Костёр в ночи (СИ) - Криптонов Василий - Страница 59

Впрочем, у Гетаинира, кажется, мысли шли в том же направлении.

— Что, — усмехнулся он в лицо Натсэ, — беспокоишься, что братику жены не хватит?

— Мы тебе врали, Гетаинир, — сказала она.

— Это я уже понял.

— На самом деле Боргента — моя жена, а сэр Ямос — наш телохранитель.

От неожиданности Гетаинир поперхнулся воздухом на вдохе и надолго закашлялся. Натсэ спокойно наблюдала за его мучениями.

— И... И что же нужно, чтобы клан принял подобный брак? — просипел он.

— А что, у тебя есть на примете симпатичный мальчишка? — мрачно пошутила Натсэ. — Боюсь, поздно спохватился, заключённым в брак вступать запрещено. Так что же такого важного ты хотел мне сказать?

Переведя дыхание, Гетаинир заговорил медленно и спокойно:

— Да, в общем-то, ничего особенного. Мелочь. Может, и вовсе ерунда окажется. Но мне бы хотелось облегчить душу перед тем, как я... Ну, вы понимаете. Да, всё верно, я — выходец из деревни, которую пожрали болота. Не было никаких нашествий лягушек, просто болота подступали всё ближе, а лягушки... Ну, они появлялись, да, не без того. Однако жители до последнего надеялись справиться. Занимались мелиорацией, ждали, что маги им помогут. Надеялись на меня, ведь я — маг, который учится в академии. Но сам я не мог ничего, а когда пытался достучаться до настоящих магов, они только отмахивались от меня. Время было жуткое и непонятное: не так давно пал клан Огня, со Стихиями творилось незнамо что, и до какой-то крохотной деревеньки никому не было дела. Единственное, чего я добился, — в Дирн отправили вежливую рекомендацию провести разведку. Местный магический страж верно прочитал всё между строк и, не отрывая зад от стула, состряпал ответ: всё, мол, в рамках допустимого и беспокоиться не о чем. А деревня умерла.

— Мне грустно, — сказала Натсэ. — Я рыдаю. Дальше что?

— Дальше?.. Да ничего, собственно. Ещё несколько деревенек погибло. Некоторые люди уходили, некоторые оставались до тех пор, пока не становилось поздно. Жуть берёт, до чего людям страшно покинуть насиженное место. Иногда даже молодые предпочитают смерть, что уж говорить о стариках...

— Я не понимаю, к чему эта болтовня, — пожала плечами Натсэ. — Ты хочешь, чтобы я тебе посочувствовала? Я могла бы простить тебе всё, что угодно. Но ты обманул моё доверие, ты прикоснулся к тому, что принадлежит мне, и причинил вред. Такого я не прощаю.

Это она, видимо, про Авеллу. Жестковато, конечно, звучит, но я думаю, Авелла была бы рада такое услышать. Она радовалась любому признаку того, что Натсэ её ценит.

— Прощение меня не интересует, — поморщился Гетаинир. — Я сделал, что сделал, и ни о чём не жалею. Однако возвращаясь мыслями в мою родную деревню, я вспоминаю кое-что интересное... Была одна женщина, ей в жизни не особо везло. Муж-лесоруб погиб — его придавило деревом. Я тогда ещё ребёнком был. Женщина долго горевала, многим женихам дала от ворот поворот, от горя её красота быстро увяла. От неё отступились все. Относились как к старухе, хотя ей ещё и тридцати, наверное, не было. Только вот однажды у неё появился странный жилец. Я его ни разу не видел, но пересудов слышал немало. Одно время в деревне только и разговоров было о том, что теперь с нами живёт маг, и теперь-то, мол, в деревеньке всё пойдёт на лад. Однако не пошло... Маг вскорости исчез, оставив женщину в интересном положении...

Гетаинир облизнул пересохшие губы и, глядя куда-то в сторону, продолжил:

— Я тогда уже учился в академии, в деревне бывал редко, наездами. И всё время старался проводить с родными, потому опять-таки почти не пересекался с той женщиной. Однако однажды встретил её с ребёнком. Женщина к тому времени превратилась в изгоя, с ней никто не хотел иметь дел. В замкнутом мирке ребёнок, прижитый вне брака, это настоящее преступление. К тому же многие из тех, кого женщина в своё время отшила, таили обиду.

Я покосился на Асзара, но тот, кажется, тоже ничего не понимал. А Натсэ слушала. Не меняя позы, всё такая же гордая и неприступная, она, тем не менее, слушала Гетаинира, не прерывая.

— Тяжёлая наступила пора. Времена года сменяли друг друга, как им только хотелось. Вчера было лето, сегодня начиналась зима, а завтра, кажется, осень. Никто уже не был уверен ни в чём. Урожаи гибли, скот болел, деревня голодала. А тут ещё и болота... В общем, мало удивительного в том, что люди не хотели уходить. Им просто некуда было идти, они не верили, что где-то будет лучше, когда такое творится. И всё же... Они не дожили какого-то года. Потом всё наладилось, печати на Яргаре ослабили, и в мир вернулось подобие баланса. Но моей деревни уж не было более.

Гетаинир перевёл взгляд на Натсэ и невесело усмехнулся:

— Незадолго до того, как возникла беда с болотами, тот странный маг, говорят, вернулся и забрал ребёнка. Женщина осталась. До последнего сражалась за жизнь вместе с ненавидящей её деревней... Я бы, может, и не вспомнил об этой женщине сейчас. Всё это было давно, и судьба её не тревожит меня так сильно, как судьбы моих родных... Но была в ней одна черта, которой я не могу забыть. Видите ли, госпожа Тавреси... Или уместнее назвать вас леди? Не важно. У этой женщины были изумительные глаза. Даже когда она вся буквально ссохлась и почернела от лишений, глаза её оставались невероятно красивыми. Такого ярко-фиолетового оттенка, будто...

— Заткнись, — тихо сказала Натсэ, и голос Гетаинира будто мечом обрубило. — Я знаю, что моя мать погибла где-то недалеко отсюда. Что-то новое ты мне хотел рассказать?

— Погибла? — переспросил Гетаинир. — Ну что ж... Может, и погибла. Не знаю. Только вот из деревни она таки ушла, когда стало очевидно, что бороться больше не за что.

Натсэ вздрогнула.

— И мы с ней виделись, если память мне не изменяет, лет пять назад. Несмотря на возраст, выглядела она значительно лучше, чем...

— Где? — крикнула Натсэ, ударив кулаком по каменному пруту решётки. — Где?!

Гетаинир хрипло рассмеялся, покачал головой и громко произнёс:

— Я, Гетаинир безродный, маг клана Земли, признаюсь в преступлениях. Я убил инспектора в «Уютном передке», как бы скверно это ни звучало. Я убивал людей и животных, чтобы приманить лягушек. Поймал одну лягушку и использовал, чтобы убедить всех, будто инспектора загрызла она. Я планировал обобрать город и сбежать, а после — любоваться, как город гибнет. Я избил госпожу Боргенту, надеясь отобрать у неё деньги. Это всё я, да!

И он расхохотался. А у меня — как и у всех присутствующих, наверное, — выскочила перед глазами надпись:

Засвидетельствовано признание в убийстве мага, нападении на мага с целью ограбления и мошеннических действиях, порочащих честь клана.

— Где ты видел мою маму?! — закричала Натсэ, тряся решётку.

— А ты сними с меня штаны, поставь лезвие и позови свою «жену», — сказал Гетаинир. — И покажите мне представление. Тогда — как знать? — может, я и захочу рассказать.

Глава 41

— С твоей стороны, Мортегар, было крайне опрометчиво идти на поводу у этого ужасного человека, — заметила Авелла, подливая мне чаю. — Кроме того, ты не принёс горшочек из-под каши.

Блин, горшочек... Ну да, забыл я про горшочек, в кузнице оставил. Как-то неудобно было после сцены в тюрьме сказать Натсэ на обратном пути: «Эй, давай заскочим ко мне на работу, я горшочек заберу». Не то что неудобно — даже опасно, я бы сказал.

— Нужно было получить признание, чтобы посадить его надолго, — сказал я и постучал по кружке ногтями. — Откуда я мог знать, что он выдаст такое...

Мы сидели в кухне, переговариваясь вполголоса, когда Натсэ уходила в другой конец дома. Она молча мерила коридор шагами, и одного взгляда на неё хватало, чтобы сообразить: лучше не лезть. Не сейчас. Мы и не лезли. Пили чай и думали, как быть дальше.

Натсэ в очередной раз ворвалась в кухню, держа руки скрещенными на груди, развернулась у печки и унеслась обратно. Выждав секунду, Авелла сказала: