Очень живучая тварь (СИ) - Гамма Ам Аль - Страница 27

— Пошли, давай, одноглазый! — бородавочник нетерпеливо рыкнул.

Ладно, держим морду кирпичом, ведем себя уверенно.

— Шевели копытами! Шевели, я сказал! В центр идем!! Шевели!!

Ничего себе, концерт. Обезумевшие жабы крутанулись на местах. Морды перекошены, глаза выпучены. Да что случилось—то?

— Иду, иду, — держим морду кирпичом.

Неспеша подошел к переглядывающимся жабам, остановился:

— Идем, или как? Мне вас долго ждать?

Жабы—переростки успокоились. Снова пялятся на меня, рассматривают.

— Ну, идем, ленточный, — процедил правый. — В центр идем!

— В центр, в центр... Веди, давай.

Да что они заладили со своим центром. Что не так-то? Мы снова двинули в путь. Брюнетка говорила мне не соваться в центр. Таким как я там не место. Вот и узнаем в чем дело. Жабы бросают на меня косые взгляды. От этих плоских зеленых морд воротит чуть меньше, чем от кикиморы. Мы движемся через проспект. Мерзко здесь. По крайней мере, в этой части города. В воздухе разлито кислотное марево, беспорядочно раскиданы хибары, жители — сплошь калеки или уроды. Такие же, как я. Мимо нас снуют горбатые бабки, ползают в грязи замызганные увечные, на глаза попадаются странного вида люди. Из человеческих тел торчат и извиваются отростки буро-коричневого цвета. Несчастные выглядят изможденными, уставшими, кто-то буквально при смерти. Количество щупалец, торчащих из их тел, для всех разное. У кого-то одна, у кого-то десяток. Хомяк мне предлагал моровую пиявку. Быть может это они и есть? Правда, не похоже, чтобы увечные могли как-то контролировать присоски на своих телах.

Чем дальше мы проходим внешнее кольцо, тем больше местных попадается на глаза. Все ущербные в той или иной мере. Кто без рук, но с пиявками, кто горбатый и кривой с пузырем вместо лица. Встречается симбиоз из человека и ящерицы. Верхняя часть тела нормальная, а нижняя от рептилии. Бедолаги ползают в грязи, перебирают своими конечностями, по-змеиному изгибаются во время движения. Я молча иду и кручу по сторонам головой, нервно соображая что делать. На глаза попадаются магазины, кузницы. Вон кабак, по-видимому. Вполне себе добротное двухэтажное здание не в пример остальным. Вывеска над крыльцом. На толстой, массивной табличке вырезаны каракули: несколько жаб, убегающий вурк, костер, снова жабы, вурк на палочке.

— С дороги, падаль! — левый на ходу пнул зазевавшуюся кикимору.

От пинка бабку снесло, словно пылинку. Старуха с треском проломила головой соседнюю хибару. Кажется, мы пришли. Ещё одна каменная стена. Широкая лестница поднимается к стрельчатой арке входа. Жабы остановились, выжидают. Смотрят своими лягушачьими мордами, молчат. Я зашагал по лестнице. Поднимаюсь, то и дело оглядываясь. Громилы не уходят, ждут. Вопрос, чего именно. Чем выше я поднимаюсь по ровным каменным ступеням, тем больше открывается моему взору. Вот они, те самые шпили домов.

Через проем видны нарядные, ровные стены зданий, застекленные окна. Веранды, балконы на втором и третьем этажах. Я вижу брусчатую площадь и снующих по ней жителей. Аккуратные лавочки, зеленые насаждения, фонари, что освещают городок. И в этом празднике жизни я не вижу ни одного увечного, грязного, убогого. Только блестящие полированные латы, вычурные плащи, цветастые эполеты и шевроны. Спокойные, уверенные походки, неторопливые. О, вон фонарик пробежал! Ну, то есть вурк. Нарядная. И чем ближе я к этому царству роскоши и благоденствия, тем сильнее крепчает понимание каким оборванцем я выгляжу. Меня остановили за десяток ступеней от входа. Вижу мерцающую пленку. Наверное, именно она глушит звуки и запахи с той стороны. Ибо стоя тут, я всё ещё во власти горьковатого дыма, витающего перед моими глазами.

— Замри, десятка, — передо мной материализовался, кто бы вы думали, опоссум.

Разведчик му'шутцу, 78 ур.

Клан «Рубеж»

— Парень, до конца моей смены осталось пару часов, — процедил енот. — Даже спрашивать не буду что, как и почему. Разворачивайся и иди обратно.

Не знаю что ему ответить. Этот шрамированный енот приковывает взгляд. Аккуратно уложенные волосы, ровно постриженные усы, тонкая бородка. Про доспехи вообще молчу. Монолитный кусок… какого-то черного пластика. Сидит на нем, словно вторая кожа. Круто, блин! Грудная жаба удавилась от зависти.

— Парень, — разведчик глянул на меня, — двигай отсюда. Больше повторять не буду.

О, Фонарик! Или не Фонарик? Вурк шестого уровня. Вроде бы похожа и выглядит как всегда потеряно.

— Фона...

Договорить не успел. В грудь прилетел пинок такой силы, что в глазах потемнело. Внутри что-то хрустнуло, сломавшись. Как рыба, выброшенная на лед, я хватал ртом воздух и катился вниз по лестнице. Катился в жидкую грязь под ногами и плотную завесу зеленого дыма. Катился, прикладываясь лицом о ступеньки.

— Гы—гы!

— Сходил в центр? Гы—гы.

— Ещё раз попробуй, может, получится! ВА—ХА—ХА!

Сейчас я поднимусь по этой лестнице обратно и прирежу этого опоссума прямо там! Тупо прирежу вот этим самым тесаком. Слава богу, не выпустил из — хотел сказать рук, свыкаюсь уже — из тентаклей. Город—рубеж? Вот это — рубеж? Рубеж между нормальными и ненормальными что ли? И предыдущий поедатель пробирался через такие вот... препятствия? До самого титула бога. Теперь я не удивлен, что он к чертям вырезал все живое, забравшись на вершину. У него банально поднакопилось.

— Ну что, болезный? Гы! Раздевайся. Тесак сюда давай, побрякушки все выкладывай, — засипела мне в ухо правая жаба.

Трехпалая лапа схватила за языки, вздернула меня в воздух. Силен.

— Ножик сюда гони, — второй ручищей бородавочник потянулся к тесаку.

— Бери, — я поднял своё вымазанное в грязи лицо.

Язык алой полосой метнулся к голове пузырчатого. Я целился в глаз, вот только.

БЗДЫНЬ!

Острие выбило сноп искр о невидимую пленку, отскочило в сторону. Мои тентакли тут же сдавила лапа бородавочника, тело вздернули ещё выше.

— Кранты тебе, калека, — лаконично резюмировал левый.

Мясистые губы зеленого разомкнулись, демонстрируя ряды острых, как бритва зубов. Жабья голова увеличивается. Щеки раздуваются, пасть открывается все шире. Верхнюю половину жабьей морды я просто не вижу. Всё пространство занимает огромная раздувшаяся харя. Меня собираются проглотить целиком.

Ненасытное нутро: 60/1000 (мрачный двойник)

Активировать: Да/Нет?

Конечно «да»! Я выплюнул черную кляксу, наблюдая, как жижа исчезла в бездонной глотке. В следующий миг бородавчатый выпустил меня из своих лап, задергался, засипел и поплыл горкой мяса. Кинув взгляд на его растерявшегося напарника, я рванул в ближайшую подворотню.

— Тебе кранты, тварь! — обезумевшим слоном взревели за моей спиной.

Ничего себе у него голосок! Но это не важно. Бежать и ещё раз бежать из города. Дом, второй, поворот, улочка, снова поворот. Я несусь как ошпаренный, перемахиваю через ветхие заборы и калитки. Я снова встрял! Да как же так, елы-палы?! Всё, никаких городов! Я огибал трухлявые сараи и расталкивал кикимор, чтобы в итоге забежать в тупик. В тупик с одиноким домиком, непонятным дедком на лавочке и высоченной стеной. Но... как? Не может такого быть! Я возвращался тем же маршрутом. Точно помню! Мистика какая-то.

— В туман надо было бежать, парень. Из города и в туман, — проговорил старичок. — А теперь тебя съедят.

Я слышу, как приближается целая орава жаб—переростков, слышу, как дрожит земля от тяжелых шагов, слышу ревущие голоса, что раздаются на всю округу.

— Дед, держи, — я бросил пачку амулетов старику под ноги. — Похоже, мне они больше не понадобятся.

Главное, что не достанутся бородавочникам.

— Гхм… — кажется, дед удивился.

А тесак надо перехватить покрепче. Он мне сейчас пригодится. Где жижа моя?

— Рядом будь,— кинул я кляксе возле своих ног.

Черная лужа собралась в кроссовок. Так, что ещё? Всё, поздно. Табун зеленых громил ворвался в тихий закуток. Может, стоило попытаться вломиться к деду? В его хибару. Спрятался бы, пересидел. Я оглянулся на безмятежного старичка. Что там рисуют черви над его головой?