Блаженны алчущие (СИ) - Шизоид Агнесса - Страница 22

Дениза отступила назад. — Я не боюсь тебя, Грасс.

— В таком случае вы просто глупы, моя леди. Впрочем, это мы давно установили. — Он сделал нетерпеливый жест, в гортани — вкус желчи. — Вы мне надоели.

Дениза вздернула подбородок, смерила его надменным взглядом, и, подобрав юбки, развернулась, чтобы отправиться туда, где Кевину Грассу больше не было места.

— Единственный дурак здесь ты, Грасс, — бросила она на прощание. — Кевин-дурачок. Какая жалость! А я так хотела, чтобы ты стал для меня тем же, чем был для Филипа… Мальчиком на побегушках.

Леди Картмор поднималась по лестнице, а смех ее тянулся за нею шлейфом, и был он холоден и звонок.

V.

Cжатые губы, суровый взгляд… Вид холодный и невозмутимый, как всегда. Надо было очень хорошо знать Томаса Картмора, чтобы догадаться по его лицу, в каком он находился бешенстве. На приветствия нескольких гостей, обратившихся к нему в зале Роз и следующей за ним комнате, он отвечал вежливо и спокойно. Но годы совместной жизни — и восприятие, обостренное страхом — научили Бэзила Картмора разбираться в настроениях отца, и сейчас он ощущал, как тот проигрывает схватку с рвущейся наружу яростью. Отцовские пальцы сдавливали запястье стальным обручем, и этот обруч продолжал сжиматься. Еще чуть-чуть, и не сдержать крика.

Вдвоем они подошли к дверям, закрывавшим проход в помещения, не предназначенные для посетителей. Томас отпустил запястье сына, чтобы распахнуть их, и Бэзил ощутил искушение обратиться в бегство, скрыться в гуще разряженной толпы. Отец был бесконечно сильнее — он помнил неодолимую мощь его рук, — но, в его годы, едва ли быстрее. Увы, для побега тоже требовалась определенная храбрость, а та немногая, что накопил Бэзил, вытекла по пути, как вода из треснутого кувшина.

В Буфетной возились с сервировкой блюда двое слуг — но хватило косого взора отца, чтобы они убежали, как ошпаренные кипятком. Бэзил с завистью посмотрел вслед, но тяжелая ладонь уже подталкивала дальше.

Лорд Томас продержался до следующей, пустой, комнаты. Они дошли до середины, когда рука отца выстрелила, посылая его в скоростное столкновение со стеной, лицом вперед.

Нос вспыхнул острой болью, подошвы заскользили по паркету. Едва удалось удержаться на ногах. Прижавшись лбом к прохладному дереву панели, Бэзил сжался, ожидая следующего удара. Знакомая мерзкая слабость обрушилась на него, обратив внутренности в воду. На несколько сердцебиений он был парализован страхом, раздавлен, превращен в ничто. Последний раз отец бил его годы назад, и он жил в постоянном ожидании неотвратимого момента, когда это случится снова. Сейчас, сейчас придет боль.

Когда паника ослабила удушающую хватку, Бэзил осмелился осторожно обернуться. Отец стоял все там же, посреди комнаты, скрестив руки на груди, тяжело дыша после борьбы с самим собой. Было похоже, что экзекуция откладывается на неопределенный срок, и Бэзил с облегчением перевел дух. Прошло время побоев, пришло время поучений, а их он не боялся.

— Как ты посмел… — негромким голосом начал Томас Картмор.

Он продолжал говорить, но Бэзил уже не слушал. Что-то теплое и влажное заструилось по его губам и подбородку. Бэзил осторожно прикоснулся к лицу и воззрился на покрасневшие пальцы. — Кровь… — прошептал он с ужасом и отвращением. Его кровь. На мгновение, комната поплыла у него перед глазами.

— У тебя просто кровоточит нос, — отец сделал шаг вперед.

Бэзил шарахнулся в сторону, выставив перед собой руку, как будто это могло его как-то защитить. — Не подходи ко мне, чудовище!

Лорд Томас замер на месте, скрипнув зубами. На его виске билась жила. — Прекрати это представление, — процедил, наконец. — Я не собираюсь тебя бить, хотя ты и заслужил побои.

— А как вы называете это?! — Бэзил вытер нос надушенным платочком и продемонстрировал алые пятна, оставшиеся на белизне шелка. — Отцовской лаской, должно быть! — как он ни старался, голос его предательски дрожал.

— Ни один отец не стерпел бы подобного поведения. Распущенность и безответственность нельзя оставлять безнаказанными. Как ты посмел явиться сюда с этой шайкой?

Бэзил пожал плечами. — Вы же сами велели, чтобы я присутствовал на балу.

— Я хотел видеть моего сына, а не дешевого комедианта.

— Уж какой есть, — Он развел руками и слегка поклонился, пытаясь не обращать внимания на боль в голове. — Были б желания ступенями, все грешники попали бы на небо.

Главное, не смотреть в грозное лицо отца, на желваки, играющие на скулах, не встречать проклятый взгляд, давивший, как могильная плита.

— Надеюсь, ты не ожидал, что твоя выходка пройдет безнаказанно для тебя и для сброда, который тебя окружает?

— Это несправедливо! — возмутился Бэзил. — И жестоко. Я сказал моим друзьям, будто вы желаете, чтобы они устроили на балу небольшое представление, для увеселения гостей. Они думали, что выполняют вашу волю.

Отец шумно втянул воздух, прикрыл веки, и на миг Бэзилу показалось, что его снова ударят. Но лорд Томас только сделал глубокий вздох. — Что ж, мне стоило бы отправить в Скардаг всю компанию, чтобы научить не доверять словам распущенного и испорченного мальчишки. Но тогда я должен был бы начать с тебя, а такого позора на нашу семью я не обрушу.

— На нашу семью, или на себя? — уточнил Бэзил ядовито.

— И на себя — тоже, — Лорд Томас сделал паузу, а затем заговорил немного спокойнее. — Послушай, Бэзил. Ты уже не ребенок, и должен думать о последствиях своих поступков. Может быть, ты позабыл, что я не монарх милостью Божьей, что моя власть основана на авторитете, на уважении, которое питают люди к моему опыту, к моей способности управлять ими уверенной рукой. Твою выходку еще можно было бы счесть забавной на обычном балу, — видят Боги, каких только безумств не придумывают сейчас бездельники чтобы заставить говорить о себе. Но это — торжественный прием в честь посла… посланницы другого государства, и любое оскорбление, нанесенное ей, — оскорбление великой державе, которую она представляет. Леди Мирме великодушно простит твою глупость, но в глазах людей ты выставил меня человеком, не способным навести порядок в собственной семье…

— А разве это не так?

В ответ, отец схватил его за плечо и тряхнул как котенка. — Проклятье, чего ты добиваешься?!

На сей раз, слова пришли к нему прежде, чем ужас лишил голоса. — Чтоб вам было плохо!

Томас разжал пальцы, и Бэзил отскочил подальше, готовый в любой момент обратиться в бегство. Они стояли друг напротив друга, столкнувшись в безмолвном поединке взглядов. Все его обиды, застарелые и недавние, вся бессильная ненависть, поднимались на поверхность, обжигая гортань, и — черт подери его слабость! — туманя влагой глаза. Есть ли во всем Сюляпарре человек несчастнее меня? Он не мог прочитать выражение на лице отца — безразличие? презрение? горечь? Время замедлило ход, и Бэзил снова слышал стук своего сердца.

Он даже не заметил, как в комнату вошел Филип. Конечно же, братец сразу встал рядом с обожаемым папочкой. И все же Бэзил вздохнул с облегчением — при своем любимчике отец не покажет себя в полной красе, о нет.

— Посмотри, что сделало это чудовище! — Бэзил продемонстрировал Филипу окровавленный платок. — Он запустил мною о стену!

— И поделом, — Брат стоял в той же позе, что и лорд Томас, также сложив руки на груди, качая головой с тем же высокомерно-осуждающим видом. Сейчас Бэзил ненавидел его почти так же сильно, как отца. — Скажи спасибо, что легко отделался. Сегодня ты превзошел самого себя, Бэзил.

— Ну, конечно! Убей он меня, ты сказал бы тоже самое. Подхалим несчастный.

— Молчать! — рявкнул лорд Томас. — Не смей так говорить с братом, недавно чудом избежавшим смерти! Бэзилу нет дела ни до тебя, ни до меня, ни до чести семьи, — сейчас он обращался к Филипу, но его проклятый взгляд все также давил на Бэзила, заставляя пятиться в угол. — Единственное, чего он желает, — это выставить меня на посмешище. Тебе стоило бы брать пример с брата, Бэзил, а не оскорблять его. Иногда мне кажется, что ты безумен.