Расплата за предыдущую жизнь (СИ) - Косенков Евгений Николаевич - Страница 7

— Охрана увести пленного! — крикнул лейтенант.

Два немецких солдата сразу же появились в комнате, схватили Колю под руки и уволокли.

— Он не должен попасть к красным, Гельмут. Ни при каких обстоятельствах. Проинструктируй охрану.

Лейтенант ушёл, а Вилли, продолжая держать в руках теперь уже пустой стакан, свободной рукой расстегнул мундир. Ему стало жарко. Хотелось задать этому странному русскому множество вопросов, но он остановил себя. Многие знания, могут повлечь за собой большие проблемы. А проблемы Вилли не любил. Карьеру делать не стремился. Он сейчас обдумывал, стоит ли звонить дяде и ставить его в известность о произошедшем. С одной стороны, если расстрелять, то Гельмут промолчит, а солдаты ничего не поняли. Русский для них просто клоун, который хочет жить. С другой стороны, сведения могут помочь выиграть войну и не донесение о столь интересном русском могут расценить как предательство. Вилли подошёл к окну и уставился на скамейку под яблоней. А если русский обманул, то…

Резко развернулся к столу, со стуком поставил стакан на столешницу.

— Надо докладывать дяде, — решительно сказал Вилли и ударил кулаком по столу, отчего стакан упал набок и покатился к краю столешницы, но упасть он ему не дал.

Два грузовика, два мотоцикла и бронетранспортёр вышли из деревни рано утром. Командовал колонной тот самый лейтенант, который пообещал доставить необычного русского пленного в Барановичи на железнодорожный вокзал, где должны встретить представители контрразведки. Путь не близкий. По лесам болтается много красноармейцев, которые почему-то не собираются сдаваться в плен. Дело времени, леса от них в скором времени очистят, главное сейчас проскочить и не нарваться на каких-нибудь фанатиков. Они могут и в одиночку атаковать колонну, презирая смерть. Вообще все русские странные, совершенно не похожи на солдат западных стран. Те же французы, понимая, что сопротивление бессмысленно, поднимают руки и сдаются в плен. Русские сражаются до последнего даже в самой безнадёжной ситуации. И ведь зачастую нет комиссаров, а они воюют. Сложно понять, зачем и для чего такое упорство и презрение к жизни.

Взрыв прозвучал неожиданно. Бронетранспортёр подкинуло вверх и ударило о землю. Зубы клацнули, в боку появилась нестерпимая боль. Гельмут начал заваливаться набок, а рука машинально выхватила из кобуры пистолет. Сознание гасло. Рука вытянулась в сторону пленного русского и три выстрела подряд стали последними в жизни немецкого лейтенанта.

Коля не был связан, но два рослых немца постоянно находились рядом в готовности применить силу или оружие. Осознание того, что это действительно прошлое, уже пришло. Появился постоянный страх, который он никак не мог понять. Вроде его везут в Берлин, ни разу не били, обращаются порой грубо, но терпимо. Накормили хорошо. Но этот неосознанный страх не давал покоя. Неожиданный взрыв откинул Колю к одному из охранников, а второй завалился сверху, прикрыв обоих. В ушах стоял звон, глаза слезились, в горле першило, плюс тяжёлое тело второго охранника. До слуха, словно через вату, донеслись три выстрела совсем рядом. Хотелось выбраться из-под завала тел, но сил не хватало. Он прислушался. Сквозь звон определил, что идёт бой. Выбраться можно, но надо ли? Прилетит ещё какая-нибудь шальная пуля. Значит, придётся ждать, кто выйдет победителем.

Сколько по времени длился бой, Коля определить не смог. Слышимость вернулась, звон прошёл, голова перестала гудеть. Кажется, стихло. Он, работая руками и ногами, отпихнул немца, увидел окровавленного лейтенанта…

Коля не помнил, чтобы его так полоскало когда-либо. Всё, что он съел на завтрак, вырвалось наружу и покрыло дно бронетранспортёра, смешиваясь с кровью трёх погибших немцев, разорванных осколками. Рвотные позывы продолжались и после того, как съеденное покинуло желудок. Ужасно разболелась голова.

— Закончил? — вопрос прозвучал как выстрел.

Коля медленно оглянулся на голос. В открытых дверях бронетранспортёра стояли два бойца в красноармейской форме.

