Мозг стоимостью в миллиард долларов - Дейтон Лен - Страница 39

• Предыдущая
• 39/65
• Следующая

— Все здание, — объяснил Харви, — полностью изолировано, и тут царит вакуумная чистота, ни пылинки.

Мы вошли в кабину лифта и поехали вниз. «Остановитесь» — встретила нас надпись на стене напротив выхода из лифта.

— Телемонитор, — объяснил Харви. — Охрана на входе может контролировать все перемещения с этажа на этаж. — Мы застыли на месте. Харви снял трубку зеленого телефона и сказал: — Визит 382 на розовый уровень. — Вспыхнуло слово «Разрешается».

По длинному коридору мы дошли до двери с надписью «Руководство операциями в Латвии». Внутри стоял ряд компьютеров, издававших низкое музыкальное гудение, напоминавшее жужжание детского волчка.

— Отсюда осуществляется оперативное управление, — сказал Харви. — Основная цель операции — Рига, поэтому мы так внимательно и наблюдаем за ней. Эти машины запрограммированы на руководство нашей деятельностью на месте. Все и вся указания агентам поступают именно отсюда.

Харви рассказал, что каждый блок компьютеров назван в соответствии с отдельными частями мозга: «Продолговатый мозг», «Синапсы», «Мозжечок». Он показал мне, как информация, части которой называются «нейронами», фильтруется через «синапсы». Слушая его, я постоянно говорил «да», но для меня все машины были на одно лицо. Харви завел меня в комнату, дверь которой открыл своим ключом. В большом помещении не меньше дюжины человек нажимали клавиши, скармливая машинам информацию. Несколько других сидели в наушниках, выводы которых время от времени подключали к машине, и удовлетворенно кивали, как врачи, выслушивающие шумы в легких.

— Итак. — Харви показал на ряд из восьми дверей на дальней стене. — Там лаборатория идеологической обработки.

— Заходите в четвертую, — указал один из техников. — Пару минут мы там погоняем человека.

За дверью с четвертым номером, миновав освещенный тамбур, мы оказались в небольшом темном помещении, напоминавшем кабину авиалайнера, где чувствовался какой-то странный острый запах. Человек сел в низкое кожаное кресло и уставился на телеэкран. Часть изображений на нем была в цвете, а часть — черно-белая: деревенская улица, дома с обветшавшей дранкой на крыше, лошади. На другом экране, что стоял сбоку, бежал бесконечный поток слов по-русски и по-латышски: лошадь, дом, люди, улица. Понятия, определяющие поток сознания, потом объяснил мне Харви; они должны постоянно обогащать словарь курсанта. Из динамика доносился голос, произносивший слова по-латышски, но Харви дал мне наушники, и я услышал английский перевод.

— ...Когда тебе не исполнилось еще шестнадцати, — шел текст, — приехал твой дядя Манфред. Он был солдатом. — На экране появилась фотография Манфреда. — Вот так твой дядя Манфред выглядел в 1939 году, когда тебе минуло шестнадцать лет. В следующий раз ты увидел его в 1946 году. Вот как он выглядел. В последний раз ты видел его в 1959 году. Вот его изображение. Сейчас я прогоню перед тобой всю жизнь дяди Манфреда, но предварительно задам несколько вопросов. — Поток слов на экране застыл. — Ты видишь изображение двух бутылок — что они содержат?

— В зеленой — кефир, а в той, что с серебряной крышечкой, — молоко, — сказал курсант.

— Хорошо. — Бутылки исчезли, и их сменила картина улицы. — Как называется этот кинотеатр и какой фильм показывали в нем на уик-энд Пасхи?

— Я никогда не хожу в кино, — ответил курсант.

— Очень хорошо, — произнес экзаменатор, — но ты должен был обратить внимание на афиши. Разве ты не проходишь мимо них, когда после работы спешишь на трамвай?

Наступила длинная пауза.

— Прошу прощения, — сказал курсант.

— Нам придется еще раз пройтись по курсу локальной географии. — Голос экзаменатора был бесстрастен. — Теперь мы оставим ее и несколько раз прогоним биографию дяди Манфреда.

На экране, стремительно сменяя друг друга, замелькали фотографии мужчины. Их подобрали в хронологическом порядке, и он старел у меня на глазах. Углублялись морщины на лице, отчетливее вырисовывались мешки под глазами. Смотреть на это было не очень приятно. Я поежился. Харви обратил на меня внимание.

— Совершенно верно, — усмехнулся он. — Я чувствую то же самое. Обрати внимание, что снимков не так уж и много. Позже их последовательность будет включать в себя все больше и больше эпизодов, они побегут все быстрее, пока наконец вся жизнь не просвистит за три минуты. Таким образом ее загонят в подсознание и ничего не придется вспоминать.

— Еще раз, — раздался голос, и по экрану снова побежали фотографии.

— За пять дней, — прокомментировал Харви, — мы можем так промыть мозги человеку, что он будет верить легенде больше, чем собственной памяти. К тому времени, когда окажется в Риге, он будет знать все ее улицы и закоулки и помнить каждую подробность своей жизни от того дня, когда отец подарил ему светло-коричневого игрушечного медвежонка, — и вплоть до фильма, который он смотрел вчера вечером. Ему не придется запоминать факты и даты. Данные придуманной легенды станут для него совершенно реальны. У нас есть фотографии его дома, мотоцикла, собаки; мы привлекаем актеров, которые играют его родственников, сидящих за столом в том доме, где он вырос. Мы показываем ему снимки и кинокадры его родного города. И когда курсанты выходят отсюда, никто не в состоянии уличить их и расколоть — они настолько верят в свою легенду, что это уже граничит с шизофренией. Обратил внимание, какой тут запах? Тут всегда поддерживается тот же самый уровень температуры, влажности, а также набор запахов, характерный для тех мест, так что он уже тут привыкает к их условиям.

Харви подошел к дверям с надписью «Комната отдыха».

— Как насчет того, чтобы немного расслабиться? — спросил он. — Здесь мы содержим пухлых блондиночек.

— Так и знал, начинается научная фантастика, — усмехнулся я.

— Когда курсанты, которым промывают мозги, заканчивают подготовку, они нуждаются в перерыве и отдыхе, — возразил Харви. — Ведь они проводят тут двадцать четыре часа в сутки и едва только открывают глаза, им приходится говорить только на языке того региона, где будут работать, — и так весь день до отхода ко сну; спят они тут же в этих тесных нишах. Но даже тогда им не удается отдохнуть как следует, потому что их могут в любой момент внезапно разбудить и начать задавать вопросы на языке, которого, как предполагается, они не понимают. И если они невольно произносят хоть слово на нем, то курс подготовки автоматически продлевается еще на двенадцать часов. Можешь мне поверить, обучаются они быстрее некуда. Очень быстро.

В комнате отдыха была стойка бара с кофе, булочками, холодным молоком, горячим супом, минеральной водой, хлебом и тостами. Харви налил нам по стакану молока и положил на бумажную тарелку две булочки. Мы расположились на удобных стульях из фибергласа. Здесь же валялась дюжина журналов, стоял телевизор и четыре телефона, на красном — наклейка «аварийный», а маленькая подсвеченная панель сообщала сводку погоды: «Сегодня в Сан-Антонио температура 70 — 79 градусов, влажность 90 процентов, давление 29,6, незначительная облачность, ветер юго-восточный, 12 миль в час». Никаких блондинок не оказалось и в помине, не считая дамы на телеэкране, которая демонстрировала шампунь для загара в новой небьющейся бутылке.

— Здорово придумано, верно? — спросил Харви, пережевывая булочку.

— Не то слово, — согласился я.

— Стоит больше миллиарда долларов. Больше миллиарда! У старика — то есть у генерала Мидуинтера — на седьмом этаже ниже уровня земли есть личные апартаменты. У меня нет возможности показать их тебе, но это нечто потрясающее. У него там даже плавательный бассейн. Одни только насосы, которые меняют воду в бассейне, обошлись в триста тысяч долларов. Освещение фантастическое: полная иллюзия солнечного света.

При желании на цветных телеэкранах видна вся окружающая местность. В самом деле полная фантастика: шестнадцать одних только спален для гостей, и в каждой ванная размерами больше моей гостиной.

— До чего приятно знать, что когда он выживет в третьей мировой войне, то сможет принимать гостей.

• Предыдущая
• 39/65
• Следующая