Эра Огня 3. Зажженный факел (СИ) - Криптонов Василий - Страница 68

— Ты чего? — только и сказал я, снизу вверх глядя на судорожно вцепившуюся в серебряные цепи Авеллу. На правой руке у неё Воздушная руна так и пылала ослепительной белизной.

— Я? Я… Я передала расчёску, сэр Мортегар, — пролепетала Авелла, как хамелеон, то краснея, то бледнея.

— Расчёску? А, да… И что?..

— Она взяла её…

— И?..

— И бросила на пол.

Сердце у меня, что называется, упало. Вот, кажется, и приехали. Последняя надежда рухнула. «Борись», — сказала Акади. Я готов бороться хоть со всем миром. Но не с Натсэ.

Ладно. Ничего ладного тут, конечно, нет, однако… Ладно.

— А ты-то чего такая растрёпанная? — буркнул я, стараясь не показать, как мне всё стало безразлично.

— Я уп-пала. — Авелла ещё и заикаться начала.

— Ушиблась?

— Нет. Было мягко…

Что-то с ней было не так, и надо было бы это выяснить, она же моя невеста, как-никак… Но я, как терминатор Т-1000, в последней бессмысленной попытке спастись, выпрыгивающий из расплавленного металла, спросил:

— Натсэ что-нибудь вообще сказала? Ну… Про меня?

Медленно-медленно Авелла покачала головой, потом кивнула, в глазах заблестели слёзы.

— Она много говорила. Но не о вас.

— А о чём тогда?

— Сэр Мортегар… Я… Простите, я так перед вами виновата, мне нет прощения вовеки, но поверьте: про Натсэ лучше забыть. Что бы с ней ни случилось, она уже не та, что прежде. Она безумна!

— Так, погоди. Ты можешь толком объяснить, что произошло?

Авелла сделала кувырок назад, спрыгнула с качелей и бегом скрылась в зарослях. Сиденьем мне едва не прилетело по носу.

— Вот теперь я вообще ничего не понимаю, — пробормотал я.

— Это потому, что ты тупой, — раздался сзади добродушный голос Лореотиса. — Я, кстати, тоже ничего не понял, но по другим причинам.

— Лореотис! — Обернувшись, я постарался придать лицу радостное выражение.

Рыцарь ответил мне широкой улыбкой и развёл руки в стороны.

— Ну иди, обними старого друга, и давай уже нажрёмся, как стадо бешеных драконов. Тебе, кажется, надо.

— Значит, так, — сказал Лореотис, налив прозрачную жидкость из бутылки в две стопки, размером не очень уступающие стаканам. — На земле всё ровно. Мелаирим сидит. Я с ним поговорил — вроде чудить не собирается. Как-то даже посвежел с лица — не шибко ему, видать, нравилось в академии верховодить. Погнали, что ли?

Я поднял стопку. Не то чтобы сильно хотелось. Просто уже действительно было всё равно. Мы сидели в одной из многочисленных беседок в саду Искара. Бутылку Лореотис приволок с собой, и что-то мне подсказывало, что была она не единственной.

Самогон — а это, наверное, был он, — обжёг нутро, но я, как маг четырёх стихий, даже виду не подал.

— Таллена твоя сраная опять ревёт. Но теперь хотя бы есть, кому ей сопли вытирать, да благословят Стихии магические браки по любви.

— Чего ревёт-то? — удивился я, глядя, как наполняются стопки.

— Ну как — «чего»? Братик переехал, женится.

— Она, вообще-то, тоже замуж вышла.

— Да она не от ревности, — отмахнулся Лореотис. — Та дурь в ней, слава Огню, перегорела. Она теперь волнуется, что ты — маленький и беспомощный, без неё не сообразишь, куда и тыкаться-то.

— Приплыли! — возмутился я. — Она, вообще-то, младше меня на целых…

— А Талли? — перебил Лореотис.

— А, ну да… Блин, вот уж у кого каша в голове ещё хуже, чем у меня.

— Точно говоришь. Я быстро оттуда убежал, в общем. Давай, между первой и второй…

Выпили ещё раз. Тут вдруг на полянке рядом с беседкой появилась Акади.

— А я чувствую — где-то пьют, — сообщила она с улыбкой. — Вы берите, пожалуйста, мне одной этого очень много.

Она поставила на стол блюдо с бутербродиками, поклонилась, будто прислуга, и ушла.

— Великая женщина, — сказал ей вслед Лореотис. — Слыхал, разбежалась со своим. Думаю, может, потанцевать её на свадьбе твоей пригласить…

— Всего-то потанцевать? — усмехнулся я. — Что-то не верится.

— Брат мой, когда рыцарь говорит «потанцевать», он имеет в виду такое, от чего твой неокрепший юношеский умишко закипит и испарится. Хватит жрать, пей давай, кому наливаю!

После третьей я ощутил в голове шум и заставил себя съесть бутерброд. Хороший такой, вкусный, хлеб хрустящий, но уже напитался маслом, и с ветчиной приятно гармонирует, а уж огурец как хрустит…

— Ямос-то живой? — спросил я, просто чтобы разговор поддержать.

— Ползает, — заверил меня Лореотис. — Тоже по тебе грустит — деньги, видать, заканчиваются.

— Ой, да ладно! Я ему по три солса за убийство платил. Куда вообще можно спустить такие деньжищи? Да им с Тавреси на год безбедной жизни точно бы хватило. Ты знаешь, я в одной деревеньке, у Восточного моря, за обед солсом расплатиться хотел — так хозяин решил, что я у него избу покупаю.

— Ну, сравнил, — усмехнулся Лореотис. — У Логоамара-то курс — ого-го! Он сидит себе под водой, на людей и смотреть не хочет, те барахтаются, как умеют. Разумеется, они и денег-то нормальных не видели никогда. Хотя в Сезане тоже три солса — ничего такие средства. Но дружок твой тратить вообще не умеет. Рабыня его уже с кислой миной ходит — сама бы хозяйство вела, да тот же ни в какую. Он, дескать, мужик в доме. Дворянин, мать его… Кстати про деньги.

Лореотис пошуровал в сумке, которая висела у него на плече, и с натугой вытащил на стол приличных размеров сундук.

— Ваш выигрыш, — сказал он. — Кевиотес рассудил, что раз вы женитесь, так вам отдельно нет смысла присылать. Сами разберётесь.

Я отвернулся:

— Раздай бедным. Мне деньги стали отвратительны.

— Понял. Неудачный момент. — Лореотис убрал сундук обратно. — Завтра поговорим.

Я, моргая, смотрел на его сумку. Сумка казалась меньше сундука. Ну, по крайней мере, её должно было некисло так раздуть.

— Слушай, а как…

— А думаешь, у тебя одного нашивки с Воздушными рунами? А ты не думай. Ты пей давай, жри, да рассказывай, за что на деньги обиделся. И чего с твоей белянкой за чума.

— Натсэ пришла, — сказал я и опрокинул в себя ещё одну стопку. — Выходит замуж за Искара.

Ни слова не говоря, Лореотис разлил остатки и достал из сумки следующую бутылку.

Меня прорвало. Я высказал Лореотису всё, пока пустела вторая бутылка. Сначала — факты, потом — лирику, и уже под конец придавил философией:

— Я же — во! — Я показал Лореотису Воздушную руну. У него округлились глаза.

— Иди ты?! Четвёртая?

— Нутк…

— Вот отморозок… Говорят, Маг Четырёх Стихий обретает великую мудрость.

— Обрёл, да.

— И в чём мудрость?

— Всё — тлен. И безысходность. Счастья нет. Наш две тысячи седьмой навеки остался в прошлом. Жизнь — боль, Лореотис. Каори Миядзоно не выздоровела, Камина-сама погиб, Ягами застрелили — вот и мне чего-то нездоровится. Я устал. Я ухожу. Минуй нас пуще всех печалей Натсёнин гнев, Авеллина любовь… Вернусь в свою родную школу и буду бороться со злом, защищать слабых. У меня, вон, и плащ даже есть. И меч. И золото… Хрен с ним, давай золото! Буду как Бэтмен, богатым и загадочным, может, даже маску куплю.

— Вот, я ж знал, что про деньги ты не серьёзно, — подхватил Лореотис и вытащил сундук обратно.

Тяжёлый, зараза. Пришлось просить помощи Лореотиса — у меня руки уже отказывались делать что-либо осмысленное, и запихать такую здоровенную дуру под плащ категорически не получалось. Вдвоём управились. В Хранилище теперь числились два сундука с деньгами, помеченные как «большой» и «маленький».

— А раньше там была расчёска, — всхлипнул я.

— Какая такая расчёска?

— Это неважно. Наливай — и пошли.

— Куда?

— Факел… Я его подожгу, а ты трансгенрис… Трансгендер… Тьфу! Перенесёшься, в общем, туда и заберёшь, чтоб Искару не достался, вот!

— Так ты же сгоришь тогда, а не домой вернёшься, придурок!

— Ну, мы с тобой телами поменяемся, я ж заклинание знаю. А потом обратно. Да не боись ты, всё ровно будет, у тебя ещё и ранг подрастёт. У меня восьмой, у тебя — шестой, пополам — по семёрке будет.