Повесть о ледовом комиссаре - Водопьянов Михаил Васильевич - Страница 37

Все было готово к приему самолетов. Но их не было. И день за днем радио приносило одни и те же вести:

— Снежные метели и плохая видимость не позволяют самолетам вылететь.

21 февраля около площадки началась подвижка льда. На трещине, прошедшей наискось площадки, началось торошение льдов. «Аэродромники», бессильные что-либо сделать, молча, с ужасом смотрели, как лезут вверх льдины, как выступившая из трещины вода заливает с таким трудом расчищенное поле.

^{…Еще одна трещина — рисунок Ф. П. Решетникова.}

Наутро люди в пургу и сорокаградусный мороз снова принялись за свой, поистине сизифов труд, начали ломать ледяные глыбы и на руках переносить их подальше от взлетной полосы.

Тринадцать раз за время жизни челюскинцев в лагере Шмидта жестокие силы стихии сводили на нет сверхчеловеческие усилия его обитателей. Тринадцать раз подвижка льдов ломала вновь и вновь создаваемые в разных местах «аэродромы». И все же челюскинцы всегда были готовы принять воздушные корабли с Большой Земли.

В неравной борьбе со льдами победили люди, победил крепко сплоченный коллектив. Посадочная площадка была особой заботой Шмидта. Его, в рыжей меховой куртке, в горных ботинках поверх шерстяных чулок, с развевающейся по ветру бородой, видели всюду, где шла работа. Не один десяток километров он выхаживал за день, стремясь быть в курсе всех деталей жизни на «вверенной» ему льдине. Он появлялся то в камбузе, как по-морскому называли в лагере кухню, то в бараке, где, после того как торошением его разорвало пополам, шли ремонтные работы, то в «булочной», и обязательно ежедневно на аэродроме.

…В одной радиограмме из лагеря говорилось:

«Наша льдина треснула в нескольких местах, образовались канавы в несколько метров шириной. Быстро перетащили продукты в более безопасное место, перекрыли канавы мостками».

Из коротких, сдержанных радиограмм Шмидта, публиковавшихся в газетах, страна многое знала о жизни ледового лагеря. Многое, но не все.

Каждое сжатие было испытанием мужества и дисциплинированности челюскинцев, стоившим им огромного напряжения сил. Каждое сжатие разрушало какую-то часть с огромным трудом проведенной работы. И опять приходилось восстанавливать разрушенное стихией.

Это была жизнь на «вулкане» готовом вот-вот извергнуть губительную лаву.

И все же советские люди, ставшие пленниками льдов, живя в холоде, не очень сытно питаясь, тяжело работая, находясь в вечной опасности, не унывали, не хныкали, бодро шли навстречу трудностям. По вечерам после трудового дня в бараке и палатках читали вслух книги, играли в самодельные шахматы, беседовали, подчас спорили.

Особенно оживленно было в штабной палатке. Сюда каждый вечер приходили «на огонек» многие челюскинцы. Их привлекали интересные, увлекательные беседы Отто Юльевича.

Чего только не знал этот энциклопедист XX века! О чем только он не рассказывал товарищам вечерами на льдине, кружившей в полярном море, когда за окном выла пурга и ветер валил людей с ног.

Зоолог Стаханов записал в своем дневнике 44 темы бесед, которые провел Шмидт в штабной палатке в период с 14 февраля по 28 марта. Вот некоторые из них: о будущем социалистического общества, об истории Южной Америки, о теории психоанализа Фрейда, о современной советской поэзии, о формальной логике, о творчестве Гейне и его жизни, об истории германского империализма и династии Гогенцоллернов, о возникновении итальянского фашизма, об истории монашества в России, о Чукотке и ее освоении, о музыке и композиторах, о теории детерминантов, о путях развития Советского Севера, о возможности межпланетных путешествий…

В ледовом лагере состоялся суд, правда, товарищеский, и судили человека за «преступление», за которое вряд ли привлек бы его к ответственности прокурор на Большой Земле. После очередного сжатия, когда все челюскинцы бросились оттаскивать продовольствие от трещины, один человек не вышел из своей палатки. Шмидт расценил этот поступок как «бунт индивидуализма».

Приговор товарищеского суда был суров и необычен:

«Отправить на берег в первую очередь».

Приговор был встречен всеобщим одобрением. Челюскинцы, как зеницу ока, берегли спайку и крепость своего коллектива. И никто из них не хотел раньше других оставить товарищей по ледовому лагерю, вместе с которыми перенесли столько невзгод и лишений.

Список очередности эвакуации был составлен заранее. Естественно, что в число отправляемых первыми самолетами были включены дети и женщины. Некоторые из женщин отказывались лететь раньше мужчин, поскольку они по праву считали себя равными членами коллектива и чувствовали себя не менее сильными, чем те мужчины, которые стояли на дальней очереди. Шмидту стоило не мало труда их переубедить.

…Летчик Анатолий Ляпидевский дважды делал попытку долететь с Чукотки до лагеря Шмидта. Один раз ему помешала пурга, в другой — он не мог найти челюскинцев, затерянных в необъятной ледяной пустыне.

Наконец, 5 марта крылья самолета качнулись над советским поселком на льдине.

Был сильный ветер. Термометр показывал 38,7 градуса. Не верилось, что в такую погоду прилетит воздушный гость.

Радист Иванов вбежал в барак и взволнованным голосом крикнул:

— Поторапливайтесь! Нарты с отлетающими готовы? Самолет уже полчаса в воздухе!

Люди впряглись в лямки и дружно тронули нарты с багажом. За ними шли женщины. На маленьких саночках везли юных полярниц — Карину и Аллочку. Рядом с ними шагали провожающие, сменные «упряжки» и, конечно, Отто Юльевич.

Сзади в лагере, поднялся в небо черный столб дыма — это зажгли сигнальный костер для ориентира летчику.

Вскоре послышался гул мотора и показался спускавшийся двухмоторный самолет.

Но дойти до него было нельзя. Почти у самого «аэродрома» сорокаметровая полынья преградила путь. Люди в унынии остановились у ее кромки.

— Товарищи, надо строить ледяной мост! — крикнул Шмидт.

Все дружно взялись за дело, стали складывать большие куски льда и сбрасывать их в черную воду. Но забросать полынью было почти невозможно.

К счастью, из лагеря с сигнальной вышки заметили, что произошло, и штурман Марков, собрав тридцать наиболее сильных людей, послал с ними шлюпку-ледянку. Они приволокли ее по глубокому снегу. Через четверть часа Шмидт пожимал руку Ляпидевскому. Летчик привез в подарок челюскинцам две оленьи туши и, что особенно всех обрадовало, кирки и ломы для расчистки «аэродрома».

Через 2 часа 10 минут лагерь ликовал. На Большую Землю самолет Ляпидевского благополучно доставил десять женщин и двух девочек.

Воздушный мост с материка в ледовый лагерь был переброшен.

Положено начало эвакуации челюскинцев.

Трудно в то время было летать в Арктике. Радио на самолетах не было, летчики водили машины по компасу. До боли в глазах они всматривались в горизонт, стараясь увидеть среди ледяных нагромождений черный дым от костра — так находили лагерь.

Ляпидевский вылетел вторично, но на этот раз погода испортилась, лагеря он не нашел и вернулся обратно. При посадке самолет был поврежден. Вся надежда возлагалась теперь на самолеты с Большой Земли…

Борясь с пургой, туманами и штормами, через горы и моря они настойчиво пробивались к льдине.

За их героическим продвижением следила вся страна. Люди на карте отмечали путь самолетов, словно линию фронта. В лагере знали о каждой вынужденной посадке, о каждом шторме, препятствовавшем вылету…

Челюскинцы сложили и распевали такую шутливую частушку:

Жизнь в лагере шла по установившемуся распорядку: ранний подъем — завтрак — работа — скудный обед — опять работа — учеба — отбой.