Повесть о ледовом комиссаре - Водопьянов Михаил Васильевич - Страница 35

Через десять минут Кренкель получил записанную в журнал радиограмму № 1, кончавшуюся такими словами: «…заверяем правительство, что несчастье не остановит нас в работе по окончательному освоению Арктики, проложению Северного морского пути. Начальник экспедиции Шмидт».

Приступая к передаче, радист на мгновение задумался: какой поставить адрес отправителя.

Потом тряхнул головой и отстучал ключом: «Лагерь Шмидта».

Так родилось название «Лагерь Шмидта», не сходившее два месяца с уст людей во всем мире.

15 февраля Кренкель послал в эфир очередное донесение.

«Второй день челюскинцы живут на льду. Ночью прояснело. По звездам определили свое местонахождение: 67°17′ северной широты, 172°51′ западной долготы. Перед погружением „Челюскина“ мы разрезали канаты, которыми на палубе были прикреплены строительные материалы, бочки и другой палубный груз. Расчет оказался правильным: значительная часть грузов всплыла. Теперь вытаскиваем изо льда бревна, доски и другой материал. Заканчиваем постройку барака на пятьдесят человек с двумя камельками. Приступаем к постройке кухни и сигнальной вышки для указания места спасательной экспедиции. Надеемся построить и второй барак. До берега 130 километров. Все здоровы, полны энергии. Шмидт».

Не кучка отчаявшихся, ожидающих, гибели людей, а «Лагерь Шмидта» — организованный, уверенный в конечной победе коллектив вступил в борьбу с ледяной стихией. Каждое утро миллионы людей искали в газетах лаконичные, но всегда бодрые телеграммы с пометкой: «Полярное море. Лагерь Шмидта». Что там, на льдине? Как прошел день? Какова погода? Что предпринимают челюскинцы?

Над лагерем бушевала пурга. Сквозь нее пробивались скупые, короткие строки сообщений. Стояли сорокаградусные морозы, а на льдине шла кипучая жизнь. Люди строились и обживались.

Предстояла нелегкая жизнь и тяжелая напряженная работа. Как сделать, чтобы коллектив челюскинцев показал образец выдержанности, стойкости и организованности?

Для коммуниста Шмидта ответ на этот вопрос мог быть только один — с помощью всех коммунистов.

Повестка дня первого заседания бюро партийной организации на дрейфующей льдине была краткой, всего один вопрос: «Сообщение О. Ю. Шмидта».

Сохранился протокол этого заседания, вот выдержка из него: «…Отныне каждый шаг коммуниста, каждый поступок должны быть строго продуманы, взвешены. Каждое слово коммунистов в любом разговоре с беспартийными товарищами — в палатке во время отдыха, на льду во время работы, в случайных беседах — должно быть непрерывной политической работой, которая здесь, в новых, трудных условиях, с успехом заменит нам массовую работу прежнего типа. В любую минуту, в любой обстановке коммунист обязан личным поведением возбуждать мужество беспартийных товарищей».

По предложению Шмидта было принято решение расселить коммунистов так, чтобы в каждой палатке был хотя бы один «полпред» партии, а также объявлен конкурс на самую благоустроенную культурную палатку.

Сам Шмидт жил до этого в маленькой горной одноместной палатке, которая была с ним еще на Памире. В этой неотепленной палатке он ночевал в спальном мешке.

^{В лагере. О. Ю. Шмидт за утренним туалетом.}

Потом он перебрался в так называемую «штабную палатку», вернее, в хибарку, сколоченную из досок и фанеры, поверх которых был натянут брезент.

Здесь жили и работали три радиста. Шмидт и до переезда на «новую квартиру» проводил тут немало времени.

Отсюда, из «штабной палатки», радисты открывали окно в мир. Самое важное для челюскинцев была связь с «Большой Землей». Жить вместе со всей страной, ее интересами, ее дыханием — в этом был ключ для преодоления трудностей. Шмидт принимал все меры для того, чтобы в его лагере слышали голос Москвы. ТАСС составлял специальную сжатую сводку о событиях дня только для лагеря Шмидта. Ее через радиостанцию на мысе Северном принимал радист на дрейфующей льдине.

