Мускат утешения (ЛП) - О'Брайан Патрик - Страница 35

— Я отметил нужную страницу куском марлиня, сэр.

— Спасибо, мистер Адамс. — Джек задумался на минуту. — Думаю, джентльмены, наши старые соплаватели простят за то, что мы попрощаемся с ними на самый простой лад и в рабочей одежде.

За этим последовал шепот одобрения, звук сдвигаемых стульев. Пунш допивали с некоторой неловкостью.

Пять минут спустя, когда пробили восемь склянок, Джек занял свое место на квартердеке. Замолкли закрепленные орудия, собрались все матросы. Джек зачитал мрачные прекрасные слова, утяжеленные ядрами койки скользнули за борт одна за одной почти без всплеска, встретив волну, поднятую носом корабля.

Для церемонии «Мускат» положил руль на несколько румбов под ветер. После безответного выстрела француз, разглядев, чем занят противник, прекратил огонь.

Когда капитан закрыл молитвенник, команда вернулась к своим обязанностям, а «Мускат» — на прежний курс, Джек сообщил Филдингу: «Нужно дать выстрел под ветер в знак признательности». Произвести выстрел он приказал Оуксу, добавив, чтобы исключить ошибку, про кормовую карронаду подветренного борта: Оукс все еще пребывал в шоке от гибели друга. В бою он прежде не участвовал, и лучше всего было постоянно держать его занятым. Капитан и первый лейтенант прошли к кормовым поручням, и после выстрела орудия Джек снял шляпу. Он был вполне уверен, что французский капитан наблюдал с форкастеля — они достаточно часто видели друг друга в подзорные трубы.

— А помпы так и работают, — заметил Филдинг.

— Действительно, — рассеяно согласился Джек. — Но Господи, как же солнце мчится по небу, и вон уже проклятая Луна вылезла.

Действительно, ее уже было видно в ярком небе — бледную, кособокую, еще глупее обычного — в двадцати градусах над неясной темной сушей, виднеющейся на осте уже больше часа.

— Таким темпом мы в жизни не пройдем через пролив до утра. Молю Бога, чтобы фрегат набрал ход, когда откачает воду из трюма.

— Сэр, — заметил Филдинг, — кажется, они что–то еще поднимают. Трюмсель.

Они навели на парус подзорные трубы:

— Пара простыней, — удивился Джек. — Пара сшитых поперек и сложенных сверху простыней. Черт меня побери, целеустремленности ему не занимать, — склонившись к люку, он крикнул вниз, — отставить стрельбу.

— Отбой, — крикнул часовой морской пехотинец, стоявший на месте, где обычно находилась дверь каюты. Он перевернул часы и шагнул вперед, чтобы отбить две склянки.

Словно фигуры в старинных часах вахтенный мичман и рулевой старшина подошли со своих постов к подветренному поручню, один — с лагом и катушкой, другой — с маленькими песочными часами. Рулевой старшина бросил лаг, лаглинь размотался до нулевой отметки. «Переворачивай», — скомандовал он. Лаглинь начал разматываться с катушки, мичман держал часы перед глазами. «Стоп», — скомандовал он, рулевой старшина проверил линь.

— Какой результат, мистер Конвей? — спросил Джек.

— Семь узлов и чуть больше трех саженей, если угодно, сэр.

Джек покачал головой и спустился вниз:

— Мистер Уайт, можете подбодрить француза размеренным огнем, выстрел на выстрел. Но пусть ядра падают с небольшим недолетом. Если мы хотим протащить их через пролив до рассвета, то у них и волос с головы не должен упасть. И даже так пройдем по грани. С недолетом, но правдоподобно, поняли?

— Так точно, сэр. С недолетом, но правдоподобно, — повторил главный канонир. Очевидно, что он остался недоволен.

— Мистер Филдинг, — распорядился Джек, вернувшись на квартердек, — когда я поговорю с плотником, то поднимусь на мачту. Если трюмсель немного приблизит «Корнели», и она попадет по нам, можете немного оторваться.

Плотник и его команда усердно работали на шкафуте, сооружая похожую на кормовые окна «Муската» раму (важная часть плана, с помощью которого Джек планировал обмануть «Корнели» после захода Луны).

— Как продвигается работа, мистер Уокер?

— Неплохо, сэр, спасибо, но боюсь, шлюпка станет жутко непослушной.

— Не беспокойтесь, плотник. Если все пойдет хорошо, то ей придется пробыть на плаву не больше получаса.

«Если все пойдет хорошо», — повторял Джек про себя, взбираясь на фор–марс и дальше без задержек на салинг, а потом чуть дальше на рей. Оттуда ему открывался прекрасный вид на восточную полусферу небосклона — ясную, безупречную и совершенно определенно куполообразную. Под ней спокойное безупречное море простиралось до полпути к горизонту, где по прямой, словно меридиан, линии оно меняло цвет со светло–синего с белыми барашками до того беспокойного оттенка, обычного осенью на Средиземном море, который Стивен называл винноцветным. За этой линией по обе стороны возвышалась суша — темная, высокая, уходящая за поле зрения на юго–востоке и будто бы сходящаяся. Устье пролива Салибабу. При таком неспешном ходе оно все еще очень далеко. По высоте невыразимо глупой Луны можно было определить, что солнце, скрытое грот–марселем, уже склонилось далеко на запад.

«В проливе ветер несомненно будет сильнее, — размышлял он, — пролив по форме похож на дымовую трубу. Но все равно нужно учитывать прилив. Чертовски рискованно». Джек скомандовал на палубу, чтобы изменили курс на пол румба так, чтобы «Мускат» держался южного берега. Это необходимо для предстоящего поворота, но сейчас целью капитана было избежать полной силы прилива, который начнет нагонять воду в направлении запада через несколько часов.

В море, когда настоящее и ближайшее будущее непосредственно зависели от него, а особенно в такой хрупкой ситуации, Джек Обри редко размышлял о прошлом, но сейчас дух его был подавлен. Вопреки собственным здравым рассуждениям он, как и многие моряки, был суеверным существом. Ему не нравилась темная суша, неприятный цвет моря впереди, опасная банка. А смерть юного Миллера не только опечалила, но и подтвердила многие иррациональные убеждения.

Он довольно долго просидел на рее. Дважды почувствовал, как тот двигается под ним — рей брасопили точнее к ветру. Сквозь размышления доносился грохот орудий, хотя и не такой усердный со стороны «Муската», интервалы выросли.

Время шло: приказы, стук молотков на шкафуте, шумы не особо спешащего корабля, стабильная бортовая и килевая качка, более заметная наверху, но не настолько, чтобы вторгнуться в мысли.

Три склянки внизу. Более–менее автономная часть сознания отметила: «Три склянки первой собачьей вахты». При этих словах вернулось что–то вроде умеренной веселости. Они напомнили об ответе Стивена Мэтьюрина на вопрос, почему вахты называются «собачьими»: «Потому что они купированные». Джек считал это самой остроумной вещью, которую слышал в жизни. Он невероятно ценил эту фразу и очень часто, быть может, даже слишком часто, рассказывал эту историю, хотя иным не слишком сообразительным джентльменам и даже женам офицеров приходилось напоминать, что собачьи вахты гораздо короче остальных. Купированные.

Ответ был дан много лет назад, но с годами рассказ отточился, и снова заставил Джека улыбаться, когда он спрыгнул с рея, схватился за качающийся бакштаг, легко соскользнул вниз и приземлился на форкастеле. Пройдя по мостку на квартердек, он заметил две новых дыры в грот–ундер–лиселе и увидел, как Филдинг с боцманом возятся с талями, дабы вовремя спустить шлюпку–приманку.

— Как мы идем, мистер Ричардсон? — спросил Обри, бросив взгляд на далекую «Корнели».

— Всего лишь восемь узлов в две склянки, сэр. Француз начал догонять и снова попал в кормовую галерею левого борта, так что я подтянул шкоты.

— Проклятая галерея. Я только–только раздобыл новый умывальник. Фарфоровый, невероятно изящный.

— Да, сэр. Выбрать шкоты еще, сэр?

— Нет, уже почти конец вахты.

Остаток дымки на востоке засиял очень нежными оттенками золотого и розового, а солнце отстояло от воды едва ли на собственную ширину. Джек внимательно вгляделся в море за бортом и в кильватерную струю. Он был почти уверен в том, что скорость выросла минимум на сажень, но желаемое так легко принять за действительное: