Серебряные фонтаны - Хьюздон Биверли - Страница 4

Едва я положила Розу обратно в кроватку и снова взялась за расческу, как услышала быстрые шаги, а за ними — отрывистое «тук-тук» мисс Аннабел.

— Как ты себя чувствуешь, Эми?

По ее быстрому отпускающему кивку миссис Чандлер пошла к двери.

— Может быть, вы выпьете чашку чая? — предложила я ей вслед.

Когда дверь за миссис Чандлер закрылась, мисс Аннабел неодобрительно покачала головой.

— Совершенно незачем было так говорить, Эми. Слуги всегда уходят на чашку чая к себе, тебе следует это знать. — Мисс Аннабел подошла ко мне сзади, ее глаза смотрели прямо в мои в зеркале. — Когда-то было наоборот, не так ли? Я сидела за туалетным столиком, а ты покорно стояла сзади — помнишь, Эми? — она внезапно выхватила расческу из моей руки. — Вы позволите причесать вас, моя леди? — согнув расческу в сверкающую серебряную дугу, она один раз провела по моим волосам, а затем вдруг швырнула ее на туалетный столик, так, что мои шпильки разлетелись по полированной поверхности.

— Ты помнишь, Эми, ты помнишь то лето? — ее голос дрожал, когда она спрашивала. — Лето, когда я стала выезжать? Я танцевала ночи напролет, а когда возвращалась домой, ты была здесь, дожидаясь меня, и твои быстрые умные пальцы расстегивали мою одежду, вынимали шпильки из моих волос, ухаживали за ними, расчесывали их — пока я удерживала себя, чтобы не прыгать и не кружиться от счастья, рассказывая тебе о потрясающем юноше, с которым я танцевала. А когда, наконец, ты провожала меня в постель, я ложилась туда, и он снился мне.

Помолчав мгновение, она снова спросила: — Ты хорошо спишь, Эми? Ты видишь сны про любовь при розах и лунном свете? — ее сверкающие глаза впились в мои в зеркале. — Ты их видишь? Но мне никогда не приходило в голову, что ты тоже видишь сны. Мне следовало бы догадаться об этом. Кроме того, двоюродный дед Томас говорил мне, он предупреждал меня, знаешь? «Эта ваша горничная, с ней будут заботы, вот увидите — она слишком хорошенькая». Но я не беспокоилась, я была слишком самоуверенна, глядя в зеркало, — мисс Аннабел нагнулась так, что оба наши лица отразились в зеркале. — Я видела в нем только свое собственное лицо. Ты всегда была в тени, позади меня — и я не смотрела на твое лицо. Только теперь я разглядела тебя — совершенные дуги твоих ресниц, твои мягкие, поблескивающие золотом глаза, твои блестящие волосы. Я не разглядела тебя тогда, хотя ты все время была рядом, созревала за моей спиной, словно летний персик за стеной, золотистый, готовый упасть в протянутые руки. — Я закрыла лицо руками, но все равно не могла не слышать боль и сожаление в ее шепоте: — Ох, Эми, если бы ты только осталась там — осталась в тени! Тогда бы ты придержала свои сны — а я придержала бы свои.

Я слышала слезы в ее голосе и хотела протянуть ей руку, но не могла. А затем стало слишком поздно — остался только звук двери, закрывшейся за ней.

Я не видела мисс Аннабел до следующего вечера. Когда она вошла в дверь моей комнаты, я взглянула на нее, но не могла прочесть выражения ее лица. Она остановилась передо мной, стройная и тонкая в глубоко-синем атласном платье, высоко держа красивую голову, поблескивающую брильянтовыми гребнями в глянцевых завитках зачесанных кверху волос.

— Как ты себя чувствуешь сегодня, Эми? — она подошла ближе. — Я поужинаю с Леонидасом перед уходом — с тех пор, как ему запретили входить к тебе в комнату, я составляю ему компанию. Эми, ты надеюсь, не придаешь значения тому, что я на время одолжила твоего мужа? В конце концов, он мой свекор.

— Нет, конечно, не придаю. Ему нравится твое общество.

— Да, по-моему, это так. Я должна идти — обещала Флоре, что поднимусь наверх, когда оденусь, чтобы показаться ей. Доброй ночи, Эми.

Мисс Аннабел исчезла в одно мгновение — она всегда была быстрой, смелой и самоуверенной. И Лео действительно получал удовольствие от беседы с ней. Было совсем иначе, когда он ужинал со мной — он просто сидел и слушал, как я болтаю о Флоре, о розах и тому подобном. Он делал короткие замечания в ответ, но никогда по-настоящему не разговаривал со мной, как с мисс Аннабел.

Внезапно я ухватилась за обрывок этой мысли, словно утопающий за соломинку — как же он мог полюбить меня, если никогда не разговаривал со мной? Если кого-то любишь, то хочешь разговаривать с ним, рассказывать ему все, как я рассказывала Фрэнку... я быстро прогнала эту мысль. Я не должна думать о нем, не должна. Но та, первая мысль сохранилась у меня. Я, наверное, не поняла выражения лица Лео, а особый взгляд, которым он посмотрел на меня, был просто результатом обманчивой игры света. Какой глупой я была, прочитав в нем так много — да, он подарил мне розы, но только потому, что знал, как я их люблю.

Но эта роза так много значила для него. Все-таки он потратил годы, чтобы вывести ее, и она была прекрасна. Ничего удивительного, что он дал ей мое имя. Дать розе имя жены — почти то же самое, что дать ей свое имя.

Теперь все стало очень простым — он вовсе не любил меня, у меня просто разыгралось воображение. Я всегда любила выдумывать мечты, еще с тех пор как была девочкой. Более того, я всегда была достаточно глупой, чтобы верить в них. Но теперь я стала старше и понятливее — за исключением того вечера, когда я опять стала глупой и внушила себе мысли о нежных чувствах Лео — из-за ничего!

Я чувствовала себя так, будто у меня гора свалилась с плеч — и вовремя, потому, что доктор, вызванный на следующий день, сказал, что моя температура упала и Лео снова может навещать меня по вечерам. Затем он добавил, покачав головой: «Но я по-прежнему настаиваю, чтобы не было никаких физических контактов. Даже поцелуев».

Даже поцелуев — но Лео никогда не целовал меня. Я родила от него ребенка, но он никогда не целовал меня, никогда. Я вспомнила его слова, сказанные мне после рождения Розы: «Ты должна сделать для нее все. Других не будет». Он совершенно ясно дал мне понять, что мы больше не будем жить как муж и жена — итак, теперь у меня было решающее доказательство. Как глупо с моей стороны было даже думать о чем-то другом!

Когда Лео пришел ко мне на следующий день, мои глаза все-таки испытующе устремились на его лицо — но он даже не взглянул на меня. Зачем ему было это делать, когда у него была новорожденная дочь, чтобы любить и обожать ее? Улыбаясь, я подняла Розу, чтобы он мог лучше разглядеть ее.

— Как ты себя чувствуешь, Эми?

— Спасибо, очень хорошо, — ответила я и твердо добавила, — Лео.

Я стала успокаиваться — Лео был таким же, как обычно, и, как всегда, дожидался, что заговорю я. Так я и сделала, рассказав ему, как чудесно вела себя Роза с тех пор, как мы виделись в последний раз.

— Она никогда не плачет.

— Ей редко нужно это делать, потому что все ее желания немедленно исполняются, — слегка улыбнулся он.

— Это — удовольствие для меня, — с улыбкой взглянула я на мою совершенную Розу.

Я подождала, не захочет ли он что-нибудь сказать сам, но, конечно, не дождалась. Почувствовав себя уверенней, я стала рассказывать, как Флора принесла сестричке свою любимую куклу — но забрала ее назад в ту минуту, когда Роза ухватилась за нее рукой! Он улыбнулся, и я спросила его:

— А чем ты занимался в последние дни, Лео?

— Я был очень занят в госпитале, — больше он ничего не сказал. Было очевидно, что он не хотел разговаривать со мной, а значит, вчерашний мой вывод был верен. Какое облегчение! Мне совершенно не хотелось слушать об этом госпитале — я знала, что Лео работает санитаром Красного Креста, но больше ничего не хотела об этом слышать. Я была трусихой и приходила в ужас от вида крови. Он это знал.

Миссис Чандлер вошла с кофейником на подносе, но, поставив его на столик, благоразумно ускользнула. Я нехотя уложила Розу в кроватку и налила себе и мужу кофе. Лео молча выпил две чашки, но теперь я снова чувствовала себя с ним свободнее и болтала за двоих, а он тоже казался довольным, сидя и слушая мою болтовню. Конечно, Роза захотела присоединиться к нам, поэтому я поставила чашку и взяла ее на руки.