Программист Сталина (СИ) - Кулаков Игорь Евгеньевич - Страница 79

Наше изучение, разумеется, шло «по диагонали», так мы торопились узнать - «что дальше», и останавливались лишь на особо заинтересовавших нас моментах и подробностях.

Когда к нам присоединились Сталин и Берия, мы даже сразу не заметили их, так увлеклись содержимым разложенных на столе перед нами фотоснимков. Погружение в историю «тайн атомного ядра», было полным.

- Ну как, товарищи учёные, дочитали? - поинтересовался руководитель страны.

- Заканчиваем, товарищ Сталин… - я вскочил, неловко двинув покачнувшийся стул.

- Что думаете? Насколько правдиво, на ваш взгляд то, что в книге из будущего?

За нас ответил академик Иоффе. Его формулировка разила отточенностью и категоричностью.

- Назвать эту книгу мистификацией, пусть и свершённой кем-то, скорее целым коллективом тех, кто разбирается в предмете книги лучше нас, я не могу. Это правда. Невероятная. Непостижимая. На многие… обстоятельства нам словно открыли глаза. Полагаю, Игорь Васильевич согласится с моим мнением.

Я кивнул и подтвердил слова Иоффе:

- Признаюсь вам, товарищ Сталин, я словно прозрел. Внутри себя я все решил ещё на 9 листе, когда встретил фразу «29 августа 1940 года - Предложение И.В.Курчатова, Ю.Б.Харитона, Л.И.Русинова и Г.Н.Флерова об использовании энергии деления урана в цепной реакции.» - никакая это не мистификация. Картина грядущего и своё место в нём, открылась во всей своей потрясающей и ужасающей красоте. Самые смелые предположения верны! Да, это упомянутое письмо в Президиум АН СССР мы отправили на днях…

Уже месяцем позже, в октябре, я понял, что это было. Вождь страны и партии устроил последнюю проверку. Нам, потомку, да и, возможно, себе. Перед принятием важнейших решений, корректировавших историю страны и мира.

Работы не только получили полновесное финансирование, в мои руки была вручена огромная власть, но наши исследования ушли в тень от всего мира. Заметка за авторством Флёрова и Петржака по открытию спонтанного деления, к работе над которым я имел отношение, как научный руководитель, и отправленная в США академиком Иоффе в журнал «Physical Review», номер которого с ней увидел свет в июне, была последней ласточкой. Той, в которой узнали в мире о достижениях советских учёных в данной области научных исследований. Завеса тайны упала на исследования и у нас, и за границей.

А позже, через какие-то, видимо, несколько лет, уже будет говорить гром «атомной бомбы». Оружия пролетариата, которым он будет отстаивать право на своё государство…

Вся неизбежность и необходимость подобных решений открылась мне на страницах книги из будущего. Мы будили страшного демона скрытых и могучих сил природы. Способного как стирать в пыль творения рук и само человечество, так и дать ему безграничный океан дешёвой энергии.

То, о чём говорили последние пару лет в мире под влиянием открытий и работ Резерфорда, Ферми и других, было намного ближе, чем можно было себе представить. В «той истории». А в новой, которую творили мы своими руками, расчётами и ежедневной работой по принятым планам - ещё ближе. А моё февральское выступление на сессии Отделения физико-математических наук (ОФМН) Академии наук СССР с докладом «О проблеме урана» теперь многими, участвующими в атомном проекте и осознающими конечную цель, воспринимается ныне как пророческое, сдвинувшее вопрос в плане практических работ и привлёкшим внимание руководства страны.

Товарищи Маслов, Шпинель, готовившие «тогда» их предложение по заявке в бюро изобретений насчёт «использования урана в качестве взрывчатого…» и Ланге, с которым они выдали бы предложение по центрифужному способу разделения изотопов урана УЖЕ работают по данной тематике. Имея указания и некоторые сведения, извлечённые мной и Иоффе из книг потомка.

