Мозг стоимостью в миллиард долларов - Дейтон Лен - Страница 14

• Предыдущая
• 14/65
• Следующая

Еще до того, как мы приземлились, я увидел Сигне, стоящую около здания аэропорта с красной крышей, а когда мы подрулили к нему, она уже бежала навстречу с улыбкой до ушей. Когда мы шли к древнему «фольксвагену», она всем весом повисла у меня на руке и спросила, привез ли я ей что-нибудь из Лондона.

— Только неприятности, — ответил я. Она позволила мне занять водительское место, и мы, пристроившись в хвост полицейской «Волге», всю дорогу до города не превышали лимита скорости.

— Это Харви попросил встретить меня? — осведомился я.

— Конечно нет, — обиделась Сигне. — Он никогда не указывает, должна ли я встречать своих друзей. Кроме того, он в Америке. Совещается.

— О чем?

— Не знаю. Так он сказал. На совещании. — Она улыбнулась. — Здесь налево и наверх.

Мы оказались в той же самой уютной квартире на Силтасаа-ренк, где на прошлой неделе я встречался с Харви. Сигне, возникшая у меня за спиной, помогла стащить пальто.

— Тут живет Харви Ньюбегин?

— Это многоквартирный дом. Его купил мой отец. Он поселил тут свою любовницу. Русскую девушку, белоэмигрантку, из аристократической семьи. Отец любил мою мать, но в эту Катю влюбился, как дурак, прямо по уши. В прошлом году мой отец...

— Так сколько у тебя отцов? — спросил я. — Я-то думал, что он умер от разрыва сердца, когда русские бомбили Лонг-бридж.

— О его смерти — это неправда. — Кончиком языка она провела по верхней губе, словно собиралась с мыслями. — Он попросил, чтобы я всем рассказывала о его смерти. А на самом деле он с Катей... но ты не слушаешь.

— Я могу слушать и пить в одно и то же время.

— Он уехал с Катей, которая такая красивая, что к ней даже страшно прикоснуться...

— Вот уже чего я бы не испугался.

— Тебе стоило бы слушать со всей серьезностью. Они живут по адресу, который знаю только я. Даже моя мать думает, что он умер. Понимаешь, они попали в железнодорожную катастрофу...

— Для такого рода катастроф сегодня еще рановато, — остановил я поток ее фантазии. — Почему бы тебе не снять пальто и не расслабиться?

— Ты мне не веришь.

— Еще как верю, — улыбнулся я. — Я ваш покорный придворный шут и ловлю каждый звук вашего голоса... но как насчет чашки кофе?

Принеся кофе в изящных кофейных чашечках на вышитой салфетке, она опустилась на пол на колени и поставила чашечки на низкий кофейный столик. На ней был длинный мужской свитер, а под волосами, теперь подстриженными на затылке высоко и коротко, виднелся треугольничек белой кожи, свежей и нежной, как только что испеченный хлеб.

Я подавил желание поцеловать ее.

— Какая у тебя хорошая прическа, — польстил я.

— Правда? Как мило, — автоматически ответила она. Наполнив чашечку, Сигне преподнесла ее мне, как голову Иоанна Крестителя на блюде. — У меня есть квартира в Нью-Йорке, — сообщила она. — Куда лучше этой. Я часто бываю в Нью-Йорке.

— Надо же!

— А это не моя квартира.

— Ясно. Когда вернутся твой отец с Катей...

— Нет, нет, нет!

— Ты прольешь кофе, — предупредил я ее.

— Ты бываешь просто отвратителен.

— Прошу прощения.

— Хорошо, — сказала она. — Если мы рассказываем истории, пусть они и будут такими. А если не рассказываем истории, то говорим правду.

— Отличное условие.

— Как ты думаешь, должна ли женщина уметь улыбаться глазами?

— Не знаю, — признался я. — Никогда не думал об этом.

— Я думаю, что должна. — Она прикрыла рот ладонью. — Вот посмотри мне в глаза и скажи, улыбаюсь ли я.

Описывать Сигне не так просто, потому что в памяти от нее оставалось впечатление, не имеющее ничего общего с ее подлинной внешностью. Она была удивительно хороша, хотя черты ее лица не отличались правильностью. Слишком маленький носик, чтобы уравновесить высокие широкие скулы, а рот ее предназначался для лица на пару размеров крупнее. Когда она смеялась или хихикала, он растягивался, как говорится, от уха до уха, но, расставшись с ней, ты через полчаса вспоминал утверждение Харви, что она самая красивая девушка на свете.

— Ну? — спросила она.

— Что — ну? — не понял я.

— Так я улыбаюсь глазами?

— Чтобы уж играть по-честному, — хмыкнул я, — тебе нужна рука покрупнее, чем твой рот.

— Перестань, ты все портишь.

— Только не кидайся на меня. Ты прольешь мой кофе.

Два дня мы с Сигне ждали возвращения Харви. Когда смотрели гангстерский фильм о Нью-Йорке, Сигне заметила:

— Это рядом с моим домом.

Мы обедали на верхушке небоскреба в Тапиоле, откуда открывался вид на прибрежные острова, скованные льдом. Я почти научился ходить на лыжах, расплатившись всего лишь порванной курткой и вывихнутым локтем.

Вечером второго дня мы вернулись в квартирку у Лонг-бридж. Сигне в долю мгновения зажарила рыбу, высвободив себе время для чтения бульварного журнальчика, и столь же молниеносно приготовила обед, ухитрившись ничего не пережарить и не переварить. Когда мы покончили с обедом, она подала тарелку с птифурами в серебряных обертках и поставила бутылку водки.

— Ты давно знаешь Харви?

— Встречались от случая к случаю.

— Представляешь, он тут всем руководит.

— Понятия не имею.

— Да. Он единственный отвечает за эту часть Европы. А теперь поехал в Нью-Йорк на конференцию.

— Да, ты говорила.

— Я не думаю, что он относится к людям, которые могут успешно контролировать всю...

— Сеть?

— Да, сеть. Он слишком... эмоционален.

— В самом деле?

— Да. — Она запустила молочно-белые зубы в одно из маленьких пирожных. — Он в меня жутко влюблен. Как ты думаешь, это хорошо?

— Насколько я понимаю, все о'кей.

— Он хочет на мне жениться.

Я припомнил всех девушек, на которых время от времени Харви изъявлял желание жениться.

— Ну, ты еще молодая. Как мне представляется, эти мысли придут к тебе в голову попозже.

— Он собирается разводиться со своей нынешней женой.

— Он так сказал?

— Нет, на одной вечеринке в Нью-Йорке мне рассказал его психоаналитик. — Она сложила серебряную бумажку от птифура и сделала из нее лодочку.

— А потом он женится на тебе?

— Не знаю, — ответила она. — В меня многие влюблены. И я не думаю, что девушка должна по первому зову прыгать в постель.

— Их не убудет, — бросил я.

— Ты безнравственная личность. — Она надела лодочку, как шляпку, на палец и покрутила ее. — Он безнравствен, — сообщила она пальцу, и тот кивнул. — У Харви ужасная жена.

— Скорее всего, ты несколько предубеждена против нее.

— Нет, ничего подобного. Я ее знаю. Мы все вместе ходили на прием к мистеру Мидуинтеру. Ты же знаешь мистера Мидуинтера, правда?

— Нет.

— Он просто прелесть. Ты еще с ним встретишься. Он босс Харви. — Она провела пальцем по кофейному пятнышку на моей рубашке. — Я замою его, а то так и останется. Дай мне рубашку. Ты можешь одолжить другую у Харви.

— О'кей, — согласился я.

— На том приеме все были ужасно шикарно разодеты. Ну, ты понимаешь, увешаны драгоценностями, с серебряными штучками в волосах и просто в потрясающей обуви. У всех женщин были такие туфли!.. — Она скинула туфельку, поставила ее на стол и на пальцах показала размер. — Сейчас такие можно купить и в Хельсинки, но в то время... Я вообще провела тогда в Нью-Йорке всего два дня, и у меня было только то платье, в котором я приехала. Ты понимаешь.

— Еще бы, это серьезная проблема.

— Да, будь ты женщиной, это стало бы для тебя проблемой. Умужчины может быть только один черный костюм, и таскай он его весь день, никто и не заметит. Но от женщины ждут, что у нее есть наряд и на ленч, и к чаю, и на работу, да еще какое-то ошеломляющее платье на вечер. Да и на следующий день все надеются, что ты появишься в чем-то новеньком. И если ты...

— Ты начала рассказывать о приеме.

— Да. Так вот, я тебе все изложу. Я пошла на эту вечеринку у мистера Мидуинтера... У него удивительный дом со швейцаром и все такое, а на мне — только то, что я могла бы надеть на прием тут, в Хельсинки. То есть на обыкновенную посиделку с друзьями. А там, среди всех этих мужчин в смокингах и женщин в трехсотдолларовых платьях...

• Предыдущая
• 14/65
• Следующая