Байк, водка и холодное стекло (СИ) - "LunaticQueen" - Страница 15

А потом телефон звонит сам. Бык нажимает на ответ до того, как придумывает, что бы сказать. Он только дышит несколько секунд, а потом уже прикладывает трубку к уху.

Внутри негромкий голос, издалека слов не разобрать.

Он откладывает телефон намного позже того, как связь заканчивается, продолжая слушать тишину, и молчит, долго смотря на Максвелла.

— Пиздец, — оповещает Бык об открытии.

Брови Максвелла в изумлении приподнимаются вверх. Последний раз, когда он слышал это слово от Быка с такой интонацией одна из стран дальнего зарубежья вступила в вооруженный конфликт с другой.

— Все… плохо? — робко переспрашивает он.

— Я в заднице, Максвелл, — нервный смешок срывается с его губ, — по самые уши. Они не…

Он трет глаз, рукой закрывая гримасу, исказившую его лицо.

— Я с самого начала подозревал, что дело не просто в несертифицированных товарах. — Он кашляет. — Игра не стоила свеч. Но я думал, что это будут… наркотики, как обычно. Всегда наркотики.

— Они перевозят наркотики? — начинает догадываться Максвелл, пытаясь собрать из обрывков его фраз мысль. — И они хотят тебя в это впутать?

— Уже впутали. Крем пропал с тех пор, как исследовал погрузки. Он может… может быть с ними.

Бык трет череп, и наверняка запустил бы руку в волосы, пытаясь выдернуть их все, если бы у него были волосы. Но волос у него нет, и он разгневанно водит ладонью по лбу.

— Это не наркотики, — бормочет он следом. — Это…

— П24? — неуверенно повторяет прочитанное ранее Максвелл.

Бык смотрит на него так, словно не в курсе, что тот тоже видел сообщение.

— Ты знаешь, что такое П24, Трев? — не моргая, интересуется он.

Максвеллу приходится покачать головой.

— П24… — он шмыгает носом. — Это… не думаю, что если ты не знаешь этого, то гаатлок тебе что-нибудь скажет.

— Но это же не…

— Взрывчатые смеси, — не дождавшись его, продолжает Бык. — Уникальные. У вас и близко таких нет. И в таких количествах. Я бы подумал, что они планируют теракт, но ты же знаешь, что происходит в Европе. Через нас они попытаются доставить это… это полный провал.

Максвеллу кажется, что он немного перебрал с драматизмом. Взрывчатые смеси? Авиаперевозками? Он серьезно?

— Они не пройдут таможню, — с уверенностью говорит он.

И Бык смеется.

— Блядь, ты даже не подозреваешь, что такое гаатлок. Это тебе не… не ебучий пластид или что-то такое, чем занимаются экстремисты. Он не распознается собаками, а его текстура… его мешают с крахмалом, и он неотличим. Теперь я понимаю, почему они выбрали фармакологию. Наштамповать таблеток, и никто в жизнь не догадается, что это не аскорбинка.

— И они… — Максвелл нервничает, называя кого-то, кого он не знает, «они», — делают это через нас. У нас и так сейчас не особенный образ на мировой арене…

— Какой же ты гондон. — Бык закатывает глаз. — Тебя волнует только, через кого они это сделают? Да они могут разъебашить этой партией тучу народу. Тут не до репутации. И… и… и Крем у них.

Бык так резко поднимается с постели, что Максвелл откатывается назад из-за изменения давления в матраце. Бык идет к шкафу и сокрушенно ударяется лбом о боковину.

— Что. Мне. Делать.

Максвелл свешивает ноги с кровати. Такого нервного Быка он не помнит, и не уверен, что хочет запоминать. Он не знает, какого рода ответ тот ждет, поэтому благоразумно молчит.

Максвелл сдается, представляя, какие противоречия сейчас разрывают его. С одной стороны безопасность города, возможно, даже страны. С другой безопасность конкретно его людей. Он готов положить руку на сердце, что те значат для него гораздо больше, чем он готов показать.

— Тебе все еще не нужна моя помощь?

Бык гневно сверкает на него глазом. Потом хмурится, смотрит в пол, пожимает плечами и качает головой, словно не в состоянии сладить с языком своего тела и понять, что ему нужно в самом деле.

— Мне нужно подумать. Хочу побыть… я… пойду… приму ванну. Подумаю. Да. Подумаю.

