Программист Сталина (СИ) - Кулаков Игорь Евгеньевич - Страница 81

Особенно нас с Иоффе заинтересовал тот вид, который таблица Менделеева приобрела к 1982 году.

При первом, совместном просмотре, академик даже похлопал меня по плечу, указав на 104-й химический элемент.

«Курчатовий».

К сожалению, специфика интересов и знаний потомка, попавшего к нам из отстоящей ещё дальше в будущее даты, мало позволяла что-то дополнить к прочтённому нами в этой учебной книжице.

- У меня и этот справочник оказался случайно, делал в одной из своих компьютерных игр «специфическую физику», кое-что из величин понадобилось, вот и схватил первое, попавшееся в сети, для уточнения…

Декабрь 1940. Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И.В.Сталин.

Уже привычно, без раздражения, как в первые дни, он перевернул очередную фотокопию с строками осуждения в его адрес.

Перечитывая томы обзорных энциклопедий, как этой, «от МГИМО», так и военной, он, как и положено руководителю государства, стремился абстрагироваться от частностей, пусть и важных, и стремился определить тенденции, под воздействием которых развивалась «та история».

Статья в 9-м томе, касавшаяся как его жизнеописания, так и дел на «Ближней Даче» показала много деталей в отношении логики потомков, которую он подметил в Рожкове, которого недавно снова приглашал к себе «на разговор».

Репрессированные, невиновные, «антисоветские элементы», к которым добавились судьбы окруженцев из числа бойцов РККА и память их семей, все припомнили ему в будущем сполна.

Выспрашивая Рожкова о том, как молодое поколение 21 века и поколение его родителей смотрело на события 1991 года и происходившую реставрацию капитализма в стране, он всё пытался понять, что именно ставилось ему лично и руководившим страной после него в вину.

И, кажется, понял. Население, свои советские люди, ругали за многое. За потери в войне, за проблемы с питанием и товарами, даже упоминаемые Рожковым пресловутые «права личности» и «свобода слова», но всё это было не главным.

В чём сходились все эти советские и «пост-советские», как называл из потомок, граждане страны?

Его лично и, в целом, советский строй, упрекали все за жестокость.

К своим.

Он пока(!) предположил, что именно это было главным, где ударили по стране враги и где… не смогли простить свои?

Лаврентий, кстати, акцентировал внимание именно на этом, в своих докладах о потомке.

- У него пунктик. «Гуманизация». Бесится он… и… не понимает он нас, мы не понимаем его. Точнее, понимаем, но каждый при своём мнении остаётся. И это не только мнение одного, это - мнение миллионов и миллионов. Которые будут жить после нас.

В 1991. И других годах. И они, не он, вождь страны, будут решать, нужен ли им такой СССР.

Как сделать так, чтобы в будущем они желали сохранить Советский Союз?

Население, в будущем, ассоциировало его не только с Победой в войне.

Репрессии.

Сталин, Победа, Большой террор.

Где та грань, за которую не нужно было заходить? После которой бОльшая часть населения перестала видеть в нём руководителя страны, приведшего её к Победе в войне и смотрела лишь как на тирана? Скорее всего, подобное было одним из тех факторов, из-за которых стрелы в адрес СССР достигли своей цели?

Можно, конечно, было кивать на пропаганду вражескую и новой буржуазии. Это легче всего.

Но надо ли? А как быть теперь? Где грань между «добреньким» и «тираном»?

То, что его снова смешают с грязью после смерти… в этом не было сомнений. Вопрос лишь в том, сколько людей примет это как главное в нём.

Хватит ли подсказок из будущего, чтобы страна не рухнула снова?

Он пока отстранился от глубокого погружения в эти мысли, лишь иногда размышляет о подобном. Страна, пусть незаметно для подавляющего числа её граждан, готовится к войне. Но он обязан думать вперёд. О будущем. Сегодня он принял и Курчатова и Королёва. Они регулярно отчитываются ему по главным вопросам. А рабочий процесс возглавляемых ими проектов он видел в отчётах Лаврентия и Ванникова.

Эти двое - Королёв и Курчатов, дадут стране щит и меч для спокойной жизни.

