Модель для сборки 20 лет: Юбилейная книга - Дивов Олег - Страница 11

Алик-Гарри поперхнулся на полуслове, девчонки с визгом побежали в большую комнату. Наташка махнула рукой:

– Ладно, Алик, хватит. Ну, какой он реликт? Томат… томар…

– Томарктус.

– Вот-вот. Собака как собака. Только хорошая, правда, Амурчик?

А как же. Хочешь, хвостом повиляю?

– Откуда он у тебя?

Вот неугомонный! Пришлось Наташке соврать, хоть она это дело и не любит:

– Мы его купили! На Птичке. Там таких много.

– А родителей его ты видела?

Ситуация накалялась. Наташка покраснела, но тут опять вмешалась мама Таня:

– Наташа! Олег! Ну, где вы?

Вечером, когда все разошлись, Наташка рассказала маме Аликовы теории. Я же, старательно изображая вечно голодных собак, сидел у стола и провожал жалобным взглядом каждый кусок вкусной еды, проходящий мимо меня. Вдруг мама Таня сказала:

– А он действительно необычный, а, Наташ? Ты посмотри, ему ведь не хочется есть. Он как будто изображает голод.

Упс! Я привстал и заскулил. Наташка засмеялась.

– Он просто кушать хочет. На, Амурчик!

Я осторожно слизнул с ладони кусок котлеты и, жадно чавкая, проглотил.

– Хорошая собака, хорошая. Реликт ты наш полосатый.

Фу-у, вроде пронесло.

Наступило лето. На каникулы Наташка никуда не поехала. Просто некуда было, а в лагерь она не хотела. Из-за меня, конечно. Мама Таня повздыхала, попеняла мне, но потом решила, что вот, в августе будет отпуск, и мы все вместе отправимся к ее подруге под Истру. На дачу. А пока мы ездили купаться на водохранилище – всего-то десяток остановок на двух трамваях, ходили в парк на собачью площадку. В общем, как говорила бабка Катя, гулеванили.

На этой самой площадке я опять прокололся. То есть вначале всё было, как и задумано: бревно очень узкое и скользкое, лестница слишком крутая, а в трубу я вообще не полезу – там темно и страшно. Но постепенно, к великой Наташкиной гордости, упорные тренировки пошли мне на пользу.

На площадку пузатый дядька в джинсах с подтяжками приводил бельгийскую овчарку. Для себя дядька нес упаковку баночного пива, а для псины – мешок костей из магазина «Собачий пир». Красивый пес, черный как смоль, звеня медалями, устраивал показательные выступления. И тут уж мешать не моги! Наташка обычно отводила меня в сторонку, приговаривала:

– Вот, смотри и учись.

Я сидел и смотрел, хотя мне было глубоко по барабану, с какой элегантностью Экселенц (какое скромное, со вкусом подобранное имя!) берет барьеры и бегает по бревну. Бревно я давно освоил, а забор Наташке по макушку, и если я его вдруг перепрыгну, народ сильно заинтересуется скромной полосатой дворняжкой.

В тот раз я не спеша шел по бревну, как вдруг сзади требовательно гавкнули. Черный Экселенц картинно взбегал на бревно и требовал уступить дорогу. Еще бы! За исполнение показательной программы ему полагалась куча разноцветных костей.

Наташка подбежала к пузатому хозяину.

– Ой, отзовите, пожалуйста, вашу собачку. Сейчас мы быстренько пройдем и не будем мешать.

– Ты лучше своего кабыздоха убери, а то как бы чего не вышло, – сказал дядька, прихлебывая «Хейнекен», – Экс, вперед.

– Ну, что же вы делаете! – в отчаянии закричала Наташка и бросилась обратно к бревну. – Амур, ко мне!

Экс догнал меня в три прыжка и злобно гавкнул. Нет, брат, шалишь, теперь уж я не уйду. Развернувшись, я негромко зарычал. У бельгийца от неожиданности разъехались лапы, он шмякнулся грудью о бревно – только зубы клацнули – и позорно свалился на землю. Все замерли. И Наташка, и пузатый дядька, и прочие собаководы, с почтением наблюдавшие за тренировкой Экселенца.

– Ну, сейчас что-то будет, – сказала рыжая тетка, беря на поводок эрделя.

Экс бросился на меня прямо с земли, я шагнул в сторону, и он, не удержавшись, пролетел вперед несколько метров.

– Взять его, Экс! Фас!

