Штуцер и тесак (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 27

Пока он выполнял приказ, мы постреляли из штуцера круглыми пулями, загоняя их в ствол шомполом и молотком. Ну нах такое удовольствие! Зарядив раз, я поручил заниматься этим одному из егерей. Круглые пули попадали в дерево, но разброс их возрос. Парочка и вовсе чиркнула по краю, оставив на стволе желтые царапины. (Защитники природы, молчите! Здесь не ваша делянка!) Пробивное действие круглых пуль ожидаемо оказалось хуже – входили в дерево на фалангу пальца.

– Изрядно стреляете, Платон Сергеевич! – заметил Спешнев. – На триста шагов все пули в цель.

– Жизнь заставит – не такому научишься, – ответил я уклончиво.

Тем временем вернулся Чернов с егерями. С ними прискакал и Синицын. Испытания устроили по всем правилам. Из одних и тех же штуцеров стреляли круглыми и длинными пулями, оценивали меткость и пробивное действие. В завершение два самых метких стрелка попытались попасть в толстую сосну (другую, ствол первой уже исклевали пулями) с расстояния в четыреста шагов. С длинными пулями это удалось, круглые пролетели мимо.

– В очередной раз удивили меня, Платон Сергеевич! – подвел итог Спешнев. – Признаться, не верил. Но… – он развел руками и обернулся к фельдфебелю – Синицын! Все пули к трофейным штуцерам перелить на новые. К своим – тоже! Используйте для этого припас к польским пистолетам – его много, нам столько не нужно. Калибр у наших штуцеров другой, пусть кузнец сделает для них пулелейки. Заплати, не скупясь. В бою жизнь спасет. Сам видел: пока один забивает пулю молотком, второй десять раз выстрелить успеет.

– Слушаюсь, ваше благородие! – вытянулся фельдфебель.

– Ступай!

Синицын с егерями ускакали. Я помог Спешневу забраться в седло, заскочил в свое, и мы не спеша зарысили к усадьбе.

– Графиня приглашает нас ужин, – сообщил штабс-капитан. – Ее дочь намекнула, что не прочь послушать чье-то пение.

Он улыбнулся.

– После похорон? – удивился я.

– Так не их же родственников хоронили, – пожал плечами Спешнев. – И не наших. А солдаты… Это война, Платон!

Действительно. Что-то я туплю.

– Аграфена Юрьевна тебе симпатизирует, – продолжил штабс-капитан. – Не теряйся!

Он подмигнул.

– Где нам, дуракам, чай пить? – процитировал я классика.

– Не скажи! – покрутил головой Спешнев.

– Он был титулярный советник, она – генеральская дочь; он робко в любви объяснился, она прогнала его прочь, – продолжил я цитирование. – А я даже не титулярный советник, Семен. Мещанин без чина и звания.

– Зря ты так! – не согласился он. – Сам же говорил: на войне все по-другому. Вот выйдем к своим, я твои пули начальству представлю и про подвиги расскажу. Чтоб за такое не наградили? Вон, Кутайсов, самого подлого происхождения человек, парикмахером и камердинером при государе Павле Петровиче обретался, а стал графом и помещиком. В великой силе был! Сын его, генерал-майор, артиллерией в первой армии командует. А ты герой. Помяни мое слово, Платон! Еще до конца года увижу на твоих плечах эполеты.

«Блажен, кто верует, тепло ему на свете». Получить титул, отираясь возле императора, дело обычное. Но какому-то мещанину при армии… Разубеждать Спешнева я не стал. Похоже, он уверился в моей удачливости. Зачем лишать человека иллюзий?

– Хорошо, – сказал я. – Спою.

Ехали не спеша. Французы нас не подпирали, в деревнях и селах, которые мы проезжали, их не видели и не слышали – по всему выходило, что оторвались. К моему удивлению, егеря довольно прилично держались в седлах. Оказалось, их этому обучают. Егеря в этом времени что-то вроде спецназа. Сделать вылазку в стан врага, разгромить штаб, захватить языка (есть уже здесь такой термин), устроить засаду, вести в бой в лесу, среди болот и кустарников… Они стрелять из-за укрытий, перезаряжать ружья, лежа на спине. Это мне Спешнев рассказал. Еще егеря метко стреляют, в том числе из пистолетов, и этот навык для них главный. В своем времени мне довелось прочесть реальную историю из этой войны. Русский егерь, унтер-офицер, засев в кустах на берегу, метким огнем не давал французам возможности навести мост через реку. Чего только не предпринимали лягушатники! Палили залпами по кустам, где укрывался стрелок, затем подогнали пушку. Не помогло. Целый день один-единственный егерь срывал французам переправу. Форсировать реку им удалось только назавтра. В изломанных кустах на берегу французы обнаружили мертвое тело героя. Это их настолько поразило, что этот эпизод вошел в историю войны.

Командующий 2-й русской армии Багратион сам некогда командовал егерями[67], службу их знает. Не удивительно, что в подчиненные ему егерские полки вымуштрованы и обучены. Любимец Суворова, прошедший десятки сражений, перенял у автора «Науки побеждать» не только его приемы, но и сердечную манеру обращения с солдатами и офицерами. Не удивительно, что Багратиона любят в войсках, в отличие от чопорного и холодного Барклая де Толли.

В первом же встреченном селе я зашел в церковь, где купил нательный крест. В этом времени их носят все – от крестьянина до императора. Мой сняли гусары – польстились на серебро. Подарок бабушки умыкнули, скоты вюртембергские! В сельской церкви серебряного не нашлось – откуда? поэтому взял медный на шнурке. Заодно показал священнику трофейный медальон, попросив оценить, что за образ на миниатюре? Православный ли?

– Униатский, – ответил священник, рассмотрев. – У нас так не пишут. Не переживайте, господин, – добавил, разглядев огорчение на моем лице. – Униатские иконы не запрещены. После того как польские земли перешли под русскую руку, их храмы стали православными, но убранство и иконы в них остались прежними. Там и прежде служба по-нашему велась, разве что священство подчинялись папе, а не Синоду, как мы. Откуда у вас этот образок?

– Трофей, – не стал скрывать я.

– Я могу его освятить. Неизвестно, сделал ли это прежний владелец. Ему, как понимаю, Богородица не помогла. А так защитит вас.

– Сколько? – спросил я.

– Полуполтина.

Не фига себе у них расценки! За такие деньги крестьянская семья может питаться месяц. Кузнецу я заплатил столько же, но тот несколько часов молотом махал, даже к поминальному столу не пошел. А здесь молитву пошептать… Хотя, чего возмущаться? Хитрый поп с первого взгляда оценил состоятельность клиента. Одет в богатый охотничий костюм, при часах, медальон золотой. За крестик выложил гривенник, не торгуясь. Так я без монет останусь, а они нужны. Крестьяне сдачи с ассигнации не дадут – нет у них таких денег.

– Сделайте, батюшка! – кивнул я.

Поп взял медальон и скрылся за царскими вратами. Минут через десять вернулся и отдал мне влажный медальон – в воду совал. Из вредности я протянул ему пятирублевую ассигнацию. Не моргнув глазом, поп взял ее, выдав на сдачу горсть медяков. Ссыпав их в сумку, я поблагодарил священника и, получив от него благословение – хоть это бесплатно! – отправился к своим.

В день мы преодолевали не более 40 километров, вернее, верст. Обязательная дневка на пару часов – лошадь не человек, ей отдых нужен, ближе к вечеру выбирали место для бивуака. Останавливались у рек – их тут охренеть сколько. К 21-му веку многие пересохнут, а сейчас – только успевай пересекать вброд или по деревянным мостам. На бивуаках егеря расседлывали коней, вели их мыть и поить, заодно мылись сами. Стирали рубахи и портянки – к утру высохнут. Чистоплотность в русской армии возведена в абсолют – еще от Суворова пошло. Тот же Багратион в этом году издал приказ[68]: «Для предварения умножения болезней предписать ротным командирам, дабы они наблюдали: 1. Чтобы нижние чины не ложились спать в одежде, а особливо не разувшись. 2. Солому, на подстилку употребляемую, чаще переменять и смотреть за тем, чтоб после больных не подстилали б под здоровых. 3. Надзирать, чтоб люди чаще переменяли рубашки, и, где возможно, устроить за селениями бани для избежания пожаров. 4. Как скоро погода будет теплее, избегая тесноты, размещать людей по сараям. 5. Для питья в артелях иметь квас. 6. Наблюдать, чтоб хлеб был хорошо выпечен. Впрочем, я уверен, что все начальники приложат неусыпное старание к сохранению здоровья солдата». А вот во французской армии все наоборот. Ее огромные небоевые потери объяснятся нечистоплотностью «просвещенных» европейцев. Не любили они мыться. Наполеон в письме жене хвастался, что они уже две недели не снимали сапог[69]. Герои, млять! Представляю, как от них воняло! Что, влом сапоги сбросить? Если главнокомандующий, тащивший за собой огромный обоз с ванной, походной кухней, палатками и прочим, так себя ведет, чего требовать от солдата? И эти люди будут нас чему-то учить?