А её «цифровое будущее» уже строят Иоффе, Лосев. А потомок и те, кого он обучает, напишут для них программы. Если он правильно всё понимает. Точнее, видимо, задаст верные направления на десятилетия вперёд, а создадут их тысячи и тысячи будущих советских «программистов».

Ему показывали снимки. Фотографии «транзисторов». Того, что был создан в истории потомка в 1947. И того, что «выдал на-гора» месяц назад товарищ Лосев.

Два громоздких лабораторных прототипа. И 300 миллионов «штучек», несравненно лучших и более качественных, где-то там, в пластинке «процессора» в настольном компьютере, как уверяет потомок, знающий о его характеристиках.

Иоффе и Лосев занимаются ещё и этой… как её?… «теорией p-n перехода». Он честно пытался вникнуть в сопроводительную справку, приложенную к докладу о первом лабораторном прототипе. И бросил. Не хватает специфических знаний. Как ему сразу растолковал академик Иоффе, что всё не так просто, и между первым лабораторным транзистором и процессорами есть годы и десятилетия исследований, огромные средства, серийное производство и тысячи проблем. И потомок насчёт многого вообще ничего сказать не может. Их придётся решать самим.

Он, «товарищ Сталин», всё понимает, не нужно делать из него… «известного партийного деятеля 20-го века». Пусть делают, он не будет мешать.

Он будет судить по результатам. Промежуточным и итоговому. Сравнивать достигнутые цели и этапы «тех» и «этих» времён. Шанс увидеть ныне есть - в этой, «их истории», первый шаг - вместо 1947 случился в ноябре 1940. У СССР есть солидная фора. Может, и он увидит ещё при жизни первые советские… нет-нет, даже не «ЭВМ размером с комнату», а первые «настольные компьютеры» этого СССР?

А что будет дальше… заботы тех, кто будет занимать его место. Своё дело он сделает.

Атомный молот пролетариата.

Как с этим, так и с ракетным проектом, он, ещё во время личного, «с глазу на глаз» общения с потомком, потребовал, что бы тот, перебирая «гигабайты данных» на своём приборе, тут же заносил запись с указанием книги, страницы и того, что называлось в компьютере «файлом и путём к нему» в два отдельных журнала для отдельного, внеочередного фотографирования сотрудниками 8-го отдела любой информацию из его книг, годную для двух этих проектов.

- Товарищи Курчатов и Королёв пусть разбираются, что и куда там пригодится, а что нет.

Так что эти двое, как докладывал Лаврентий, постоянно получали новые и новые… обрывки информации, а он сам хотел надеяться, что подобные куски сведений хотя бы на день, на два, да сокращают время, потребное на решение каких-то проблем. Ему хотелось в это верить. И чем меньше дней оставлял календарь до страшной даты около самой короткой ночи в году, тем сильнее.

В конце сентября ему пришлось провести личную беседу с Хлопиным, возглавлявшим «Комиссию по проблеме урана» Президиума АН, и В.И. Вернадским, бывшим, вместе с присутствовавшим при беседе Иоффе, его заместителями в ней, а также Курчатовым.

В результате чего, Иоффе и Хлопин поменялись местами.

В тайну «Особой Папки» двух новых, вышеупомянутых, в высшей степени достойных личностей, пока посвящать не стали - но они покинули дачу Сталина с твёрдым пониманием того, что руководство страны считает данное направление исследований предельно важным. И, самое главное - знает какую-то БОЛЬШУЮ цель, в которую их, в отличие от Иоффе и Курчатова, ПОКА не посвятили.

Интересы обретавшего реальные черты атомного проекта СССР требовали большей власти и организационных возможностей для Курчатова и Иоффе. И их реализация началась с данной маленькой перестановки в «урановой комиссии».

А в начале второго осеннего месяца вышло секретное постановление СНК «Об организации работ по урану». Многие распоряжения в «той истории», появлявшиеся по мере новых разведывательных данных и научной работы, были скомпонованы в одном документе, определившим на целое десятилетие развитие всего, связанного с ядерной энергией и её военным и народнохозяйственным применением.