Рождение Богов (СИ) - Кимен Алекс - Страница 22

– Господин, я слышал, много лет назад Варвар захватил Афины. Сколько минуло с тех пор?

Теодор нахмурился, пытаясь вспомнить. Он сосредоточенно смотрел в потолок, шевелил губами и загибал пальцы.

– Чуть менее пятидесяти лет, полагаю.

Алексей задумался. Ага, значит, он оказался приблизительно в тридцатых годах пятого века до нашей (или теперь уже «их»?) эры. Александра Македонского ждать еще лет сто. Римлян и того больше. Леша удовлетворенно вздохнул. Сильных геополитических конкурентов не наблюдается, или они ему просто не известны. Надо бы более тщательно изучить общую политическую обстановку…

Теодор подробно рассказал про Пелопонесский союз, возглавляемый Спартой, и про Потидеи, пытающиеся выйти из союза с Афинами, и про обнаглевшие Мегары. Слушать его было интересно, забавно и в то же время жутко. Ничего не изменилось за две тысячи лет. В вечности сгорают века, а людьми движут деньги и власть. Можно ли что-то изменить? Да и стоит ли менять? Алексей постарался отогнать эти мысли и сосредоточился на словах собеседника.

Похоже, что дело шло к большой войне между Спартой и Афинами. Обе стороны копили силы и собирали союзников. Причем многие древние и могучие полисы вроде Фив, Аркадии и Коринфа присоединились к Пелопонесскому союзе, возглавляемому Спартанцами. По мнению Теодора, Афины во многом сами были виноваты в стремительном росте числа своих врагов. Они вмешивались в каждый спор и конфликт в Элладе, везде пытаясь продавить свою волю, опираясь на самый могучий в Греции флот. Совсем недавно Афины влезли, в совершенно ненужный, по мнению Теодора, очередной конфликт между Коринфом и Керкирой за контроль над городом Эпидамном. Как понял Алексей, у Афин не было никаких особых интересов в этом регионе, и тем не менее, они все равно поддерживали отпавший от Коринфа город, наживая себе очередного врага.

– Коринфяне еще припомнят это, поверь мне… – многозначительно сообщил Теодор и стал рассказывать, как сильно Пелопонесские города, ненавидят Афины, постоянно делая разные пакости и, даже, засылая шпионов. Слушавший вполуха Леша насторожился: –…За свои показания Лидий получил свободу и пять мин, а лакедемонянина выгнали из Афин и под страхом смерти запретили появляться в Аттике.

Леша подался вперед:

– То есть раб стал свободным, донеся на своего господина?

В глазах Теодора забегали хитрые искорки. Он понял невысказанный вопрос.

– Да, раба освободили. Вообще, есть несколько способов получить свободу рабу: заслужить свободу государственным деянием, заслужить свободу верностью хозяину, выкупиться… Убежать, наконец.

Алексей оживился:

– Как же я могу выкупиться? Все мои деньги (хотя откуда они у раба?) принадлежат хозяину.

– Ну… Допустим, давний друг твоей семьи получил от твоих родственников деньги для выкупа…

– Но что если этот друг семьи забудет, что эти деньги нужны, чтобы выкупить меня?

– Вполне возможно и такое, но, думаю, мало кто осмелится нарушить клятву богам, данную в храме.

Теодор с усмешкой наблюдал за Алексеем, пока тот сосредоточенно обдумывал услышанное.

Что ж, пути к свободе ясны: своровать, убежать, настучать или ублажать. По верному замечанию Карамзина, русский человек, не задумываясь, сделает выбор из этой альтернативы. Но Алексей чувствовал себя ответственным за все будущее человечество, поэтому решил тщательно рассмотреть и другие варианты, кроме воровства. Он поблагодарил Теодора за вкусный обед и отправился к Тофону.

Незаметно пролетали день за днем. Пандора постепенно свыклась с появлением в доме нового слуги. Отец очень хвалил Алексиуса. Поначалу Тофон сделал его счетоводом в одной из своих гончарных мастерских. Но скоро Алексиус стал управляющим, сначала в одной, затем во второй мастерской. Все шло к тому, что этот выскочка мог начать управлять всеми гончарными мастерскими ее отца!

Его греческий стал значительно лучше. Еще оставался легкий акцент, но его уже можно было спутать с говором какого-нибудь метека дорийского происхождения. Изменился и его облик. У него явно откуда-то появились деньги. Он всегда был опрятен, подстрижен и хорошо одет. На его ногах красовались сандалии из мягкой кожи ценой не менее десяти драхм. Подшитый хитон и гиматий из отличной косской парчи стояли еще дороже. Внешне Алексиус теперь почти ничем не отличался от свободного человека. Более того, ему выделили отдельную комнату в доме. И, хотя это была всего лишь каморка рядом с кухней, это было слишком большой честью для этого наглеца.

Все это очень злило Пандору. Она несколько раз намекала отцу, что раб живет не по средствам, даже учитывая те небольшие подарки, которые делал ему Тофон в знак своего благоволения. Конечно, Тофон и сам понимал, что раб тратит гораздо больше того, чем мог бы получить честным путем. Но выгода, которую приносил новый управляющий, была слишком велика, чтобы обращать внимание на такие мелочи. За прошедший месяц доход от мастерских вырос в полтора раза, и Алексиус убеждал своего господина, что это только начало.

Пандора так и осталась жить в старой маминой спальне позади андрона. И часто становилась невольным слушателем застольных мужских бесед. Алексиус присутствовал почти на всех ужинах, прислуживая хозяину. При этом он часто вступал в беседу, и к его суждениям прислушивались. Прислушивались к словам раба! Это было выше понимания Пандоры.

Но ее беспокойство вызывал не только наглый раб. С некоторых пор завсегдатаем ужинов в доме Тофона стал юноша, с которым она случайно встретилась в тот злополучный день в доме Гиппареты, – Алкивиад.

Несколько раз Пандора сталкивалась с ним во дворе дома, и каждый раз он буквально впивался в нее глазами. Один раз даже подмигнул ей! Что-то подсказывало Пандоре, что Алкивиад приходит в их дом не только слушать умные речи. Хотя следовало отдать ему должное. Этот юноша был замечательным рассказчиком.

Алексиус обычно прислуживал на пирах. Когда ему дозволялось что-то сказать, Алкивиад часто вступал с ним в спор, который мог длиться до бесконечности.

Так вышло и в этот вечер. Разговор зашел про былые золотые времена. Алкивиад долго и убедительно рассказывал про древние государства – примеры идеального полиса. Он вспомнил страну феаков на острове Схерия, которую воспевал Гомер. Это был образец справедливого и совершенного государства – без ссор, вражды и раздоров.

Пандора невольно вспомнила строки из «Одиссеи»:

Но вопрос Алексиуса к Алкивиаду оборвал возникшие в ее голове строфы.

– Разве все лучшее было в прошлом?

Алкивиад расхохотался:

– Разумеется! Вспомни Гесиода… Ааа!.. Впрочем, откуда тебе знать?

Пандора вздрогнула. Прочтя поэму Гесиода в детстве, она до сих пор боялась ее перечитывать. Та история о девушке с ее именем, впустившей страдания в этот мир, пугала Пандору, вызывая в памяти древние пророчества и проклятья.

Алкивиад за стеной продолжал вспоминать «Труды и дни». Он рассказал про лучшую эпоху – золотой век, которую сменил чуть менее великолепный век – серебряный. Потом был век медный, эпоха героев, и, наконец, настал жестокий железный век.

– Как видишь, жизнь в каждую следующую эпоху становится тяжелее, – закончил юноша свой рассказ. – Когда люди соблюдали древние законы и обычаи предков, все было прекрасно. А теперь землю наполнили страдания: голод, болезни, войны, несправедливость… Несчастья, которые выпустила из волшебного сосуда Пан… – вдруг осознав свою бестактность, Алкивиад осекся и неловко закашлялся.