Юся и эльф (СИ) - - Страница 22

Нужны.

Она и потом не переменилась. Уходила. Возвращалась. Отсыпалась и отлеживалась, порой залечивала раны и тогда, вынужденная отдыхать, снисходила до нас с Гретой. И позже, когда мой дар развернулся и окреп, учить меня бралась. Правда, у нее быстро заканчивалось терпение, поскольку сама я не отличалась ни особым умом, ни, говоря по правде, талантом.

— Потом уж до меня доходить стали слухи, что она не только на нежить охотилась… что меня одного ей было мало. Сперва-то не верил, только… один, другой, третий… я не выдержал. Спросил. А она ответила. Как есть правду, что… сила требует.

Слухи?

Не знаю. То ли мне они были не интересны, то ли актуальность утратили, то ли матушка изменила образ жизни, но мужчины в этом доме не появлялись.

— Вот тогда-то я и задумался о разводе. Попросил… а она вспыхнула. Не из любви, детонька, — Бжизек подвинул ко мне блюдо с оладьями. — Ешь, ешь… в вас оно все одно не задерживается.

— Почему?

— Силу тратите. Вон, пустая вернулась…

— Нет, — оладушек я стянула. — Почему не из любви?

— Так, выходит, не было ее никогда, — развел он руками. — Сама сказала, что выбрала меня, потому как другие знали про ее… особенности… вот для постели были охотники, а чтоб законным браком… ее это задевало крепко, уж не знаю, почему.

Я сунула палец в миску с медом.

Я так в детстве делала, пока однажды по пальцу этому не получила, оно, конечно, обидно, да все равно из миски и пальцем мед определенно вкуснее.

— Развода она не даст, сказала, лучше честной вдовой станет, — Бжизек скривился и, задрав рукав, протянул руку. Левую. — И знаешь, я поверил… я не робкого десятку, однако же…

Черное пятно на запястье походило на жирную пиявку, присосавшуюся к венам, да так и издохшую. Она была мертва, несомненно, но…

— Это… она?

Червь? До того я подобное лишь в учебнике видела. Червь не нечисть, но проклятие из запрещенных, довольно простое, требующее от некроманта лишь силы и желания. Силы, к счастью, немалой, что подтверждает: матушка моя необыкновенными талантами отличалась.

Посадила и… собиралась ли снять?

Червь к жертве прикипает, сперва он мал и слаб, но, кормясь жизненной силой, разрастается, становится заметен, тогда-то его можно обезвредить. Но не снять. В любом случае, если бы Бжизек пошел в полицию… в Гильдию…

Он же рукав поправил.

— Я поначалу понять не мог, что происходит. А уж как оно появилось, так и… приятель один, слава богам, помог… только сказал, что целиком снять уже не снимешь.

— Почему…

— Она не со зла, — покачал он головой. — Просто… характер такой… неуемный. Сама творит, после сама жалеет… а жалеть не умеет, вот и больше творит.

Все равно.

Незаконно.

Опасно.

И… и слов не найду.

— Это она когда мы уехали… нашла быстро… тут и искать нечего было, куда нам податься, кроме как к моим родителям, — госпожа Франтишек отвела взгляд. — Я его уговорила уехать тихо… боялась я очень.

Как понимаю, не зря.

— А она появилась однажды… сказала, чтобы я вернулся, а не то хуже будет. Я ответил, что устал от такой жизни.

О детях оба не слишком, полагаю, думали.

— Я хотел забрать вас, — будто подслушав мои мысли, сказал Бжизек. — Только…

— Не позволила?

Он развел руками.

— Сказала, что вы ей самой нужны…

Знать бы для чего.

— А деньги? — спросила я, раз уж завели этот разговор, то следовало выяснить все до конца.

— Деньги? — он удивился. — Я продал лавку… да, оставил только четверть, но мне самому нужны были…

…и поганей всего, что он не врал.

…что я знаю о гномах, кроме как, что отличаются они завидной сквалыжностью, и сложно придумать клиентов хуже. Дотошны. Занудны. И так и норовят обсчитать, ибо чужаку платить полную сумму совесть не позволяет. А чужаки для гномов все, в ком крови их нет.

Или есть, но мало.

Или даже много, но кровь эта давно ушла, разорвав с общиной деловые связи.

В общем, гномов я не слишком жаловала, а потому от субботнего визита не ждала ничего хорошего, впрочем, о предчувствиях своих я предпочитала помалкивать, дабы не испортить Грете настроения.

Она порхала.

Цвела.

И щебетала, как-то легко найдя общий язык не только с отцом, но и с рыжеволосой его подругой. Точнее супругой, ибо развод разводом, а вдовство, оно тоже себе способ избежать брачных обетов.

Я не мешала.

Я…

…утром ушла в город и бродила, пытаясь выбросить из головы лишние мысли, которых оказалось как-то слишком много. А потому, оказавшись в знакомом переулке — при дневном свете выглядел он куда как солидней, почти не удивилась.

Вот и обваленный нами заборчик.

И дом, над которым ныне маячит купол охранного заклинания.

— Юся? — окликнули меня.

Я обернулась.

Надо же, какая встреча… и не сказать, чтобы радующая.

— Привет, — сбегать было не в моих привычках.

— Привет, — отозвался Глен, несколько смутившись. — А ты здесь… по делу или так?

— Так, наверное. Это мы вчера…

— Знаю.

— А ты…

— Решили, что здесь от меня будет больше пользы, чем в лаборатории, — мой бывший погрустнел, любовью к полевым выходам он, в отличие от многих, не отличался. — Здесь гнездо спящих выжлов нашли… если бы только наши нашли…

Он примолк, позволяя додумать самой. Наши, надо полагать, это гильдейцы. Что бы сделали? Да потихоньку зачистили и все дела, даже по документам проводить не стали бы, чтобы не выплыло, не приведите боги. Выжлы — это серьезно.

Это почти чрезвычайное происшествие, а кому они нужны?

Вот именно.

— Твой… эльфов притащил, — пожаловался Глен, облокачиваясь на хилую оградку. — И теперь вот…

…замолчать не выйдет.

И у главы города появятся весьма интересные вопросы, ответов на которые у гильдейцев, полагаю, не будет…

— …поэтому тебе лучше тут не мелькать особо…

Ага, а виновата, как обычно, Юся…

— …потому что эльфы эльфами, а наши крепко злы…

— За дело, — огрызнулась я.

Это ж кем надо быть, чтобы выжлов проворонить? Нет, я все понимаю, город немаленький, людей и нелюдей в нем изрядно, за каждым не уследишь. Тут проклятьице обронят, там кровь прольют, которая возьмет да и переродиться во что недоброе, но выжлы…

Хищные волкоподобные твари, которые, собственно говоря, от волков и происходили, если верить современной науке, правда, случилось это давно и под влиянием сил высших, которые оставили разве что костяк волчий. А так… выжлы сильны, выносливы и до отвращения малоуязвимы.

Еще соображают куда быстрее обыкновенной нечисти.

Помнится, пару десятков лет тому их вовсе пытались внести в список разумных, да как-то оно не заладилось…

— Так ведь… — бывший пожал плечами. — Может, оно и так, но… на себя злиться сложнее.

Я прищурилась: прежде Глен как-то попроще был, что ли.

— Пошел слушок, что ты пакостишь…

— Как?!

То есть, выжлов проглядели они — страшно подумать, что было бы, проснись они, выжлам местная охранка на ползуба да и вообще, — а виновата я? И каким таким образом?

— Не знаю, — он потер щеку и тихо произнес: — Уехать бы тебе куда-нибудь…

— На год другой?

— Насовсем.

И прозвучало это не сказать, чтобы по-доброму. Стоит ли говорить, что домой я вернулась в столь отвратном настроении, что исправить его не смогли ни борщ с крохотными чесночными булочками, ни сливовый пирог…

…а утром мы отбывали, следовательно, вечер можно было считать потерянным.

Грета собиралась.

Пять чемоданов.

Три корзинки.

И большая шляпная коробка, в которой мыши свили гнездо. Мыши были изгнаны, коробка обернута хрустящей бумагой и наполнена доверху каким-то хламом. Причем Грета с Франечкой — именовать подругу ее папеньки следовало именно так — тщательно укладывали все эти резные шкатулочки, гребешки и деревянные заколки, оборачивая каждую в ту же бумагу, обсуждая…

— Смотри, дарить надо, начиная с младших… сначала четвероюродные сестры, потом… — голос Франечки слышен был даже на чердаке. А Гретиному папеньке не хватило чувства такта и самосохранения, чтобы оставить меня в покое.