Героинщики (ЛП) - Уэлш Ирвин - Страница 64

- Ага, - сомневается он, - откуда ты знаешь?

- Потому что у тебя есть простата, которую можно стимулировать, а у меня ее нет. Мужская простата - это очень чувствительная зона. Моя подружка Рейчел - медсестра; это она мне рассказала. Тебе будет значительно приятнее, чем мне за всю мою жизнь. Посмотри на геев: они не просто так любят это дело, сам знаешь.

Он размышляет. - В самом деле?

- Действительно, - подтверждаю я и начинаю смазывать дилдо вазелином. - Я не нанесу тебе вреда.

Он недовольно морщится, будто ему кажется невозможной такая перспектива.

- Ладно, я в игре, давай сделаем это. Я такое попробую ... ну точно не с парнем!

- Тебе понравится.

- Ага, - сомневается он.

И вот он становится на четвереньки, раздвинув ноги, его выдающийся зад не слишком отличается от девичьего, за исключением того, что он более мускулистый и волосатый у самой дыры. Не то чтобы я очень пристально изучала девчачьи зады и дырки, но в моем представлении на них должно быть меньше волос. Я пристраиваю конец дилдо к его жопе и начинаю медленно его засовывать. Его зад легко позволяет мне вставить головку дилдо, но потом становится совсем туго.

- О ... Господи ...

- Как ты? Все в порядке?

- Да, - огрызается он.

Я продвигаюсь немного дальше. Затем вытягиваю дилдо и снова сую его вперед.

- О ... О-о-о ... А это довольно пикантно ...

Я ложусь на него, и он медленно опускается на матрас, оставляя меня сверху. Я вхожу и выхожу, трахаю его медленно. С каждым разом в его жопу входит все большая и большая часть дилдо, его тело напрягается и расслабляется, потом - снова напрягается. Он стонет, обеими руками крепко схватившись за простыню, но хорошо не только ему.

- Как же это хорошо ... Я трахаю тебя в жопу, сучка с Банана-Флэтс, - выдыхаю я с наслаждением, пальцами дергая свой клитор и держась другой рукой за его плечо.

Мои пальцы и дилдо, резиновая поверхность которого трет мои половые губы, доводят меня до белого каления, пока я трахаю его, трахаю парня, и клянусь - мне так хорошо, так нравится держать все под контролем, проникать в него ...

Я в нем, в нем, я в нем ...

- О-О-О! - вдруг вздрагивает Саймон, кончает и спокойно обмякает. Он тихонько стонет, немного задыхаясь собственной слюной.

Я все еще работаю над своим клитором И ВОТ-ВОТ КОНЧУ, БЛЯДЬ!

- А-А-А ... КАК ПРЕКРАСНО ... ВАУ ... О-О-О ... О-О-О ...

Я падаю на спину Саймону. Мы - как пара Александровых поваленных вязов, которые вот-вот сожгут в крематории. Я некоторое время лежу на нем, чувствуя каждый его позвонок и мышцы на спине, прижимаюсь к нему своими обнаженными грудью и животом. Затем я подаюсь немного назад, вынимая дилдо из его зада.

Он отпускает эту игрушку так естественно, будто это дерьмо выходит из его жопы, и снова падает на простыню. Я отстегиваю волшебный прибор и разглядываю его на свету. Он сияет от вазелина, но на нем ни следа дерьма.

- Как ты? Тебе понравилось?

- Это было ... немного похоже на медицинский осмотр, - ворчит он, уткнувшись в подушку. Я бросаю дилдо на пол и переворачиваю Саймона на спину. Он угодливо подчиняется, но его глаза уже закрываются. Потом я вдруг замечаю липкие пятна спермы на простыне, по его животе и груди.

- Ты кончил!

- Правда? .. - Он удивленно открывает глаза и возбужденно садится на кровати. - Я и сам не заметил.

Затем он отводит взгляд от этого беспорядка и смотрит на меня глазами, полными паники:

- Слушай, Эли, ты никому не скажешь?

- Да нет, о таких делах я не рассказываю, это останется между нами!

- Хорошо ... Хорошо ... - растерянно отвечает он.

Мы снимаем грязную простыню и устраиваемся в постели.

- Это оказалось довольно приятным, но только благодаря тебе, - говорит он, притягивая меня ближе к себе.

Мне нравится его аромат: большинство ребят воняют, но от Саймона пахнет приятным хвойным парфюмом. Именно так я себе всегда и представляла настоящий дорогой парфюм.

- А мне было приятно, потому что я разделила это ощущение с тобой, - отвечаю я ему. - Я не могла остановиться ...

С этими словами я хватаю его за член, и тот твердеет в моей руке, раздвигая мои пальцы.

- Трахни меня, - шепчу я ему на ухо, - трахни меня по-жесткому, скажи, что любишь меня...

Лицо Саймона напрягается, он будто разозлился , что собирается напомнить мне о нашей соглашение, но вдруг оказывается на мне и медленно сует член мне в вагину, я всеми фибрами души чувствую, как он трахает меня, трахает замечательно, сначала медленно, потом - жестко, и говорит: «Я люблю тебя».

Знаю, он не это имеет в виду, но все равно повторяет то же самое на итальянском, и я оказываюсь на небесах, я получаю оргазм снова и снова, мне даже хочется уже избавиться счастья и почувствовать облегчение, когда он в конце концов кончает и кричит: - Avanti!

Когда наши потные тела сближаются и мы страстно обнимаемся, кажется, он напрочь забывает о моей жопе, но, подозреваю, только потому, что мечтает только о своей или уже нацелился на героин.

Над «Троссаком» хлопья снега покрывают высокие холмы и крыши добротных домиков. В некоторых окошках уже мерцают огоньки на рождественских елках. Из окна своей камеры в женской колонии Дженни Андерсон видит огромные облака в небе, мечтая о том, чтобы увидеть нечто большее. Снег она никогда не считала своим врагом. Но какое Рождество ее ждет в этом году?

Дженни немного оживляется, когда ее выводят из камеры и она идет по коридору в строю с другими женщинами во главе с сучкой в форме, открывающей на ходу двери. В конце концов, они попадают в комнату посещений, где каждая заключенная садится за один из столиков, построенных тесными рядами. Через несколько минут начинают заходить посетители, и женщина видит, как к ней шагает Мария, удостаивая мать одной только напряженной улыбкой.

Небольшой опыт Дженни Андерсон уже доказал ей, что женская колония может быть не только местом лишения свободы, но и убежищем. Ей показалось, что Мария в опасности, от которой ее нужно защитить. Мешки под усталыми глазами больше напоминали синяки. Ее волосы были какое-то спутанные, местами жидкие и жирные, у нее на подбородке выскочили два огромных прыщи. Это была не ее дочь, а какое-то ее странное подобие, больше похожее на беглянку из параллельного мира из комиксов DC, которые так любил коллекционировать ее брат Мюррей. Мария даже не присела, поэтому Дженни тоже инстинктивно поднялась и подошла к ней:

- Милая моя ...

Крепкая, коротко стриженая сука, которой она, кажется, не нравилась, пожалуй, из-за того, что они были где-то одного возраста, сразу подлетела и запретила матери касаться дочери. Нагнув свою коровью голову, она проревела:

- Довольно! Больше никаких предупреждений!

Сев на свое место, Дженни глазам своим не поверила, когда увидела его - он стоял позади Марии, что заявляя о своем особом праве на нее, что моментально довело ее до бешенства. Сейчас, когда Кока больше нет, а она заперта в этой тюрьме, он еще осмеливается распускать свои узурпаторские руки и держать хрупкие плечи ее дочери, ее Марии, которая должна была жить спокойно, живая и здоровая, у Мюррея и Элейн, в Ноттингеме! Письмо, которое он ей прислал!

- А ты что здесь делаешь? - посмотрела она на бывшего соседа, друга ее умершего мужа, который в одну постыдную ночь стал ее любовником.

- Ты останешься здесь еще на несколько месяцев, Дженни, - отвечает он, притянув стул и жестом позволяя Марии сделать то же: - Кто-то должен ухаживать за Марией.

- Знаю я, как ты ухаживаешь! - скептически улыбается Дженни. - Она еще совсем маленькая!

Саймон, Кайфолом (она слышала это его прозвище прежде), устраивается на жестком стуле, морщится, потому что ему неудобно, и пытается как-то это перетерпеть. Осматривает столики с посетителями, и Дженни понимает, что он чувствует себя неловко, нервничает немного, но это его ощущение очень скоро исчезает, и его присутствие заполняет всю комнату, когда он выпрямляет спину и вытягивает ноги. И здесь голос подает Мария: