировщика Капица.

— На полное восстановление эту крошку. Потом найди ей крепкую клетку и начинай обучать послушанию. Я хочу, чтобы со следующей недели она уже выступала с остальным зверьём. И Живодёра ко мне позови. Узнаем, что в тебе самого ценного и наладим продажу. — Магнус шагнул к клетке и нагнулся, с улыбкой рассматривая своё новое приобретение. — Древние храни магов да алхимиков, способных восстановить любой вырванный орган…

***

Тьма. Тьма, страх и ненависть заполонили собой всё моё естество, и моё сознание захлебнулось в них.

Ненавижу…

Сузившимися зрачками я обвожу взглядом смеющихся гуатов и их мелких выродков, безудержно хлопающих в ладоши и радостно вопящих. Они с ужасом и восхищением смотрят на меня, даже не подозревая, как сильно мне хочется броситься на них и разорвать в клочья…

Ненавижу…

Вновь клетка. Толстые, железные прутья решётки, которые не раскусить моим зубам, и деревянный пол. Когда-то давно я пыталась расцарапать его когтями, но внизу оказались всё те же прутья. Прошло много времени, прежде чем я, наконец, смирилась и прекратила попытки сбежать из этой тюрьмы, в камере которой едва хватает места, чтобы сделать несколько шагов…

Ненавижу!..

Мерзкие, раскрасневшиеся от усталости, удовольствия и дурно пахнущего пойла лица тех, кто называет меня своими хозяевами. Они вновь и вновь приходят ко мне с другими двуногими гуатами, пьют, скалятся в улыбках и звенят мешками, доверху наполненными сверкающими плоскими кругляшами. А потом их встречи всегда заканчиваются одним и тем же — болью. Ужасающей, нестерпимой болью. Они вырывают мне чешую, когти и зубы, кромсают плоть и изымают органы. Но эти звери не дают мне забыться в забвении или умереть. О, нет! Их шаманы поддерживают во мне жизнь, а после, когда истязания, наконец, заканчиваются, моё изуродованное тело бросают обратно в клетку и меня отпаивают вкусной водой, от которой восстанавливаются кости, вновь появляется мясо и органы, растёт новая чешуя, когти и зубы.

А потом круговорот страданий неизменно повторяется вновь…

Ненавижу всех в этом отвратительно жестоком мире!!!

Всех, кроме неё…

Я помню, как ноздрей впервые коснулся нежный, ореховый запах тела. Он чем-то напомнил аромат скорлупы и родной чешуи мамы, в которую впиталась свежесть зелёных гор. Глубоко вдохнув и задержав дыхание, я открыла глаза и увидела сидящую у своей клетки девочку. Сначала я напряглась и подумала было, что это гуатка, но, присмотревшись внимательнее, поняла, что это не так: хоть она и напоминала человеческое дитя, её глаза были подобны моим, с вертикальным зрачком, только песчаного цвета; кожа была серая, не как у гуатов, уши слегка заострены, тёмные волосы по плечи, а на лбу несколько небольших наростов, вроде маленьких рожек, как у ящеров, и покрытый крохотной серо-серебряной чешуёй хвостик. Одета она была в мятое, безрукавное платьице болотного цвета, больше похожее на рубище, которое было ей явно велико и смотрелось на худеньком теле как обвисший мешок.

Мы долго рассматривали друг друга, а потом она вдруг улыбнулась, оголив клыки, и сказала:

— Привет! Меня зовут Ралия, а тебя?

Мои зрачки расширились — она говорила на понятном мне языке! От изумления я даже не нашлась, что ответить, и лишь продолжала безмолвно смотреть на неё. Девочка же безбоязненно прильнула к решеткам клетки и посмотрела на гору нетронутой пищи у самого входа.

— А почему ты не ешь? У тебя что-то болит? Или здесь всё невкусное?

