Юся и эльф (СИ) - - Страница 42

— Демон, — сказал Эль, откашлявшись. — Он и вправду… то есть… это невозможно.

Рука, словно услышав, пошевелилась, и камень затрещал. А я закрыла глаза: я хочу вернуть это… в склеп, в саркофаг, в… бездну перворожденную, мать его.

Я хочу…

В окно постучались.

А следом раздался до боли знакомый голос бывшего:

— Юся… я от жены сбежал… можно… я у тебя поживу? Немного.

Лапа демона скрутила фигу, я же… я не знаю, когда и что в моей жизни пошло не так, но оно пошло и останавливаться не собиралась.

С другой стороны… Эль протянул пирожок, предупредив:

— Последний.

А я взяла.

Демоны, бывшие… пирожков на всех не хватит.

Дождь полоскал уже две пары подштанников, эльфийские, желтые, из тончайшего шелка, и обыкновенные, темно-синие с начесом. К начесу вода липла, покрывая подштанники слоем серебристых капель, что придавало им некоторый шарм.

Пахло капустой, бочонок которой мне по знакомству доставили от папеньки, не того, само собой, который глава гильдии, тот, к счастью, будто позабыл про мое существование. И Гердиному бы воспоследствовать, да... не судьба. Капусту было велено в холод сильный не нести, оставить квасится, а для пущего уквашения придавить сверху чем тяжелым.

Вот и шкатулка пригодилась.

Надеюсь, демоническая сущность на процесс не повлияет, а если вдруг, то капусту квашеную я всей душой ненавижу.

— Юся, ты уверена, что он нам нужен? — шепотом поинтересовался Эль, подсаживаясь поближе.

Ноги в вязаных носках — собачья шерсть, еще один папенькин подарок — он под себя поджал, скукожился. Мерзнет.

— Кто?

— Он, — Эль отвернулся и, вытянув руку, ткнул мизинчиком в моего бывшего, который здорово обжил дальний угол кухни, свив гнездо на печке. Туда он утянул старую простынь и какие-то свои тряпки, прихваченные при побеге из дому.

— Я уверена, что он нам не нужен, — ответила я, прижимаясь к мужу.

Осень выдалась... поганой.

Такой погодой и нежить из склепа лишний раз не выглянет. А муж, он тепленький. И сам мерзнет, вон, даже уши дрожат.

— Так... а что он здесь делает?

— Пьет.

Вторую неделю, между прочим.

— А почему мы это терпим?

Вот что мне нравилось в Эле, так это его бесконечное терпение.

— Понятия не имею. Жалко?

Ушастому было не жалко. Вот совсем не жалко. Ишь, хмурится, кутается в вязаный жилет, который он раскопал в старом шкафу, и жалость в себе давит на корню. А жилет дряной, еще тетка моя его в огород, помнится, надевала, чтоб спину не сквозило. За спину не знаю, но Эль был тетки потоньше, а потому жилет висел на нем вязаной кольчужкой, от которой мощно пованивало лавандой.

— Вот проспится, я с ним поговорю, — пообещала я и спросила: — Чаю не хочешь?

Чаю он хотел.

И... и как-то теплее становилось даже не от самого чаю, а от того, что мы его пьем, вдвоем, устроившись на махонькой кухне, друг напротив друга. Есть мед.

Полкруга чесночной колбасы.

Хлеб, слегка уже твердоватый, но с колбасой самое оно. К залепленному дождем стеклу прилипла малина, иногда скребется укоризненно, напоминая о своем существовании, но еще пару недель и она уснет, окружив эльфийского сиротинушку плотным колючим кольцом.

Оно так надежней.

— Знаешь, — я первой нарушила молчание. Вполне себе уютное такое молчание, где Эль, подперши щеку кулаком, разглядывал меня. А меня это не раздражало.

Вот с детства злилась, когда на меня пялятся.

И ничего, привыкла.

— Не знаю.

— Да ну тебя... я не договорила. Мне кажется, что его стоит расспросить... что он, если не полностью в курсе происходящего, то о многом догадывается. Ну... — я покосилась в бочку, в которой булькала капуста.

— Тогда почему молчит? — закономерно поинтересовался Эль.

— Потому что пьет.

Меня куда больше интересовало, почему его вообще из дому выпустили. Насколько я знала Мариссу, она предпочла бы стать вдовой, а не женщиной, от которой супруг сбежал вскоре после свадьбы. Городок-то у нас мелкий, слухи быстро пойдут...

— И как долго он собирается пить?

— Откуда ж я знаю? — я потянула к себе колбасный хвостик и засунула в рот. — Пока деньги не закончатся. Даром кто его поить станет?

...и вот понимаю, что самолично Марисса за супругом бегать бы не стала. Гордость не позволила бы и все такое, но... почему никого не послали? Будто бы это нормально... и выводы, которые в голову лезли, мне совершенно, вот совершенно не нравились.

Но их я не озвучила.

Так и сидели.

Глен, будто услышав, что говорят о нем, заворочался и засопел, потом заговорил что-то и, главное, жалостливо так, прямо захотелось по голове погладить, утешая. Но вставать было лень, да и чай остывал.

— У бабушки день рождения скоро, — сказал Эль, отвлекая то ли от бывшего, то ли в принципе. — Будет прием... нас пригласили.

— Угу, — ответила я.

— Я... отыскал подарок, — он покосился на бочку.

Собирается подарить бабушке руку демона? Оно, конечно, весьма себе редкость, да и бабуля у него с характером, но все же... он уверен, что пожилая эльфийская леди мечтает именно об этом?

— ...но тебе нужно составить букет.

— Какой?

О составлении букетов я имела весьма отдаленное представление.

— Это обычай. Древний.

— Ага...

Вот только древних эльфийских обычаев мне не хватало.

— А если я... куплю?

— Это будет весьма... неуважительно.

— И розы не подойдут?

Что-то я крепко подозревала, что не подойдут. Эль пожал плечами. Ага, стало быть, может и подойдут, но подозреваю, что далеко не все и просто нарезать веник, даже если из сада градоправителя, будет мало.

— Рассказывай, — велела я.

— Искренний букет раскрывает отношение дарящего к одаряемому. Он может выражать восторг какими-то качествами... к примеру розы в сочетании с альстромеей...

...это еще что за зверь?

— ...говорят, скажем, о невинности, если розы белые...

...сомневаюсь, что трехсотлетняя бабушка обрадуется, если ее прилюдно назову невинной...

— ...или о страсти... если розы темно-красные, главное, не перепутать с вишневыми. Вишневые в сочетании с альстромеей воспринимаются двусмысленно, поэтому добавляют третий компонент. Уместны будут снежные ирисы...

— Хватит! — взмолилась я.

Ненавижу цветы.

То есть, до этого момента я была уверена, что к цветам совершенно равнодушна, Однако сейчас осознала — ненавижу.

И ведь пропустить нельзя.

И про букет...

— Ты можешь взять любые, — Эль коснулся моей руки. — На самом деле формальные значения — это далеко не все. Нас учат гармоничным сочетаниям, однако... моя бабушка всегда полагала, что растения следует чувствовать, а не пользоваться справочниками. Так оно вернее.

Чувствовать, стало быть.

А если... мысль была не самой здравой, но других просто-напросто в голову не приходило.

К тому же...

...вот не оставляло меня дурное предчувствие.

Ведро воды разбудило Глена быстрее уговоров.

Он вскочил, отфыркиваясь, озираясь бешено, а на руке, главное, вспыхнуло кольцо тьмы. Интересный у него браслетик. Весьма интересный.

— Успокойся, — велела я.

— А... это ты...

— А ты кого ждал? — я ведерко отставила и ногой за спину задвинула, правда, оно не упустила случая грохнуться на пол, причем весьма немелодично.

— Мало ли...

— Ага, то есть ждал?

Глен отвел взгляд. А я велела:

— Рассказывай.

— О чем?

— Обо всем.

— Я, между прочим, вымок до нитки...

Так уж и до нитки. Спал он в кожанке, с которой вода скатилась, и в брюках, тоже от намокания защищенных, благо, хоть ботинки снять сподобился. А что до тряпок, то их я выкину.

Сожгу на заднем дворе, а пепел прикопаю на всякий случай, чтобы не возродились ненароком.

Глен неловко слез с печи, потянулся и поскреб живот.

— А поесть дашь?

— В рыло дам, — сказала я.