Госпожа Дозабелда (СИ) - Скиф Деметрий - Страница 31

— На юге, уважаемый верный, принц Аэриос объявился.

— И что он успел натворить на этот раз? — с некоторым интересом спросил жрец.

— Пока он успел жениться на некой особе, посмевшей плюнуть на алтарь твоей богини, которая, судя по слухам, называет себя жрицей некого Саваофа.

— И? — с некоторым скептицизмом уточнил жрец, так как, во-первых, его богиня была, скажем так, несколько неоднозначной личностью, а во-вторых - на севере люди были гораздо менее религиозны.

— По тем же слухам этот Саваоф – творец вселенной...

— Могучие боги, — перебил его собеседник, — неужели Ягван вернулся?!

— Выходит что так, — прямо-таки наливаясь достоинством и сбрасывая с себя градус раболепия, ответил первый.

— Но надо же что-то делать?

— Согласен. Нас ждёт битва богов. Поэтому я хочу попросить тебя, уважаемый верный, поддержать моё требование к магистрату о том, чтобы нам выдали три жертвы для моего бога.

— И думать забудь! Здесь север! Один уже подобрал трёх женщин для жертвы, но ночью жертвы сбежали, а в дом подбросили красного петуха – сгорел, бедняга, вместе со всей своей семьёй...

— Я всё продумал, — в свою очередь перебил первый второго. — У купца Меанье три дочери. Он многим задолжал, а ещё больше людей задолжали ему. К тому же он чужеземец, и за него никто не вступится.

— Меанье, говоришь? — задумчиво пробормотал второй и подумал о той сумме, которую он тому должен, — пожалуй, в этом что-то есть…

* * *

В лесном лагере, между тем, всё оставалось по-прежнему. Дети бегали то тут, то там, мешая взрослым. Взрослые, отгоняя слишком назойливых детишек хворостиной, занимались обычными для обитателей подобных стоянок делами. Принц Аэриос рассылал гонцов и принимал донесения. Дазабелда усиленно вспоминала уроки истории и чертила прутиком на песке планы сражений, а Агриппина готовилась рожать, что, однако не мешало ей заниматься миссионерской деятельностью. Тем более что матушка Ираида, видя деятельность своей подруги на поприще несения слова божьего, возвела её в сан дьякона. В общем, все были при деле...

Удручавшая первые дни законного принца нехватка вооружённых людей потихоньку сменилась их некоторым избытком, что, однако, вовсе не улучшило ситуацию: едоков стало заметно больше, чем провианта. Аэриосу ещё повезло, что среди вновь прибывших оказался ушедший в отставку старый гвардейский лейтенант его отца. Только благодаря ему да парочке таких же древних гвардейских сержантов их место стоянки всё же более походило на военный лагерь, а не на бродячий цирк. Лейтенант Уло прекрасно понимал, что любой не занятый делом боец – потенциальный преступник, и поэтому при помощи своих сержантов-однополчан не только гонял всё мужское население лагеря, не занятое делом, до полудня занимаясь строевой подготовкой, но и организовал строительство своеобразного укрепрайона вокруг лагеря. Только то, что вокруг не было противника, а предусмотрительный Уло запретил взводить создаваемые ловушки, позволило избежать жертв.

— Как продвигаются дела с подготовкой? — спросил принц Аэриос, подойдя к Уло во время обеда.

— Вам как ответить, Ваше высочество, по уставу или правду? — уточнил в ответ Уло.

— Лучше правду.

— Это даже не мясо, — старый лейтенант тяжело вздохнул, — а жир для мечей.

— Но, вроде бы, вы их неплохо муштруете, — удивился принц, — во всяком случае они теперь отлично держат строй!

— Боюсь, это единственное, что они умеют, — Уло вновь тяжело вздохнул. — Это не воины – это ополченцы, — и пояснил, глядя на вскинувшего брови принца. — Их можно поставить на стену. Их можно выставить в поле. Но если их не подпереть настоящими воинами, то любая дворянская дружина разделается с ними без особых проблем. Ваше высочество, разрешите говорить свободно?

— Да, лейтенант.

— Делайте что хотите, но мне нужно или восемьсот гвардейцев, или в два раза больше наёмников. Пока их нет, ни о какой войне не может быть и речи.

— А время дорого, — задумчиво пробормотал себе под нос принц и, уже громче, перед тем как отойти, ответил своему собеседнику: — Хорошо, Уло, я учту Ваше мнение.