Он толкает светлую дверь и закрывает ее за собой, скрывшись внутри. Вот только Максвелл понимает, что оставлять его сейчас наедине недопустимо.

Игнорируя его отказ в принятии помощи, Максвелл решает что-то делать. И лучшее, о чем он вспоминает — свое прошлое. Когда он работал в полиции, то завел некоторые связи. Не такие криминальные, как у Быка, но все же связи. Будь они в Лондоне, он мог бы обратиться сразу к Кассандре. Но тут… помочь может только Каллен. Он представляет, как «обрадуется» Бык вмешательству бобби, но его он спрашивать не собирается. Рисковать им и их жизнью — нет. Может, Бык и привык делать так. Класть все яйца в одну корзину и, даже если они разобьются, только пожимать плечами и уходить от ответственности. Но теперь их было двое. И принимать решения тоже нужно было вдвоем.

Максвелл набирает пару сообщений. Затем откладывает телефон в сторону и идет следом за ним.

Он притворяет за собой дверь, оказываясь в небольшой ванной комнате, и тихо вздыхает.

Запрокинув голову на бортик, Бык жмурится, словно видя плохой сон. Прошла всего пара минут, и вода, не успевшая набраться, едва покрывает четыре дюйма ванны и очень мало — его самого.

Максвелл опускается на колени рядом — на коврик с длинным коричневым ворсом, напоминающим петельки, и кладет руки на борт.

— Хочешь, поговорим?

— Сейчас — особенно нет.

— От тебя не много зависит.

— Я же сказал. Не хочу говорить.

— Ты сам это понимаешь. Если бы ты мог что-то сделать, то уже бы бежал. Но единственное, на что ты можешь повлиять, это завтра.

Бык открывает глаз и смотрит в стену. Он не перебивает.

— Спорю, ты бы навалял им всем и вытащил Крема, если бы подвернулась возможность. — Максвелл вытягивает руку и невесомо гладит его по согнутому колену. — Но все, что у тебя есть сейчас, это выбор. Они. Или ты сам. Ты и твои ребята.

— Максвелл.

— Я буду с тобой, какое бы ты решение не принял. Но его нужно принять.

Бык наклоняет голову, кладя щеку на плечо, и поджимает губы.

— Бездействие. Ненавижу.

Максвелл дотягивается до его подбородка и поворачивает лицом к себе.

— Это не… бездействие. — Его глаза, наверное, огромные-огромные, потому что Бык заглядывает в них, как в окошки. — Это ожидание.

Моргнул. Конечно, он все понимает. Но тем не менее принять это выше его сил.

— Иди сюда.

Максвелл выпрямляется. Он стаскивает футболку и чуть дольше домашние брюки, две крупные пуговицы которых как никогда гладкие и ускользающие. Бык наблюдает за ним, и, судя по его взгляду, некоторые тревожные мысли больше не тревожат его.

Ванна большая, но не настолько, чтобы в ней с комфортом поместились двое взрослых мужчин, и Максвелл прикладывает много усилий, втискиваясь внутрь, как последняя оставшаяся вещь в набитый чемодан. Бык разводит ноги, давая ему улечься себе на живот, и вздыхает тихо и умиленно, обнимая его за голову.

— Хорошо, что ты рядом, — говорит он раннее сказанную фразу.

— Хотя ты и не веришь в меня, — бормочет тот ему в локоть.

Его ступни торчат вверх, но колени погрузились в теплую воду. И это делает все удобным.

— Я верю в тебя. Больше, чем в себя.

Максвелл думает, что тот предпримет, когда узнает, что он привлек к делу еще и Каллена.

Но пока ему знать ничего не нужно.

И то, что остается — отвлечь его. Хотя бы на время.

Как импульс тела может подавиться разумной мыслью, так и душевное смятение унимается плотским чувством. Максвелл корит себя за то, что пользуется этим, но в глубине души понимает, что так все станет легче.

— Ты хочешь что-нибудь? — тихо спрашивает он.

Ванна полна скользких частей тела, и хотя они друг к другу привыкли, и это уже давно не что-то необычное, это — особенное.

Куда более особенное, чем было с парнями из школы.

Куда более особенное, чем все, что он может вспомнить.

— Все и так хорошо.

Бык взбудоражен от собственных страха и волнения. Они заполняют его, оставляя все меньше места на трезвые мысли. Этого нельзя допускать. Максвелл отлично знает, что сможет его отвлечь. Вынуть из кокона. Перерезать путы и дать свободу здравомыслию.