Я покосилась на полные деревянные миски. Не говорить же ей, что я решила ничего не есть, чтобы быстрее помереть? Хоть мне и пытались заливать в глотку воду и пищу, но я всё упорно выблёвывала, а когда они после кормёжки сразу скрутили мне пасть верёвками, едва не задохнулась — к своей великой радости — при попытке её выплюнуть. Гуаты сразу испугались и теперь лишь приносили мне еду и ждали, когда я сама начну питаться.

— Хотя мне тоже не нравится их еда, — продолжала говорить Ралия, усевшись на пол. — Совсем нет фруктов, а мясо слишком жёсткое. Но мне его хотя бы готовят, а тебе совсем сырое кидают. Думаю, оно точно вкуснее твоего. А знаешь — я тебе принесу маленько, сама попробуешь. Хорошо? Вдруг понравится.

— Вот ты где, лядское отродье!

Мы обе вздрогнули, услышав злобный крик Капица. Подвыпивший дрессировщик подошел к Ралии, схватил её за кольцо ошейника, плотно облегающего шею девочки, рывком поднял на ноги и поволок за собой.

— Я за тебя шоле репетировать номер буду? Учти, засранка, кто не работает, тот не ест! Ежели провалишься, взгрею тебя хлыстом и заморю голодом!

Просунув нос сквозь прутья решётки, я следила за ними до тех пор, пока они не скрылись из виду, после чего коснулась пальцами своего собственного ошейника.

Это что же получается, она такая же, как и я?..

***

На следующий день Ралия вернулась.

Держа в руках небольшую котомку из грязной ткани, она плюхнулась на пол перед клеткой и заулыбалась, тут же поморщившись от боли в левой щеке, на которой вспух от удара большой синяк.

— Привет! Прости пожалуйста, вчера больше не смогла к тебе прийти. Ты не подумай, я не забыла о тебе! — Воровато оглянувшись, она наклонилась поближе и прошептала. — Просто воняющий дядька Капиц совсем меня загонял, а потом перепил из своей баклажки, разорался и набил меня. Меня потом чем-то сладким напоили и я проспала всю-ю ночь. Но зато теперь почти ничего не болит! Вот, смотри — даже порез от кнута затянулся!

Она вытянула руку и показала длинный розовый рубец на левом предплечье.

— Ой, чуть не забыла! — словно бы опомнилась Ралия. — Я же тебе мяса запеченного принесла!

Девочка развернула котомку и взяла кусочек принесённой еды.

— На! — Она без единой капли страха протянула руку через решетку внутрь клетки, держа на раскрытой ладони тонкий пластик жилистого мяса. — Кушай. Запеченное оно вкуснее пережареного, как они тут обычно делают.

Замерев на несколько мгновений, я вытянула лицо и настороженно принюхалась — пахло действительно приятно и аппетитно, так что в моём пустом желудке призывно заурчало. Наконец, решившись, я подалась вперёд и аккуратно взяла зубами гостинец, тщательно прожевала, долго катая на языке вкусный кусочек, и только затем проглотила.

— Неплохо, да? — тут же радостно спросило это улыбчивое создание, и я, немного помедлив, тихо и робко промычала в согласии. — Я тоже так думаю! А у тебя есть имя?

Я хотела было ответить, назвав то имя, которым меня нарекла мама, но так и не не смогла заставить себя его произнести, поэтому лишь отрицательно покачала головой, опустив глаза. Любое воспоминание о маме приносило мне нестерпимую боль, и мне претила мысль, что кто-то будет называть меня именем, которое она мне даровала…

— Правда нету? Это пло-о-охо, — протянула Ралия, запрокинув голову и теребя краешек котомки. — Мама говорила, что без имени совсем нельзя. Вроде бы имя должно быть хорошим, правильным, чтобы помогать, приносить удачу и силу. Моё, например, означает целеустремлённая, упорная и никогда-никогда не сдающаяся.

Она задумчиво замолчала, а потом её лицо вдруг засияло от пришедшей в голову неожиданной идеи.

— А можно, я дам тебе имя? Обещаю выбрать самое лучшее из лучших!

Я удивлённо уставилась на неё, но затем, немного подумав, всё же согласно кивнула, и девочка засветилась от счастья.