Утром Дозабелда проснулась рано и до завтрака решила поискать в округе целебные травы. Яркие лучи солнца разбивались об утреннюю росу, и казалось, что на траве блестят всеми цветами радуги драгоценные камни. Вылезать из постели откровенно не хотелось. Сделав над собой усилие, Дозабелда, выскользнув из-под одеяла, быстро накинула на себя «горку» и, подхватив корзинку, отправилась в лес.

Спустя некоторое время желудок подсказал матушке Ираиде о том, что хорошо бы было позавтракать. Сориентировавшись на местности, она вышла на дорогу и двинулась по ней в сторону лагеря. Утренний лес уже проснулся и оглашался пением птиц. Весна была в самом разгаре.

Громкий визг и приближающийся топот копыт вывел матушку Ираиду из состояния блаженства. Машинально отойдя к обочине дороги, она опустила корзину на траву и приготовилась скрыться в лесу при первой опасности. Почему вместо того, чтобы броситься в лес, Дозабелда рванула навстречу всаднику – она в тот момент не поняла. Тело сработало на автомате. Никогда - ни до, ни после - Дозабелда не прыгала так высоко.

Совершив немыслимую по сложности, даже для гораздо более опытных бойцов вертушку, Дозабелда опомнилась только тогда, когда сообразила, что стоит перед упавшим на землю всадником, а за её спиной затихает топот копыт: потерявшая седока лошадь перешла с галопа на рысь, а затем остановилась.

Убедившись, что валяющийся на земле мужчина не притворяется, матушка Ираида обернулась и увидела, что поперёк крупа лошади перекинуто тело в сарафане. Подбежав к потерявшему седока животному, Дозабелда подняла голову потерявшей сознание девушки и удивлённо воскликнула: «Агриппина?!».

Тем временем со стороны лагеря донёсся приближающийся топот копыт, но не успела Дозабелда обернуться, как он на мгновенье стих, а затем стал удаляться.

* * *

Оставшееся время, почти до самого вечера, Дозабелда была очень занята, так как от пережитого потрясения у Агриппины начались схватки, и матушке Ираиде, так и не успевшей получить диплом медсестры, пришлось в первый раз в жизни принимать роды самостоятельно. Роды прошли хорошо, можно сказать легко, но Дозабелда измучилась от чувства ответственности и оттого, что никто не стоял у неё за спиной и, соответственно, не мог исправить её возможную ошибку. Когда всё закончилось, Дозабелда шипела, как разозленная кошка, и тем больше было её раздражение, когда почти на закате солнца в лагерь заявилась делегация местных жрецов, подкреплённая вооружённым отрядом.

Несмотря на то, что формально во главе лагеря стоял её дражайший супруг, на переговоры со жрецами вызвали именно её. Тихо матерясь, Дозабелда достала арбалет, взвела его, вложила в желоб болт, перекинула через плечо колчан с арбалетными стрелами и отправилась на встречу. Ветераны молодой церкви, глядя на поведение своего лидера, также похватали свои арбалеты и двинулись вслед за ней.

Жрецов было трое. Одетые в одинаковые белоснежные длинные одежды, они тем не менее носили большие медные медальоны с изображением разных богов. Не вникая в вопрос о том, кто чей жрец и кого как зовут, Дозабелда громко рявкнула:

— Чё надо?!

— Нам известно, — солидно сказал самый старый по возрасту жрец, — что вы удерживаете благородного рыцаря Инше.

— Кого?! — с искреннем недоумением воскликнула Дозабелда – в процессе принятия родов воспоминания о выбитом ею из седла всаднике начисто выпали у неё из головы.

— Мы послали благородного рыцаря Инше, — с пафосом продолжил самый старый по виду жрец, — дабы он разыскал подходящую жертву для нашего храма на праздник в честь бога бронзового ножа...

— И чё?! — кося под дурочку уточнила Дозабелда.

— ...Его верный оруженосец Ашоле, — продолжил тем же тоном тот же жрец, — последний раз видел своего господина недалеко от этого лагеря упавшим с коня. К сожалению Ашоле был подло ранен в спину стрелой и не смог помочь своему господину. Он добрался до нашего храма и сообщил нам о случившемся. Мы нашли место, где Инше упал со своего коня, и прошли по следам сюда...