Обычно около пяти часов вечера Отто Юльевич выходил из холщовой радиорубки. Он держал в руке порядочно засаленный радиожурнал. Спокойным, размеренным шагом шел Шмидт по поселку на льдине. Из всех палаток вылезали челюскинцы, на ходу застегивая полушубки и ватники. Все шли следом за ним в барак. Отто Юльевич садился на ящик, сбрасывал свою меховую тужурку и разворачивал радиожурнал.

— Можно начинать? — обычно спрашивал он и ровным голосом зачитывал только что принятую информацию.

Челюскинцы узнавали из этой сводки, как идут спасательные работы, где находятся ледоколы, где летят самолеты. Они слушали сообщения о том, как грохочут залпы рабочего восстания в Вене, что нового в Германии и Японии, как идет строительство заводов и фабрик в родной стране. Шмидт не только читал, но и комментировал все сообщения: ведь в бараке много матросов, кочегаров, плотников. Голос Москвы должен быть понятен всем.

Однажды, когда Отто Юльевич вошел в барак с радиожурналом, все заметили, что он чем-то взволнован.

— Сегодня мы получили из Москвы правительственную телеграмму. К ней не нужны ни вступления, ни пояснения, — сказал Шмидт. — Я просто прочту ее вам:

«Лагерь челюскинцев (полярное море), начальнику экспедиции т. Шмидту. Шлем героям-челюскинцам горячий большевистский привет. С восхищением следим за вашей героической борьбой со стихией и принимаем все меры к оказанию вам помощи. Уверены в благополучном исходе вашей славной экспедиции и в том, что в историю борьбы за Арктику вы впишете новые славные страницы».

Стоявшая в бараке тишина сменилась ликующими криками. И если до сих пор кое-кого на льдине пугала неуверенность, то теперь ей совсем не осталось места.

А ведь в первые дни были в лагере Шмидта люди новички в Арктике, предлагавшие спасаться пешком по льдинам.

Как только Шмидт узнал об этих разговорах, тотчас же созвал общее собрание челюскинцев.

Он долго рассказывал им об участниках арктических экспедиций прошлого, погибших вследствие неорганизованности.

— Им не на кого было надеяться, — говорил Отто Юльевич. — Кто в капиталистическом мире будет тратить деньги, и притом немалые, для спасения людей, терпящих бедствие? Они были предоставлены сами себе — спасайся, кто может. Расчет на собственные силы — расчет одиночек. А у нас здесь коллектив советских людей. За нами заботливая Родина!

— Тут кое-кто предлагает пешком добираться до берега. Давайте разберемся все вместе, насколько целесообразно это предложение! Как вы думаете, сколько километров в день может пройти человек по торосистому льду?

— Берусь пройти верст десять, — уверенно заявил один из плотников.

— Предположим, в первый день и пройдете, — согласился Шмидт. — На второй день будет много труднее, может подняться пурга на несколько дней, и вы не сделаете и шага. На пути, несомненно, встретятся разводья. Переплыть их не на чем, обойти невозможно, они часто тянутся на десятки километров. Значит, надо ждать, когда вода покроется льдом.

— В одном месте замерзнет, а в другом появится новое разводье, — вставил реплику Бабушкин.

— Правильно, — согласился Отто Юльевич. — Следует еще добавить, что лед дрейфует не к берегу, а от берега.

— Смею вас заверить, что по льдам Чукотского моря больше трех-четырех километров в сутки не пройдешь, даже не встречая разводий. Кое-кто из вас, наверное, читал «Записки штурмана Альбанова»? В 1914 году он во главе группы в 14 человек ушел с корабля Брусиловской экспедиции «Святая Анна», затертого льдами. Они хорошо подготовились к походу; сделали санки, лодку, сшили палатки. И что же? Через 75 суток только двое дошли до земли, остальные погибли.

— Сейчас нас отделяет от земли примерно 140 километров, — продолжал Шмидт. Переход в лучшем случае займет не менее 25–30 суток. Чтобы взять с собой продовольствие на этот срок, палатки, примуса, спальные мешки, надо будет не только загрузить имеющиеся у нас нарты, но и часть тяжелого груза взвалить на плечи. Да и самим придется одеться потеплее. Как же при этих условиях мы сможем доставить на берег женщин, детей и слабых мужчин?