Проснулись от прохлады, которая заставила трястись мелкой дрожью всё тело. Вскочили и начали делать согревающие упражнения. Сон испарился без следа.

— Жаль, что у них фонарика не было, — выдохнул Тюляпин. — Разобрали бы лут, может и костёр смогли бы разжечь.

— Аркаша, ты любитель компьютерных игр?

— Играл в «Сталкера».

— Тебе же там было за шестьдесят, а ты как мальчишка в «Сталкера» рубился?

— А чего такого? Прикольная игрушка.

— Теперь ясно. А то я думаю, где ты молодёжного сленга хватанул?

— С кем поведёшься, — заулыбался Тюляпин. — Может именно это увлечение и омолодило.

— Скажешь тоже. Здесь мы незаконные награды отрабатываем. Я точно знаю. Откуда — не спрашивай. Просто знаю, и всё. Скорее бы уж рассвело, ёшки-матрёшки.

Пока махали руками, дрыгали ногами, совершали небольшие пробежки, начало светать. Тюляпин наткнулся на родник.

— Аркаша! Тебя куда не отправь, ты всегда находишь воду. И не абы какую, а родник, чистой слезы вода! Интересно, в пустыне бы так смог? — веселился Александр, умываясь обжигающей кожу холодной водой.

Тюляпин не отставал и даже попытался скинуть гимнастёрку и облиться. Хватил одного котелка. С непривычки сердце зашлось, дух перехватило, иначе бы закричал на весь лес.

Лес постепенно оживал. Первые солнечные лучи упали на верхушки деревьев, а наши герои принялись к осмотру захваченного добра.

— Вот как прочитать немецкую надпись? Бронтокль какой-то получается, — Александр отставил в сторону банку и взял другую. — Тут вообще никакой надписи.

Вторая банка встала рядом с первой. Два пакетика с нарисованной головой петуха расценили, как куриный суп. Странный оранжевый кругляшок с надписью «Шо-ка-кола» был вскрыт и встречен одобрительными возгласами. Шоколад! Осталась ещё одна упаковка, от надписи которой, завис Александр.

— Ты чего, — удивился Тюляпин и взглянул на буквы. — Ого! Нескафе! Нестле! Так это же кофе!

— Я Аркаша всего ожидал, но чтобы знакомые названия! Аж сердце кольнуло от ностальгии, — Александр выдохнул. — Таблетки похожи на сухое горючее. Если это так, то и принцип плиты становится понятен.

— Ты свою фляжку проверял? — загадочно улыбнулся Тюляпин.

— Нет, а что там?

— Хорошие фрицы попались. Шнапс! Живём, Саня!

— Я как-то равнодушен к алкоголю, — проверил свою фляжку и сморщился от запаха спирта. — Это НЗ. Надо сидор где-то раздобыть, а то эти немецкие сумки на ремне как-то не очень.

— Давай супчик, сварганим, — глаза Тюляпина засверкали.

— Жиденькое пойло получится, — почесал подбородок Александр. — Неси воды. А где мешочек с бритвой? А вот, нашёл. Зеркало бы ещё.

— Ты чего бриться собрался? — искренне удивился Тюляпин.

— Ненавижу щетину.

Собрали дрова, сложили костерок, повесили котелок с водой. В углубление плиты положили таблетку сухого горючего.

Александр вдруг засмеялся.

— Ты чего?

— У тебя спички есть?

— Откуда?

— Тогда суп готов! Надо было по карманам пошариться у фрицев. Вот, что значит не курящие. Минус нам обоим. Огромный и жирный. Открывай банку с надписью. Посмотрим, что это за Бронтокль.

Тюляпин легко вогнал нож в крышку банки, словно всю жизнь занимался этим делом.

— Квашеная капуста, — разочарованно пробормотал он.

— Вот даёт немчура! У них всё законсервировано, даже хлеб! Ты, Аркаша, нос не вороти, через пару дней и огрызку сухарика рад будешь, если с продовольствием не наладится. Где же мы находимся? Знать хотя бы примерно, то можно сориентироваться немного. Хлеб баночный остался? Вот с ним капусту и пожуём.

Оставшуюся провизию покидали в одну сумку, в другую отправили патроны от «мосинки». Немецкие винтовки заложили травой вместе с боезапасом к ним. Банки из-под консервов закопали. Теперь у каждого был свой бритвенный прибор, две фляжки с водой и со шнапсом, столовые приборы, нитки с иголками и брезентовая сумка.