Кольца Лины (СИ) - Сапункова Наталья - Страница 8

— А нам за нее отдувайся? — возмутилась одна из доярок, остальные тоже загомонили.

— Ладно вам, — сердито крикнула женщина постарше, — она ущербная, не гневите Провидение.

— Это мы гневим? — уперла руки в боки невысокая кругленькая молодайка. — Это у Крысы совести нет! Платить — каждый медяк жалеет. А коса-то, коса, поглядите, это где же такие плетут? Ишь ты.

Ага, кругленькая она, потому что беременная. Месяц седьмой уже, наверное. В декрет пора, только тут ведь вопрос так не стоит? Крыса — это, надеюсь, экономка. А коса — мой "рыбий хвост", я переплела, когда переодевалась, пышно получается и мне идет. Рада, что кому-то понравилось.

И тут же услышала негромкое:

— Да хоть с косой, хоть без, кому нужна такая дура-неумеха?

Ну да, разумеется. Я и не обольщаюсь. Мне бы отсюда… бегом! Домой. Я там молоко в магазине покупаю, в пакетах!

Я встала, повернувшись спиной к корове, и тут же увесисто получила от нее хвостом по спине. Что ж, наверное, животное в своем праве, кто знает, каково было терпеть мою неумелую дойку?

— Пойдем молоко процедим, — сказала мне, вытирая руки о передник, та, что постарше. — Потом в сыроварне мне поможешь. Работала в сыроварне?

Я мотнула головой — нет, не работала я в сыроварне.

Она отнеслась к этому спокойно.

— Ну и ладно. Я тебе объясню. Пошли. Вон те ведерки возьми.

— Не боишься, Нилла? — заметила одна из доярок. — Намаешься с ней, может, она совсем бестолковая. А может, у нее припадки? Или еще что?

— Ну да, взяла бы Крыса припадочную. Небось за такое лир не похвалит, ему одного недоумка хватает.

— Пошли-пошли, — сказала мне Нилла, — пусть болтают, ну их.

Оказалось, сыроварня — углубленный в землю домик с маленькими квадратными окнами, с каменным полом, чистый и прохладный. Там определенно оказалось лучше, чем в коровнике. По крайней мере, я справлялась. Мы с Ниллой цедили молоко, которое приносили доярки, часть отправили на кухню, остальное заквашивали, куда-то переливали и переносили, снимали сливки — мне пришлось долго крутить ручку какого-то примитивного деревянного устройства, которое, тем не менее, отделило от молока желтоватые и вкусно пахнущие сливки. Эх, кофе бы чашечку сюда свежесваренного! Определенно, эти сливки дали бы большую фору тем, что я покупаю в пакетиках в супермаркете к утреннему кофе, вот чувствую, что очень вкусно! Или я просто проголодалась?..

Мы закончили. Я принялась протирать пол, а Нилла вышла. Скоро она вернулась с миской, полной каши, и краюхой свежего, теплого еще хлеба. Краюху она разломила на две части, половину взяла себе, и нацедила в две чашечки сливок. Кашу всю подвинула мне.

— Вот, Камита, поешь. Я там сказала, что ты еще не все дела переделала. На кухню не ходи, а то увидят, еще работу подкинут. А нам на сегодня хватит, верно ведь? Хорошо потрудились.

Ох, верно! У меня все тело ныло, устала так, что хотелось только лечь. Или еще в душ. Здесь, конечно, не бывает душа?

Нилла, похоже, испытывала примерно то же.

— Искупаться хочу, — заявила она, — пойдешь со мной на речку? — она с наслаждением впилась зубами в хрустящую горбушку.

Я с готовностью кивнула. Не душ, конечно, но речка так речка. Лучше, чем ничего.

Когда я расправилась с кашей и хлебом со сливками, Нилла достала откуда-то и бросила мне на плечо кусок холстины, такой же взяла себе.

— Это вытираться. Пойдем.

Интересно, когда в этом мире появятся махровые полотенца? Впрочем, какие пустяки — полотенца. Я бы первым делом соорудила тут душ — ведь чего сложного? А уж если еще и с горячей водой…

Сыроварню Нилла заперла на ключ. Мы прошли задворками до ворот, Нилла помахала стражнику, тот тоже махнул. Оказывается, из замка так легко выйти!

Река была недалеко, огибала замок с противоположной от ворот стороны, густой камыш подступал вплотную к стенам. Широкая дорога уходила в камыш в сторону реки — телега без труда проедет. Подумав об этом, я усмехнулась — похоже, уже приняла здешние реалии. Прикидываю, что не машина поедет, а телега, вот так-то…

Мы по дороге не пошли, и свернули на узкую тропинку, которая вела чуть в сторону.

— Там тихая заводь, и пусто, мало кто бывает, — сказала Нилла. — Чтобы на тебя не глазел никто, спокойно поплаваем.

Так и вышло. Удивительно хорошо было на речке — закат полыхал на небе всеми оттенками красного и золотого и отражался в гладкой, как зеркало, воде, мы спугнули цаплю, отчего та поспешно отлетела в камыши, а еще какие-то мелкие птички у берега и не подумали улетать, просто отбежали в сторону.

Мы побросали одежду на поросший жесткой травой песок, нижнюю сорочку Нилла тоже сдернула, я последовала ее примеру. А куда деваться, купальники тут явно не изобрели еще. И нет никого…

— Плавать-то умеешь, не утонешь, а, Камита? — Нилла продолжала обо мне заботиться.

Я уверенно кивнула. Умею я плавать, очень хорошо умею.

Вода оказалась теплой, как парное молоко, и очень чистой, дно твердым, а заводь, к моему удивлению, вовсе не мелкой, шагов пять — и дно потерялось. Я немного отплыла, потом нырнула, и коснулась под водой ноги Ниллы, та взвизгнула.

— Камита! Не пугай меня!

Я согласно кивнула, она расхохоталась.

— Знаешь, здесь раньше водяные найки жили! Утаскивали под воду!

Ага, значит, байки про русалок тут тоже рассказывают…

Мы вволю порезвились, и усталость дивным образом схлынула. Выбрались из воды, когда солнце уже закатилось, но небо продолжало полыхать.

— Посидим немного тут? В замок не опоздаем, не бойся, глаза бы его не видели.

Я не возражала, тем более если не опоздаем.

Нилла вытерлась, вынула откуда-то из одежды крошечный флакон, вылила из него несколько капель и растерла по телу — запахло резко и пряно. Она протянула флакон мне:

— Это от кровососов. Натрись.

Я тоже растерла по плечам и рукам несколько капелек, и прислушалась — все верно, комары вокруг звенели, посидеть в свое удовольствие без спецсредств и мечтать не стоит. Но у нас, как выяснилось, и спецсредства нашлись.

Мы присели прямо на песок, Нилла сорвала гибкую травинку, пожевала ее.

— Ты вот что, Камита. Насколько я поняла — ты соображаешь вовсе не плохо. Верно?

Я кивнула. Да, в общем, соображаю, и хорошо, что это заметно.

— На людей не кидаешься, в припадках не бьешься — обычная девушка.

А засмеялась, и Нила улыбнулась.

— Убегаешь, говорят — так мало ли, зачем и отчего. Убегаешь?

Я только пожала плечами. До сих пор не убегала, но теперь, может, начну?

— Дин вон — каждый год удрать умудряется, каждую весну. Как его ни запирай — ничего не помогает. А потом успокаивается до следующего раза. В этом году имень велел его в зверинце закрыть — тоже не помогло.

Меня аж передернуло. В зверинце? Добрый какой имень, душка просто.

Я не прочь была бы еще послушать о том странном парне, но Нилла сменила тему.

— Лучше бы тебе и правда быть уродиной, или припадочной, или кусаться, что ли — чтобы боялись, — она улыбнулась. — Шучу, шучу. Но ты будь осторожна. Покажешься еще кое-кому легкой добычей, и пожаловаться не сможешь — всякий отговорится, ты ведь и немая, и вроде как безумная. Тебя бы замуж скорее, чтобы было, кому защитить. Надеюсь, имень так и решит. Имень у нас неплохой. Справедливый… как привило. Может, сам приданое даст, будешь жить тут, в Кере.

Я неловко улыбнулась, не соглашаясь и не отрицая. Вот всю жизнь мечтала, чтобы тут, и замуж! Не уж, мне — в столицу, к магу!

— А что коров доить не умеешь — подумаешь, — хохотнула Нилла. — Я, пока замуж не вышла, тоже не доила. Я в Андере жила, с матерью и братьями, у нас ткацкая мастерская была. Жили не бедно. А потом замуж вышла за именьского десятника, вот и увезли меня в такую даль от дома. А теперь я и вовсе вдова.

Я тронула ее за руку и покачала головой, стараясь выразить сочувствие. Вот немота проклятая! Настоящие немые хоть жестами объясняться умеют, мне теперь тоже, что ли учиться придется? Никому ничего не сказать, не спросить, только слушать. Задушила бы мельника…