Повесть о ледовом комиссаре - Водопьянов Михаил Васильевич - Страница 33

Но недалеко ушел «Челюскин» своим ходом. Льды снова вцепились в него «мертвой хваткой».

Дрейф закружил пароход. По воле ветра и течения его носило вместе со льдом то в одну, то в другую сторону. Несколько раз его проносило мимо мыса Сердце-Камень и снова относило на север.

После нескольких петель дрейф льдов, а вместе с ними и парохода принял юго-восточное направление.

4 ноября корабль был в полумиле от чистой воды, по которой могли бы свободно плыть даже парусные шхуны. «Челюскин» добрался за одну навигацию до Берингова пролива. Фактически задача экспедиции была выполнена. И, чтобы преодолеть ничтожный остаток до открытого моря, челюскинцы не щадили ни своих сил, ни взрывчатых веществ.

В лед закладывали снаряды по 120 килограммов аммонала. Корабль содрогался от грохота взрывов. Но лед не поддавался, образовывались лишь небольшие воронки с мелкой ледовой кашей.

Стояла ясная тихая погода. Мороз доходил до 25 градусов. Очень быстро нарастал новый лед. Но люди были упорны. Из последних сил таскали они на плечах по торосам тяжелые двадцатикилограммовые банки со взрывчаткой. Их усилия стали, наконец, давать как будто бы положительные результаты. Но, увы, то, что разбивали взрывчаткой за день, за ночь снова превращалось в сплошной лед.

Внезапно налетевшие тайфуны стремительно погнали мощные массы воды из Тихого океана в Ледовитый. Начался обратный дрейф. «Челюскина» вместе с огромным ледяным полем, в которое он вмерз, выбросило из Берингова пролива в Чукотское море и повлекло на север.

Корабль был в Беринговом проливе, но пройти его ему не довелось.

Борьба людей со стихией на этот раз оказалась непосильной.

«Челюскин» постепенно, но неуклонно удалялся от границ чистой воды. Через два дня он был уже в 70 милях от нее.

Пришлось попросить помощи у другого судна.

Шмидт написал радиограмму начальнику экспедиции на ледорезе «Литке» Бочеку: «…мы обращаемся к вам с просьбой оказать нашему пароходу содействие в выводе из льдов силой ледореза „Литке“. Зная о трудной работе, проведенной „Литке“, и имеющихся повреждениях, мы с тяжелой душой посылаем эту телеграмму…»

12 ноября «Литке» вышел из бухты Провидения и направился в Чукотское море. Круглые сутки «Челюскин» поддерживал с ним радиосвязь. На корабле с пристальным вниманием следили за продвижением «Литке».

Израненному в длительных схватках со льдами «Литке» идти было чрезвычайно трудно. Он встретил на своем пути почти непроходимые ледяные поля. 17 ноября Бочек радировал Шмидту о том, что команда «Литке» искренне и горячо стремилась помочь «Челюскину», но обстоятельства сложились так, что ледорез сам скоро будет в положении бедствующего судна.

Семнадцатое было очень «невезучим» днем для челюскинцев. Утром при попытке взлететь для ледовой разведки самолет Бабушкина задел за торос и надолго выбыл из строя.

Сломался румпель, и «Челюскин» стал неуправляемым.

И вот радиограмма с «Литке», лишавшая экспедицию последнего шанса на выход из ледового плена.

Как всегда в трудные моменты, Шмидт обратился за советом к своим ближайшим помощникам. Капитан, штурман, заместители начальника экспедиции собрались в его каюте. Он прочел радиограмму.

— Ну, у нас не военный совет в старину, где всегда начинал младший по званию офицер, — шутливо заговорил Отто Юльевич и обращаясь к Воронину спросил: — Что скажете вы, Владимир Иванович?

— Что сказать? «Литке», как видно, не в силах нам помочь, — ответил после недолгого раздумья капитан.

Последним на совещании высказался Шмидт.

— По-видимому, по единодушному мнению всех присутствующих, на ледорез надежда плохая. Отпустим его, товарищи!

Эти слова имели и скрытый смысл. Они означали: давайте готовиться к зимовке, товарищи!

«Литке» ушел. Всем было ясно, что теперь из ледового плена не выбраться.

Зимовка — явление не новое и не столь уж редкое в Арктике. Но одно дело зимовка у берега, в безопасности, а другое — среди движущегося льда. Сильного сжатия льдов «Челюскин» не выдержит. Поэтому надо исподволь подготовить все необходимое на случай катастрофы, не теряя, однако, надежды, что линии сжатия пройдут где-нибудь вдали и пароход уцелеет.

Начальник экспедиции потребовал от хозяйственников, чтобы никто на корабле не знал о приготовлениях к выходу на лед. Зачем зря тревожить людей!

Только пять человек во главе с энергичным завхозом комсомольцем Борисом Могилевичем были в курсе дела. Скрытно, по ночам, в глубине трюмов корабля пять пар рук сортировали груз. Делалось это для того, чтобы необходимые аварийные запасы были сложены в таких местах парохода, откуда удобнее и быстрее можно их выбросить на лед.

Начальник экспедиции уделял особое внимание моральному состоянию челюскинцев. Он больше всего боялся тоскливого ничегонеделания, пустого, незаполненного времени. Поэтому на корабле шла разнообразнейшая учеба, проводились спортивные игры, читались лекции и доклады. Часто в роли докладчика выступал Шмидт.

В это время в далекой Москве начался XVII партийный съезд.

В дни съезда челюскинцы особенно остро воспринимали свою оторванность от страны, и более всех Шмидт. Он за предыдущие годы привык быть в центре партийной жизни. И стараясь в какой-то мере смягчить эту оторванность, долгими часами не снимал наушников радиоприемника, жадно ловил передачу хабаровской радиостанции.

После каждого очередного заседания съезда в красном уголке корабля вывешивался бюллетень о его работе, составленный Шмидтом.

А «Челюскин» продолжал свой дрейф. Он двигался со льдами то на север, то на запад, выписывая причудливые петли, но в общем не выходя из небольшого района, к северу от Чукотского побережья.

Один раз в декабре льды расступились. Вновь заработал винт парохода, но разводья кончались тупиками. Потом море снова замерзло и на этот раз окончательно. Однако машину «Челюскина» не останавливали, поддерживая пар в одном из боковых котлов. А вдруг погода изменится!

У всех еще теплилась надежда, что дрейф вынесет корабль на чистую воду. Поэтому всех, от начальника и капитана до повара и уборщицы, беспокоил вопрос об угле. Хватит ли его? Угля в бункерах оставалось мало. Его выдавали кочегарам по килограммам, как ценнейший продукт. В помещениях поддерживалась температура не выше 10 градусов тепла. Особенно холодно было в большой, с двумя окнами, выходящими на север, каюте Шмидта, на спардеке. Но никогда никто не слышал жалоб Отто Юльевича на холод. Он протестовал, когда в его каюту пытались поставить дополнительные секции отопления. В каюте Шмидта было 3–4 градуса.

В конце декабря начались сильные морозы, пурга и метели.

…В газетах страны была помещена коротенькая заметка:

«„Челюскин“ 10 января (радио). Дрейф „Челюскина“ в Ледовитом океане, шедший в декабре на север, повернул в январе на юго-восток. Сильный северо-восточный ветер взламывает многометровые ледяные торосы, лед с громадной силой и шумом напирает на пароход. Корпус выдерживает сжатие, но приняты меры на всякий случай: заготовлены на палубе продовольствие, палатки и спальные мешки для спуска на лед. Научные работы продолжаются. Начальник экспедиции Шмидт».

К тому времени уже все люди были распределены по бригадам, а продовольствие, теплая одежда, топливо и хозяйственное оборудование разложены в строгом порядке по борту. Каждый челюскинец знал, что ему надо будет делать во время аварии, неизбежность которой понимали, однако, далеко не все.

«С тех пор как „Челюскин“ был зажат и попал в дрейфующий лед, — сообщал в одной из своих радиограмм Шмидт, — его судьба зависела в значительной степени от случая».

Этот роковой случай наступил 13 февраля. Катастрофа произошла в Чукотском море на северной широте в 68 градусов 16 минут и западной долготе 172 градуса 50,9 минуты.

В этот день, как говорил один из челюскинцев: «Всю злобу, которую только могла излить Арктика на непрошеного гостя, она излила сразу — послала пургу, мороз и нордовый ветер».