Выбери любимый жанр

Берлинские похороны - Дейтон Лен - Страница 3


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

3

Хэллам вставил сигарету «Плейерс №3» в мундштук из настоящей слоновой кости. Потом прикурил, продолжая глядеть на себя в зеркало. Поправил пробор в волосах, сдвинул его чуть ближе к центру. Можно позавтракать и в кафе. Там хорошо готовят яичницу с жареным картофелем. Официант там итальянец, и Хэллам всегда делал заказ по-итальянски. Этим итальянцам не очень-то можно доверять, все дело в породе, решил он. Потом рассортировал мелочь и отложил десятипенсовик, чтобы дать потом на чай. Прежде чем уйти, он еще раз оглядел комнату. Фэнг спал. Пепельница, которой пользовался посетитель, была полна окурков. Иностранные, грубые, дешевые, паршивые сигареты.

Хэллам с содроганием взял пепельницу в руки и вывалил ее содержимое в мусорное ведро, куда перед этим отправил спитой чай. Он чувствовал, что сигареты, которые курил его гость, многое о нем говорят. Как и его одежда — из магазина, сшитая на фабрике. Хэллам решил, что ему не нравится человек, которого Доулиш прислал к нему. Совсем не нравится.

Глава 3

Защищать фигуры фигурами неэффективно. Гораздо лучше защищать фигуры пешками.

Лондон, суббота, 5 октября

— Лучший в мире специалист по ферментам, — сказал я.

Я услышал, как Доулиш кашлянул.

— Лучший что? — спросил он.

— Специалист по ферментам, — повторил я, — и Хэлламу хотелось бы его заполучить.

— Ладно, — сказал Доулиш. Я отключил селектор и вернулся к документам, лежащим у меня на столе.

— Эдмонд Дорф, — прочитал я.

Потом перелистал страницы потрепанного британского паспорта.

— Ты всегда говорил, что иностранные фамилии убедительнее, чем английские, — сказала моя секретарша.

— Но не Дорф, — сказал я, и уж тем более не Эдмонд Дорф. Я не чувствую себя Эдмондом Дорфом.

— Если можно, без зауми, — сказала Джин. — Кем ты себя чувствуешь?

Как вам нравится это «кем»? В наше время секретарша, которая умеет задавать такие вопросы, стоит немалых денег.

— Что? — переспросил я.

— Человеком с какой фамилией и именем ты себя чувствуешь? — очень медленно и терпеливо произнесла Джин. Это был сигнал опасности.

— Флинт Маккрей, — сказал я.

— Не дурачься, — сказала Джин, взяла досье Семицы и направилась к двери.

— Я не собираюсь быть ужасным Эдмондом Дорфом, — сказал я чуть громче.

— Не надо кричать, — сказала Джин. — Боюсь, что проездные документы и билеты уже заказаны. В Берлин уже сообщили, чтобы встречали Эдмонда Дорфа. Если хочешь изменить, то меняй сам, иначе я прекращаю заниматься делом Семицы.

Джин была моим секретарем, и выполнять мои указания входило в ее обязанности.

— Хорошо, — сказал я.

— Позвольте мне первой поздравить вас с мудрым решением, мистер Дорф, — сказала она и быстро вышла из комнаты.

* * *

Доулиш был моим шефом. Пятидесятилетний стройный аккуратный мужчина, похожий на породистого боа-констриктора. С неторопливой английской грацией он пересек кабинет от своего стола к окну и принялся разглядывать трущобы Шарлотт-стрит.

— Сначала они думали, что это несерьезно, — сказал он, обращаясь к окну.

— Угу, — отозвался я; мне не хотелось выглядеть чересчур заинтересованным.

— Они думали, что я шучу, даже жена не верила, что я доведу дело до конца. — Он отвернулся от окна и обратил на меня свой саркастический взор. — Но теперь я сделал это и изводить их не собираюсь.

— А они именно на этом и настаивают? — спросил я, пожалев, что не слушал внимательно.

— Да, но я не уступлю. — Он подошел к тому месту, где я сидел в большом кожаном кресле, и заговорил с жаром, словно Перри Мейсон, обращающийся к жюри присяжных: — Я люблю сорняки. Люблю, и все. Кто-то любит одни растения, кто-то другие. Я люблю сорняки.

— Их легко выращивать, — сказал я.

— Не скажите, — резко возразил он. — Самые мощные растения пытаются задушить все остальное. У меня есть свербига, окопник, луговая герань, мордовник... похоже на деревенскую лужайку. Так и должен выглядеть сад — сельской лужайкой, а не чертовым питомником. Ко мне прилетают дикие птицы и бабочки. Там и прогуляться приятно, это совсем не похоже на эти фиговины с клумбами, разбитыми, как на кладбище.

