Похищение из сераля (СИ) - Васильев Николай Федорович - Страница 20

Ужинать Агата решила в их ресторане. За ней увязались и Адольф с Изольдой, сиявшие как новенькие серебряные кроны и по любому поводу ухватывающие друг друга за руки. Говорила, в основном, новообращенная автомобилистка, с лица которой не сходила улыбка.

— Представляешь, Макс, – частила она, – я сама проехала под вечер всю трассу: от Брайтенштайна до Земмеринга! Конечно, со скоростью черепахи и пару раз на поворотах "глохла", но Саша почти ни разу не хватался за руль! Подтверди, "графинчик"!

— Да, княжна необыкновенно способная ученица, – солидным баском сказал Саша. – При езде в гору нужно ловко манипулировать переключением скоростей, и она с этим справилась почти на "отлично". А уж с горы мчалась как норовистая кобылица! Вот тут мне пришлось несколько раз вмешаться….

— Оказывается, с горы ехать значительно труднее, – смущенно подтвердила Агата. – Эти деревья так и лезут под колеса! Но Саша меня отлично подстраховывал. Он вообще лучший учитель на свете: терпеливый как слон и ругается исключительно интеллигентно!

Меж тем ужин продвигался вперед, а поскольку аппетит все молодые люди нагуляли отменный, поданные кушанья были вскоре сметены. Расставаться никому не хотелось, но заняться в ресторане, лишенном музыкантов, было вроде бы нечем. Впрочем, Макс это обстоятельство предвидел и успел подготовиться (сделав заказ в Париж еще в Млада Болеславе).

— Кельнер! – позвал он. – Поставьте на граммофон вот эту пластинку….

— Что за пластинка? – мигом спросила Агата.

— Это аргентинское танго "Ла мороча", которое сейчас в Париже активно учатся танцевать все круги общества.

— Танго? Впервые слышу. А что означают слова "ла мороча"?

— По-испански это "брюнетка". Но давайте послушаем его.

И вот под сводами отеля "Бельведер" зазвучала экзотическая аргентинская музыка в исполнении скрипки и аккордеона. После первой, инструментальной части взбудораженная Агата зашептала на ухо Максиму:

— Какой чудный рваный ритм! Его же задает аккордеон?

Но тут в мелодию влился чарующий голос певицы и Агата вновь зашептала:

— О чем она поет? Вы знаете? Вы же переводчик….

— Я списал и перевел ее слова на немецкий, – шепнул в ответ Городецкий. – Возьмите листок и читайте….

(Вот этот текст, господа: – Это я – брюнетка

Очень грациозна

— И очень известна

В нашенском квартале

Я своим соседям

Очень рано утром

Предложу душевно

Горький симаррон (чай матэ)

Сладко и умильно

На пороге хижины

Пою очень стильно.

Ну а мой владыка

Выводит на тротуар

Рысистого коня

Я – аргентинская брюнетка, та, что не чувствует сожалений

И проводит жизнь весело со своими песнями

Я – нежная подруга благородного портового гаучо

И лелею жизнь своего владыки.

Это я – брюнетка

Ищу горящим взором

Того, кто чувствует в душе

Огонь любви.

Я лишь креолито

Благородных и храбрых

Люблю со всем пылом

Моей души.

В моем любимом ранчо

Серебристой ночью

Пою на ветер с чувством

Про милую страну

И мою верную любовь.

Я – аргентинская брюнетка, та, что не чувствует сожалений

И проводит жизнь весело со своими песнями

Я – нежная подруга благородного портового гаучо

И лелею жизнь своего владыки)

— Вы, конечно, умеете танцевать это танго? – спросила Макса княжна Ауэршперг после остановки пластинки. – Я хочу сейчас же его разучить!

— Если господа и дамы, ужинающие в ресторане, будут не против, я могу его показать, – громко произнес Максим.

— Просим, – сказал после небольшой паузы седовласый господин, сидящий в компании с благородного вида дамой такого же возраста.

Через минуту Максим с Агатой стояли на небольшом пятачке возле граммофона. Он показал ей танговую четырехходовку (два шага на партнершу с левой ноги, раскачка назад-вперед-назад, шаг назад правой, шаг в сторону левой и приставление к ней правой ноги), после чего пластинка вновь закрутилась и Городецкий, слегка притянув к себе Агату за талию, пошел с ней в танцевальное путешествие. Почти сразу оно стало эротическим: пространства у них было мало, пришлось часто делать повороты, во время которых тела внятно соприкасались, что порождало в них волны сладострастия – все более и более сильные. Максим ожидал, что Агата все же отстранится и прекратит искушение своего целомудрия – но дева вцепилась в его плечо и длань и продолжала трепетать. Положение спасла краткость записи (менее 3 минут). Они расцепили объятье, поклонились друг другу, пытаясь этой условностью согнать с лиц предательскую красноту – и вдруг услышали аплодисменты публики. Повернувшись к залу, танцоры сделали общий поклон и пошли к своему столу.

— Вы как будто давно это танго вместе танцуете, – простодушно удивилась Изольда.

— Ловко у вас получилось, – подтвердил Адольф.

— Я уверен, что Ваш отец, Агата, этот танец бы не одобрил, – мрачно сказал Коловрат, покрасневший не меньше танцоров.

— Это было восхитительно, – возразила княжна вполголоса и против обыкновения ничего не прибавила.

Дождь шел и на следующий день, но к обеду стал стихать. Неугомонные Агата и Саша продолжили терзать рычаги и педали автомобиля, а Городецкого припахали Изольда и Адольф, пожелавшие изучить танго. При этом Изольда норовила повиснуть на своем учителе, а также совершала провокационные движения бедрами – так что Максу стоило немалых усилий удержаться от вульгарных обжиманцев. Адольф же в танго себя совершенно не стеснял, продуцируя в партнерше довольные смешки и даже повизгивания. Ученья эти проходили в гостиной Траутмансдорфа, где тоже стоял граммофон, куда через некоторое время подошли и князь со своей 27-летней женой. Изольда и Адольф были вынуждены угомониться, а Карл и Мари тоже стали разучивать танго.

Мари в первом подходе танцевала механически, стараясь выдерживать предписанные фигуры танца и строго держа дистанцию. Потом она танцевала дважды со своим мужем, раз с Адольфом и вновь попала в объятья Городецкого. То ли она к этому времени понагляделась, то ли раскрепостилась с Адольфом, но сейчас с Максом танцевала другая женщина: решительная, ловкая, отзывчивая на предлагаемые партнером эксперименты и по ходу танца все более страстная. Дистанцию они по-прежнему соблюдали, но она диктовалась не отчуждением танцоров, а предохранением от излишнего накала чувств. Страстно сжав напоследок руки друг друга, они развернулись и пошли каждый в свою сторону: она к мужу, а он – к пустому креслу. Глядючи из него в сторону Траутмансдорфов, Максим заметил, как муж, только что танцевавший с Изольдой, что-то сказал жене с улыбкой, она ответила легким смешком, и они дружно покинули гостиную. Адольф с Изольдой тоже засмеялись и с прежним азартом вернулись к своим танцевальным обжиманцам. Наконец им наскучило слушать "ла морочу", и они разместились в одном кресле, в два этажа, то есть Изольда на коленях у своего обожателя. Макс встал, вышел на кольцевую веранду и начал по ней очень медленно прогуливаться. Здесь его и нашла служанка с приглашением на обед.

Хозяева выглядели за столом довольными жизнью и друг другом. Их довольства хватило и на гостей, которых они стали вовлекать в разговоры – банальные преимущественно, вроде "ждать ли Агату к ужину" или "готов ли Коловрат к состязаниям". Но вот Мари поймала взгляд Городецкого и сказала неожиданное:

— Вы знаете, Максим, что мы с Элизабет Кински состоим в переписке? Так вот большую часть последнего письма она посвятила Вам. Оказывается, Вы написали пьесу, которая ее поразила, восхитила и пленила. На днях она примчится в Вену, чтобы показать ее директору Бургтеатра, с которым коротко знакома. Единственное ее сожаление что действие происходит в Англии и герои тоже англичане….