К сожалению, есть товарищи, не допущенные пока к сути происходящего, но знающие, по роду своей деятельности и месту в научном обществе СССР о новой… бурной деятельности, об новом НИИ, и которые весьма косо поглядывают на происходящее. До меня довели даже слова одного из них, весьма заслуженного и титулованного коллеги - «Прожектёрство, как есть прожектёрство. Такие средства на привлекательные, но на толком не проверенные теории вбрасываются. А если не будет результатов?». Но, конечно, возможно, тем человеком движет некая обида, связанная с личными обстоятельствами и его известным, хотя и прощаемым ему, космополитизмом. Вот он то, как раз и был бы очень доволен тем, что мог бы услышать от потомка… хотя… кто знает… может ещё и услышит…

Или вот, академики Хлопин и Вернадский, вполне откровенно, хотя и доброжелательно намекают мне, что надо бы знать осторожность, и, мои обещания, если они не будут выполнимы, то…

Но откуда им всем знать или даже догадываться, что именно товарищ Сталин, буквально в приказном порядке поставил меня на то место, которое я занимаю сейчас? Они предполагают, что я каким-то способом ему внушил иллюзорные надежды и перспективы. Скорее всего, вполне искренне беспокоятся за меня…

Абрам Фёдорович лишь посмеивается надо мной:

- Молчи, терпи, Игорь Васильевич и делай своё дело. Можешь отшучиваться. Скоро всё сами поймут. Ну, может и не всё, если исключить знания про нашего с тобой общего молодого знакомого из 2018 года, но про верность выбранного пути, так точно…

Обратная сторона «подсказок из будущего». И, вовсе не вина того известного коллеги, который, кстати, скоро будет задействован проекте по своему направлению. Наши действия многим кажутся нелогичными, слишком самоуверенными, слишком амбициозными.

И каждому никак не объяснишь что к чему, не приведёшь за руку к потомку, даже книги не покажешь. Та ещё проблема. Приходится изощряться, вбрасывая в разговоры подсказки и осторожно намекая на пути решения вопросов.

Иногда уже, высказывая такие советы, испытываешь внутренний дискомфорт. Зная, что позже мне будет приписана некая незаслуженная гениальность.

Я очень сомневаюсь, что вся эта история с путешественником во времени выйдет за пределы 8-го отдела ГУГБ и тех руководителей СССР, кто по настоящему осведомлён о происходящем.

Вот и промелькнули последние дни расставшейся с нами осени, превратившейся в бесконечный бег с препятствиями, их преодолением и всё новыми озарениями, который прерывался лишь неожиданно тёплыми встречами-разговорами в 8-м отделе ГУГБ на Лубянке(!). Уж слишком необычная личность была нашим собеседником. Пелена неизвестности предстоящих десятилетий, скрывающая от остальных двух миллиардов жителей Земли, спала перед немногими избранными, в числе которых попал и я. Но будущее уже точно не будет таким, каким мы узнаём его из рассказов нашего потомка. Нашего ли?

То будущее, что ныне вершим мы, будет во многом похожим, но всё же другим. Лишь строгая красота математических формул и вероятностные процессы, описывающие Вселенную вокруг и внутри нас, останутся неизменными. И мы лишь откроем крохотную часть из них ранее, чем было сделано в «иной истории»…

Сумасшедшая новость, потрясшая нас с Абрамом Фёдоровичем, прямое, с глазу на глаз, общение и с вождём страны, и с руководителем всесильного ведомства - НКВД, и, главное, с настоящим человеком то ли из будущего, то ли из «будущего иной Вселенной», конечно, выбили меня из состояния внутреннего равновесия.

Мы явно не знаем чего то крайне важного в устройстве мира вокруг нас. Но те крохи сведений науки будущего, что мы кропотливо анализировали по часто общим и непонятным предложениям книг с «компьютера» потомка, попутно заставляя его выдавать любую дополнительную информацию, которая отложилась в его памяти, двигали нас вперёд.

У нас выработалась вполне продуктивная манера - к еженедельным визитам в 8-й отдел, с осени начавшихся у нас с Иоффе, готовить список неясностей и вопросов, требующих уточнений. В большинстве случаев «путешественник из иной Вселенной» лишь разводит руками - мол, сам не понимает, о чём речь, товарищи «предки». Но были и удачные моменты, когда лишь пара наводящих фраз от нас, перечисление десятка фамилий действующих специалистов той или иной научной дисциплины и каких-то недавних открытий тянули его воспоминания. Обрывочные, неточные, но в них, как и золотоносном песке, были свои драгоценные находки.