Блаженны алчущие (СИ) - Шизоид Агнесса - Страница 7

— Не знаю, чего хочет от тебя Капитан, — Доджиз был сегодня само дружелюбие. — На дознании никто не признал того мертвяка, даже Старик не помог, и Стража тоже… Правда, от этих недоумков толку всегда мало, они только и умеют, что резаться в карты да надираться с утра до ночи. По мне, так ты сделал все, что мог.

— Ну, коли ты так говоришь, — буркнул Кевин. Дальнейшую болтовню спутника он оставил без ответа. В конце концов, до Красавчика дошло, и он заткнулся.

Скрещенные пики заслонили им проход между домами, за которыми лежала Плешь. Двое из Городской стражи караулили тело и то, что Капитан называл "сценой преступления". Дурацкое выражение — коли уж так, сценой преступления можно было обозвать всю их прекрасную столицу.

Лицо молодого стражника имело нежный оливковый оттенок. От него несло страхом. — Вы кто такие? — рявкнул он, перехватывая оружие поудобнее.

Глаза старшего, потрепанного вида мужичка, сузились, в них отразилось узнавание. — Это псы Алого Генерала, — он выразительно сплюнул себе под ноги.

— А ты чего в штаны наложил, приятель? — как ни в чем не бывало спросил Красавчик у юноши.

Тот насупился, и, поколебавшись, старший ответил за него. Что-то более сильное, чем неприязнь к Ищейкам, сделало его разговорчивым: — Он у нас зеленый еще, недавно служит, а тут я сам чуть не блеванул. Кто-то неплохо потрудился.

Кевин перестал слушать, углубляясь в темный проход. Вот и Плешь виднеется впереди, сумрачная, несмотря на ранний час. Слепые стены домов, окружавшие ее с четырех сторон, были высокими, и тени, накладываясь друг на друга, рождали сероватый полумрак.

Он достал факел из висевшего на плече мешка, чиркнул огнивом, и, освещая себе путь, медленно двинулся дальше, в смрад смерти. Не хватало только пропустить важную деталь — хотя следы, понятное дело, уже давно затоптала тупая стража.

Сапоги чавкали по мягкой грязи, и с каждым шагом усиливалась вонь. На сей раз, должен был он признать, убийцы — а Кевин не сомневался, что здесь работал не один человек — выбрали весьма удачное место. Единственный широкий проход к Плеши было легко караулить, узкие щели меж другими домами — тем паче. Ночью злодеи могли делать свое дело спокойно — стражники без крайней необходимости затемно в трущобы не совались, местные же жители до совершенства довели искусство не видеть и не слышать чужих преступлений. Что удивляло, так это беспримерная наглость прошлого убийства — мучить людей в храмах полагалось только пастырям, и то — занудными нравоучениями, не ножом.

Плешь и впрямь напоминала чью-то лысину, — за годы на ней образовался небольшой холмик из затвердевших мусора и нечистот, а из него здесь и там торчали жалкие кустики-сорняки, как последние волосины плешивого. Шагов десять в обе стороны, бесполезный кусок земли, к которому повернулись задом окрестные дома, Плешь просто просилась на то, чтобы на нее выливали помои и скидывали всякий хлам, в том числе — человеческий. А потому естественно, что здесь часто оказывались покойники, иногда — убитые с особой жестокостью. Но не так. Не так.

Мертвец застыл посреди пустыря, само страдание во плоти, истерзанной и мертвой. Руки и ноги раскинулись в форме буквы Х. Был он наг, не считая высоких кожаных сапог, вокруг валялись лохмотья одежды. Резаные раны и кровоподтеки, ожоги и синяки всех оттенков боли покрывали тело от шеи до перебитых колен. Несколько личинок-трупоедов ползало по бледным кишкам, вывалившимся из вспоротого живота. Ему отрезали детородный орган, пальцы рук изуродовали, но тяжелее всего было смотреть на лицо.

Выяснить, кем был покойный, точно будет непросто. Родная мать могла не узнать эти искаженные мукой черты. Страшно закатился налитой кровью глаз, вторая глазница чернела ожогом. Кровавая рана рта распахнулась в беззвучном вопле, призрак которого будто бы еще висел в тяжелом воздухе.

Кевин почесал затылок. Чертовы убийцы не сделали его задачу легче.

Он опустился на корточки рядом с телом, чтобы рассмотреть поближе, изучить, как произведение искусства. Кевин знал, в пытках у каждого — определенный почерк, в зависимости от характера палача и цели процесса. Живодеры, бандиты, заправлявшие в этой трущобе, иногда подпаливали жертвам пятки, чтоб побыстрей выложили, где припрятаны их ценности. Крошка молотил допрашиваемых своими огромными кулачищами, ломал пальцы, крушил ребра, и надо было удерживать его, чтобы в азарте он не впал в неистовство. Старик пытал по проверенной схеме, так, как выучился, служа помощником судебного палача, — просто и эффективно. Сам он любил начинать медленно, наслаждаясь каждой секундой нарастающего ужаса, что читал на лицах подопечных, вдыхал с кислым запахом холодного пота. Сломать их волю до того, как придется ломать главные кости, вот в чем Кевин находил истинный вкус.

Здесь он угадывал ту же руку — руки — что методично и с тщанием работали в Святом Сердце. Это не был допрос с пристрастием, слепая ярость безумца. Нет, — мучения ради мучений, долгие, изощренные, разнообразные, насколько возможно без специальных инструментов. Те, кто сжимал нож и каленое железо, с холодной кровью употребили каждый кусочек плоти своей жертвы, чтобы усилить агонию, не допуская, чтобы смерть оборвала ее раньше времени. Месть, урок другим… Или нечто более зловещее.

Да, он не сомневался, что Роули прав, и перед ним — продолжение кровавой сказки, что началась на осеннее равноденствие в скромном старом храме. То же множество мелких, болезненных, но не смертельных ран, соседствующих с серьезными — логично было предположить, что самые страшные нанесли в конце, когда приближение рассвета заставило злодеев торопиться. Знакомой Кевину показалась даже форма пары ожогов, там, где к коже прижимали волнистое лезвие ножа. В Святом Сердце покойника растянули меж скамьями, в проходе. Этот лежал в такой же позе, только у него ноги были привязаны ко клиньям, вбитым в почву, а руки пригвоздили к земле. Со знанием дела — вогнав заостренное дерево не в ладони, в запястья. Мучители хотели, чтобы тело раскинулось перед ними, как полотно, на котором можно рисовать без помех.

Даже внешне жертвы были похожи, по крайности — на первый взгляд. Покойник из храма при жизни был высоким, крепким мужчиной. Этот, новый, тоже. Хорошо развитые мускулы рук, бычья шея, выдавали человека немалой силы, под свежими — относительно — ранениями на теле скрывались застарелые шрамы. Только очень здоровый и крепкий малый мог долго выдерживать те пытки, коим его подвергли истязатели, и не отдать чертям душу от боли. Мерзавцам опять повезло с жертвой — или же…

— Ну и гадостная работенка! Да, Роули тебя точно не любит.

Красавчик наконец-то соизволил появиться. Но подходить ближе не торопился. Прислонился к стене дома в элегантно-небрежной позе и с интересом наблюдал, как напарник возится в грязи.

— А ты тут для чего, вдохновлять меня своей красой? — огрызнулся Кевин. — Давай сюда, дерьма и крови хватит на обоих.

— Я не хочу запачкать костюм, он стоил мне бешеных денег, и он совсем новый! В следующий раз ты будешь подпирать стену, договорились?

Красавчик всегда следил за своей внешностью, больше, чем кто-либо другой из Ищеек, но сегодня выглядел франтоватей обычного. Густые каштановые волосы были тщательно завиты и уложены, небольшая бородка лежала волосок к волоску, как и темневшие над полногубым ртом усы. На ладной фигуре отлично сидел костюм из серого сукна с белоснежным воротником. Шляпу украшали перья фазана, а с плеч свисал короткий светлый плащ.

— Да мне тут и делать нечего, — продолжил он с напускной веселостью. — Ты, конечно, уже нашел все, что можно было найти. Я бы только путался под ногами.

— А с какой радости ты разрядился как петух? Из уважения к покойному, что ли?

— У меня сегодня свидание, — Красавчик подкрутил лихой ус и самодовольно улыбнулся. — С настоящей чаровницей, юной и сочной, как персик! Кстати, у нее есть смазливые подружки, могу и тебя познакомить.

— Нет уж, спасибо. А что, прошлая отшила?