— Согласен, — согласился я.

Доулиш сел за свой старомодный стол и разложил несколько машинописных листов и каталожных карточек, принесенных его секретарем из компьютера ИБМ. Помогая себе карандашом и скоросшивателем, он выровнял бумаги и принялся протирать очки.

— И чертополох, — сказал Доулиш.

— Простите? — сказал я.

— У меня много чертополоха, — сказал Доулиш, — потому что его любят бабочки. Скоро там будут парусники, красные адмиралы, желтые лимонницы, а может, и махаоны. Божественно. Гербициды разрушают сельскую жизнь, это позор. — Он взял одну из папок и начал читать документы. Кивнув пару раз, он положил ее на место.

— Я рассчитываю на вашу осмотрительность, — сказал он.

— Звучит, как совершенно новая установка, — сказал я. Доулиш холодно улыбнулся. Он носил очки, которые таможенники обычно простукивают при осмотрах. Теперь он водрузил их на свои большие уши, а громадный носовой платок спрятал в манжете. Это был сигнал, который означал, что мы, пользуясь словами Доулиша, переходим «к параду».

Доулиш сказал:

— Джонни Валкан. — И потер руки.

Я знал, о чем собирается лить слезы Доулиш. У нас, конечно, были и другие люди в Берлине, но использовали мы только Валкана; он работал эффективно, знал, что нам требуется, свободно ориентировался в Берлине и, что важнее всего, создавал много шума, отвлекая внимание от наших резидентов, которых мы хотели держать в тени как можно дольше.

Доулиш говорил:

— ...не можем требовать, чтобы наши люди были святыми...

Я подумал тут о том, что Валкан, не поморщившись, мог продать нам и бомбу, и ребенка.

— ...не существует раз и навсегда установленных способов сбора информации и не может существовать...

У Валкана могли быть сомнительные политические воззрения, но Берлин он знал. Он знал каждый погребок, уличную эстраду, отделение банка, бордель и подпольного акушера от Потсдама до Панкова. Доулиш громко хмыкнул и снова потер руки.

— Можно даже подумать о дополнительной плате за услуги, но если он не даст нам исчерпывающей информации об этих ассоциациях, на помощь нашего отдела он может больше не рассчитывать.

— Помощь, — сказал я. — Когда мы ему помогали? Единственная помощь, которую он получал от нас, — это старомодные деньги. Люди типа Валкана всегда в опасности, каждый день, каждый миг они рискуют жизнью. Их единственное оружие — деньги. И если Валкан всегда просит еще, стоит рассмотреть его мотивы.

— У людей типа Валкана мотивов не бывает, — сказал Доулиш. — Поймите меня правильно. Валкан работает на нас — пусть и косвенно — и, чтобы ему помочь, мы все сделаем, но только не переводите разговор на зыбкую почву философии. Наш друг Валкан меняет свои мотивы всякий раз, когда проходит через контрольный пункт в Восточном Берлине. Для двойного агента потеря связи с реальностью — вопрос времени. Они рано или поздно тонут в море путаностей и противоречий. Новая информация, которую ему удается заполучить, лишь способ продержаться на плаву еще несколько часов.

— Вы хотите списать Валкана?

— Ни в коем случае, — сказал Доулиш, — но его следует держать в мешке. Работающий против нас может быть очень полезен, но только iв том случае, если держать его в стерильной пробирке.

— Вы немного самоуверенны, — сказал я. Доулиш поднял бровь.

— Валкан хорош, — продолжал я. — Взгляните на его послужной список. 1948: воспользовавшись его предсказанием блокады, наш отдел на одиннадцать недель опередил разведку МИДа и на пятнадцать месяцев Росса. Он не сможет этого делать, если вы начнете подбирать для него собутыльников.

— Подождите... — вставил Доулиш.

— Разрешите мне закончить, сэр, — настойчиво продолжал я. — Как только Валкан почувствует, что мы собираемся отказаться от его услуг, он тут же кинется искать нового хозяина. Росс из военного ведомства или О'Брайен из МИДа сразу же заманят его на Олимпийский стадион[1], и ищи ветра в поле. Они, конечно, поохают и согласятся с вашими доводами на объединенном совещании разведывательных ведомств, но за вашей спиной будут преспокойненько использовать его.

вернуться

1

Западноберлинская штаб-квартира МИ-6 использует для работы помещения Олимпийского стадиона. (Примеч. авт.)

3
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело