Байк, водка и холодное стекло (СИ) - "LunaticQueen" - Страница 23

— Может быть, Рождество для тебя повод вспомнить о чем-нибудь хорошем в детстве?

— Что ты ко мне прикопался? — ворчит Бык, тряся бородой из мишуры. — Я не из этих, которые на нем помешаны. Вроде всех этих сироток, которые до сороковника мечтают получить железную дорогу образца шестидесятых, которую выпускали в Теннесси, и караулят Санту с печеньем. Но это крутой праздник. Он объединяет. Семьи, народы. Вся эта хуерга, ты о ней лучше рассуждаешь.

Максвелл молчит, размышляя над его словами. Делая кое-какие выводы. А потом продолжает работу.

Он думал, что игрушек будет немного, но их хватает с лихвой. В коробке, которая была найдена на чердаке, помимо ракеты старые украшения. Несколько снеговичков, мягкие зверята — с них предварительно приходится стряхнуть пыль, — кубики и колокольчики. Наверняка Варрик тут ранее уже проводил Рождество. Впрочем, этого недостаточно. Максвелл даже думает о том, что их ель будет выглядеть бедновато, но потом замечает еще две коробки — то, что было куплено сегодня помимо гирлянд. Шарики в них простые, двух видов — блестящие и матовые. Они здорово оттеняют крупные игрушки прошлого поколения.

Пожалуй, это веселее, чем он рассчитывал.

Ему кажется, играет органная музыка, когда он достает хрупкую верхушку в маленькой картонной коробочке внутри. Это шипастая снежная звезда — на проверку светящаяся желтым, как маленькое солнышко. Он умилен.

Максвелл идет за стулом, чтобы снова залезть наверх, и тогда Бык сжаливается над ним и останавливает, принимая миссию на себя.

Он единолично навешивает звезду наверх и отходит, любуясь результатами условно совместного труда. Он тянет Максвелла за шиворот к себе, чтобы и тот оценил все великолепие символа Рождества, разворачивает и обнимает за шею.

Елка красивая. Очень красивая. Пушистая, зеленая, блестящая от десятков игрушек на ней и сверкающая разноцветными огнями.

Наверное, он перестал ценить этот праздник потому, что у него давно не было такой елки. Последние годы единственное от Рождества, что он себе позволяет, это небольшой венок на двери, а настроение от него совсем не то.

В голове звенят бубенцы.

— Ты думаешь о том же, о чем и я?

— Ага. Под елкой у нас еще не было.

Максвелл фыркает и облокачивается о его плечо затылком.

— У нас еще несколько дней, чтобы это провернуть.

— Именно поэтому я предлагаю начать сейчас.

— Не хочешь оставить это на десерт?

— У меня есть и другие варианты на десерт.

— О. Мне можно их услышать?

— Нееет.

Бык кусает его за шею, явно перепутав Рождество с Хэллоуином и прикидываясь вампиром, шлепает и отпускает. Ель готова. Теперь все остальное.

***

Максвелл думал просто вернуть коробку с газетами на место, но путь на чердак кажется очень длинным. Он перетекает с одной из газет на стул у окна и пытается найти что-нибудь интересное. Что-нибудь, кроме фотографии Кассандры, заложенной между листов кроссвордов. Наверное, Бык был прав. Ну нет, еще одного кирпичика в башню его превосходства он не позволит. Максвелл прячет чужую тайну на дно ящика и возвращается к текстам.

Бык вновь на диване, но уже с книжкой и сытый, а следовательно менее обеспокоенный всем вокруг. Он не устает поглядывать на ель и улыбаться. Подставляет к ногам еще один стул как пуф, кладет на него ноги. Пьет чай из большой кружки и читает.

Максвеллу в конце концов надоедают статьи. Он откладывает газету на стол и кладет голову на сложенные руки. Наблюдать за читающим Быком интереснее.

Он задумывается о том, что ему этого достаточно. Не касаться, не целовать, не разговаривать. Просто знать, что он рядом, что ему хорошо. Максвелл пытается выяснить, когда этот факт стал таким удовлетворительным, но ничего не приходит в голову. Однажды это началось и все. Ушла дичь, нелепое восхищение. Осталось это.

Счастье, что ли.

Бык замечает его взгляд и приподнимает бровь.

— Скучаешь? — интересуется он.

— Нет.

— Понятно.

Судя по тому, как он вертит книгу в руках, в ней больше картинок, чем слов. Бык разворачивает ее как журнал и присматривается.

— Знаешь, что я нашел под кроватью? — спрашивает он, не отрывая глаз от изображения.

Тот пожимает плечами.

— Горку пыли, да?

— Горку пыли. И наручники.

— Какая гадость. Они ж чужие. Мы не…

— …просто хочу заметить, что я даже тебе еще ничего не предложил.

Максвелл морщится, от чего его лицо становится похоже на урюк. Так он всегда и попадается.

Бык продолжает рассматривать картинки.

— Думаешь, Кассандра любит наручники?

— Почему ты… я ничего не хочу об этом знать.

Он закрывается руками, надеясь больше никогда не слышать о личной жизни знакомых.

— Это просто навело меня на мысль. Хочешь, я отшлепаю тебя ремешком?

— Что?

— Рождество, игрушки, плохие мальчики. — Он делает паузу, ожидая реакции. — Нет? Ну ладно, могу просто тебя привязать к кровати. И празднично оттрахать.

Бык поднимает взгляд с листов, смотря на него из-за книги.

— Ты не отвечаешь. У тебя уже встал, что ли?

— Я не… я просто думаю, что значит празднично. Чем оно отличается от…

— Не узнаешь, пока не попробуешь.

Маленькая пауза, Максвелл закусывает губу, и комната какая-то черно-белая перед его глазами.

Это все проклятая елка. Она заставляет его.

— Тебе понравится. — Бык широко улыбается. — Поднимайся. Я сейчас подойду.

Как он все время это делает.

***

Максвелл ставит чайник на плиту и ежится. У окна на кухне все еще очень холодно. Он остается стоять рядом с печкой, обнимая себя за руки. Свитер с длинными рукавами как никогда кстати.

Бык остался наверху. Он сам попросил его остаться. Наверное, тот подумал, что ему нужно время после всего, что они делали. Так, пожалуй, даже лучше. У него есть повод избегать его некоторое время.

Вздохнув, Максвелл прислоняется бедром к кухонной тумбе и наклоняет голову, рассматривая морозный узор на стекле за короткой занавесью.

Когда дурацкое «влюбился» сменилось на обескураживающее «полюбил»?

Он не обманывает себя, такие, как Бык, долго где-то не остаются. Они бывают там, где удобно, делают то, что хотят, сколько хотят. И тот был с ним, наверное, столько времени потому, что его все устраивало.

Максвелл с разочарованием осознает, что его чувства сильнее, чем он хотел, иначе он бы не заморачивался на такие вопросы. Не перегонял в голове мысли из одного угла в другой, пытаясь понять мотивацию их обоих, выяснить, что происходит.

В последнее время становится все труднее не говорить ему это.

Все труднее не спрашивать себя, любит ли Бык секс с ним, или его за всем этим сексом. Он бы хотел верить, что это большее.

Потому что для него так и было.

Он берет в руки смартфон, и хотя интернет тут ловит плохо, пытается совершить все шаманские ритуалы, чтобы он заработал. После некоторых танцев с бубном Максвелл улавливает сигнал как раз у холодного окна. Садится и ищет.

Железную дорогу образца шестидесятых, которую выпускали в Теннесси.

Бык никогда ничего не говорит просто так, и если даже хочет сделать что-то в своих словах небрежным, смысл очевидно улавливается.

Максвелл думает, что он не стал бы так конкретизировать, если бы это что-то для него не значило. Он прошел курс элементарной психологии в колледже и помимо того, чтобы рисовать домики, определяя свой социотип, научился тому, что детали определяют все. Кто их упускает, тот теряет смысл всей картины. Кто не помнит, тот с большей вероятностью лжет.

Он изучает некоторые сайты перекупщиков старья, сидя лицом к двери, потому что меньше всего хочет, чтобы Бык к нему подкрался и рассмотрел из-за его плеча, чем он занят.

Сперва это кажется трудновыполнимой задачей. Запрос не особенно точен, приходится изрядно повозиться, чтобы определить название фирмы в Теннесси, которая могла подходить. Он даже находит несколько картинок паровоза с вагонами, но вот у кого их взять вопрос потруднее.