– Ой, не надо, дяденька…

Бельгиец уже разворачивался для атаки. Я знал, что будет дальше. Эх, потомки, у вас здесь кто больше, тот и молодец. Эволюция.

Экс летел на меня. Большой, черный, взбесившийся от злости.

Тоненько вскрикнула Наташка.

Было инстинктивное желание уступить дорогу и сбоку рвануть клыками шею. Я подавил. Но с трудом.

Я прыгнул с места, когда Экс был в паре метров. Мы сшиблись в воздухе, я ударил плечом и грудью. Под звон медалей бельгиец закувыркался по траве. Не давая опомниться, я ударил еще раз, потом еще. Я катил его, как мяч, в сторону пузатого хозяина. Дядька выронил пиво, мешок с костями, взмахнул цепью и бросился спасать своего чемпиона. Я оставил Экса и, припав к земле, пошел на хозяина. Собаки так не нападают. Видно, я здорово разозлился, если подсознание взяло верх. Цепь, свистнув, пролетела над головой. Я метнулся вперед и перекусил ее прямо возле пальцев пузана. Дядька от неожиданности попятился, споткнулся и рухнул прямо на упаковку с пивом.

– Амур, нельзя! Фу!

Я остановился, но адреналин кипел в крови. Наташка смотрела на меня круглыми глазами. Пузатый дядька, отряхиваясь и бормоча, что меня надо держать в клетке, побежал искать своего чемпиона, а собаководы как стояли, так и продолжали стоять, разинув рты.

Я поджал хвост и на полусогнутых пошел к Наташке.

– Ты что, Амур… ты что это, а? Как это?

Я не буду больше, Наташ, не ругай меня.

– Пойдем-ка домой, реликт.

Дворняжка я! Никакой не реликт! Ну, посмотри же…

– Пойдем, пойдем.

Она взяла меня на поводок и потащила с площадки. Пока мне выговаривали, красивые кости из «Собачьего пира» уже подъели. Проходя, я понюхал пустой мешок. Пахло вкусно…

– Мам, я сама видела! Вот такую цепь перекусил! – Наташка показала на пальцах, какой толщины была цепь.

Не слушай ее, мама Таня! Такой цепью слона удавить можно, а та цепочка была тоненькая и ржавая!

– Ты не придумываешь?

– Да нет, точно. Там все так и обалдели!

Мама Таня покачала головой.

– Да-а… Может, все-таки Алик прав, а?

Они сидели на кухне за столом. Наташка нахмурясь разглядывала меня, будто в первый раз увидела. Я распластался на полу, положив голову на лапы, и пытался выглядеть несчастным и обиженным.

– Ну-ка, Амур, чем ты там цепь перекусил, – мама Таня присела рядом со мной и пальцами приподняла мне губу. – Зубы как зубы. Белые, красивые. Вполне собачьи зубы.

Правильно, ничего необычного.

– Ладно, Наташ. Зато защитник какой у тебя! Только держи его на поводке, раз он такой буйный.

Ночью была гроза. Не люблю грозу. Видимо, где-то в подсознании остался островок первобытного страха. То есть я ее уже не боюсь, но опасаюсь.

Все уже спали, не обращая внимания на блеск молний, гром и шум дождя. Я побродил по комнатам, попил водички, выглянул на балкон. Дождь полупрозрачной завесой отгородил нашу квартирку от всего мира. А ведь сейчас кто-то прячется под лавками во дворе, под деревьями. Бр-р. И я когда-то, в другой жизни, тоже прятался и скулил от страха. Правда, тогда грозы были пострашней. Это я хорошо помню.

Неприятный зуд возник где-то на затылке между ушами. Я насторожился. Зуд перешел в прерывистый гул, будто удары далекого колокола слились в один бесконечно долгий звук.

Пришло мое время. Наташку, конечно, будить не стоит – еще, чего доброго, со мной пойдет.

Мама Таня спала, свесив руку из-под одеяла. Я лизнул пальцы. Безрезультатно. М-м-м-м… Ухватил осторожно одеяло и потянул. Она заворочалась, когда холодный сырой воздух забрался под рубашку.

– Наташ, ты… Амур, ты что?

Я совсем стянул одеяло и оттащил его на середину комнаты.

– Ты что, сдурел, что ли? Ну-ка, пошел отсюда.

Я жалобно заскулил и оглянулся на дверь.

– Ну, что еще! Газ, что ли, не выключили?

Мама Таня прошлепала босыми ногами на кухню, проверила плиту, потом заглянула в ванную.

– Чего тебе надо?

Я подбежал к входной двери и стал в нее царапаться.