Форк 1941 (СИ) - Кулаков Игорь Евгеньевич - Страница 62

«Люди, руководившие державой, сломавшей тиранию врагов всего цивилизованного человечества»… вполне искренне каждый из них держал подобное в своих размышлениях об отдалённом будущем, всё чаще появлявшимся у них по мере того, как укреплялось их понимание в сменяющиеся месяцы от начала войны – история пошла другим путём…

Тут особых неожиданностей не было «ни тогда», ни «сейчас». По сравнению с ЗОВО, КОВО и ПрибОВО и в «тот раз» картина была просто благостная. По авиации потери «немцы + румыны +венгры» vs СССР в первый день были практически 1 к 1 и исчислялись от 20 до 40 самолётов с каждой из противоборствующих сторон. Чему способствовало то, что у немцев здесь было меньше всего авиации (всего четверть от суммарного числа самолётов стран Оси на данном ТВД) и вовремя принятым мерам приведения в боеготовность на большинстве аэродромов округа.

На суше 9-я армия Черевиченко заняла достаточно прочную оборону на пространстве от Липкан до Одессы вдоль рек Прут и Дунай. К вечеру 22 июня советские силы уничтожили несколько захваченных в первом натиске вражеским войсками плацдармов на советском берегу Прута.

Что в целом, повторило события сражений на Южном Фронте «того» 22 июня.

В «этот раз», также достаточно легко отбив первую атаку на аэродромы округа, советские ВВС совместно с флотом провели 22 июня долго готовившуюся совместную операцию, по результатам которой румыны очень хорошо «огребли» в первый же день войны.

Воздушно-морскую атаку на Констанцу готовили долго и тщательно. Командующий флотом СССР адмирал Кузнецов буквально скрипел зубами, изучая (среди множества доступных только ему одному в советском ВМФ материалов) фотокопии разных версий мутной истории, итогом которой «в тот раз» была потеря советских кораблей – подводной лодки Щ-206 и лидера эсминцев «Москва».

Весной 1941, вместе с новым командующим Черноморским флотом – контр-адмиралом Владимирским (назначенным вместо крайне неудачно действовавшего в «тот раз» Октябрьского) он провёл пару учений флота и его авиации, А в июне, перед самой войной, самолично инструктировал командующего ЧФ об окончательных деталях предстоящей операции.

Советских ПЛ в этот раз, от греха подальше вообще не было в районе, румынское минное поле, установленное в феврале 1941, держали в виду, а артобстрел с моря велся с безопасного расстояния. Но до этого собранные (в четыре раза большие, чем в «тот раз») совместные силы ВВС флота, ВВС округа и одного полка дальнебомбардировочной авиации РГК, выделенной по запросу Наркома ВМФ командующим всей авиации РККА Рычаговым (свыше 220 ДБ-3/ДБ-3Ф, СБ и Пе-2) смешали с землёй известные ныне местоположения немецких 280-мм береговых батарей, аэродром Мамайя, на котором базировалась немецкая авиация, расположения немецких и румынских зенитных батарей и дивизионов и нефтехранилища Констанцы. Мощным артогнём эскадры порту и городу был нанесён дополнительный урон (Владимирский привёл к румынскому берегу линкор, 3 крейсера, 10 лидеров и эсминцев) и были потоплены 2 румынских эсминца и 2 торпедных катера.

Большие в разы, чем в «тот раз» привлечённые силы авиации и флота, послезнание о местонахождении целей, уверенное и твёрдое руководство большой операцией принесли желанный результат и дали первый опыт и определённую уверенность в своих силах морякам ЧФ и лётчикам.

Правда без ложи дёгтя не обошлось и в этот раз. На обратном пути один из эсминцев был торпедирован единственной румынской субмариной и затонул. Эскорт загнал вражескую подводную лодку на глубину, но уничтожить (как стало известно позже) не сумел, после чего наша эскадра с подобранными из воды членами экипажа потопленного своего корабля ушла в Севастополь…

Подводя итоги первого дня войны, стоит отметить, что третьим фактором, способствовавшим достаточно удачному (в сравнении с «тем разом», конечно) итогу сражений 22 июня, наряду с действиями пополненных живой силой и техникой по скорректированным штатам и не вылезавших с полигонов всю осень-зиму и весну кадровых дивизий РККА, принявших первый удар 22 июня и удовлетворительными действиям ВВС было общее, достаточно твёрдое руководство РККА.

«Эффект послезнания» в этот день сыграл по максимуму. Но увы, такое было возможно только один раз.

И ещё… должны быть произнесены слова о пограничниках. И об их подвиге.

В «ту войну» и в «эту» на западной границе 22 июня приняли бой 485 погранзастав. Из почти 20 тысяч пограничников в первый же день «той войны» погибло свыше 16 тысяч.

На «этой» также пали смертью храбрых в день начала войны три четверти личного состава погранзастав, вступивших в бой. Они приняли его боеготовыми, заранее поднятыми по приказу, заняв окопы, спасшие часть их их от артобстрелов и с оружием в руках. А претендентов побыть «исключительной нацией» 30х-40х – немцев они забрали с собой в могилу намного больше. Особенно из состава немецких диверсионных групп, предназначенных для захвата мостов, переправ и передовых штурмовых отрядов.

Наши уходили в бессмертие, а враги – в небытие…

После возвращения с моря в Москву, помог разгрести программистскую текучку – копившиеся (на троих) задачи от Иоффе, в которые вовсю погрузились пахавшие за меня и себя Ляпунов и Шура-Бура и начал рожать многофайловые и поначалу многосоттысячные, а позже и распухшие до многих десятков мегайбайт (чистый plaintext, чтоб был понятен объём!) полного собрания сочинений попаданца. «Записки из будущего», мда… Которые, помимо моих собственных воспоминаний и впечатлений, рождённых жизнью в 21-м веке, формировались в виде развёрнутых и подробнейших ответов на огромный список вопросов от «двадцатки+», которые «уважаемые и заслуженные» составляли, пока я купался в Чёрном море.

Чего там только не было! Точнее, там было всё. Тот самый «облик, слепок, сохранёнка будущего», идеей консервации которого так загорелся после музвечера «Комплекснамберс стайл» Абрам Фёдорович. Допущенные к главной тайне СССР весьма неординарные личности стали безжалостно выдавливать воспоминания из моей памяти, насаждая их на крепкий каркас основ из имевшихся и отфотокопированных журналов и книг с HDD.

Мои давнишние слова про «могущую пользу всего» – от «рывка в цифровую эпоху» до стилей моды неожиданно таки воплотились в прессинг на мою память и тренировку пальцев. Всегда считал себя «рождённым с клавой в руках», но сколько я набрал объёма текстов здесь, в попаданческой шкуре, это пипец, товарищи коллеги из 8-го отдела…

Считая крайние дни до самого страшного дня и усиленно заставляя себя переключиться с отпускного расслабона нарабочий ритм и делать то, за что советской государство заключило теоретически (куда и на что всё это тратить, угу?) миллионнорублёвый контракт с единственным имеющимся на территории этой Вселенной «представителем другой», я понял, что настоящему соскучился по «духовной любви всей жизни».

Я по прежнему хотел, желал и буквально уже тосковал по программированию компьютерных игр. Не имея какого либо практического применения своих скиллов в сей области, которые никак не могли быть реализованы в той серьёзнейшей с точки зрения развития ИТ данного мира и «научных, оборонных и народнохозяйственных потребностей СССР» работе, которой мне приходилось заниматься.

Да и нулевой на данный момент вид рынка электронных развлечений и почти нулевой (2шт компа + старый кнопочный телефон с набором JAVA игр) имеющийся парк нормальной компьютерной техники вводил в уныние.

На М-1, будь у неё хоть нечто, похожее на текстовой дисплей, пусть даже с 16*16 (да чёрт возьми, хотя бы 12*12!) знакомест, я бы мог попробовать втиснуть в её 256 (позже 512) байт памяти и на быстродействии М-1 в несколько тысяч операций в секунду, игру типа тетриса, или убогих первых прототипов «змейки» или «Galaxians», извернувшись со своими продвинутыми ныне навыками по программированию в машкодах того «процессора», разработчиком системы команд которого я являлся.