Дружинник (СИ) - "Amazerak" - Страница 14

Перекусив тем, что осталось с поезда и переодевшись в тренировочный костюм, я пулей помчался к старшему наставнику.

— Отдохнул? — сходу спросил Борис Вениаминович, после моего приветствия. — Оставшиеся дни будешь тренироваться так, что пар из ушей пойдёт. С шести утра до обеда ты должен заниматься с энергетическими чарами и ментальным контролем, оставшиеся полдня — упражняться с артефактами и холодным оружием. Надеюсь, за это время хоть какой-то прогресс будет. Твои мысли должны быть полностью посвящены предстоящей битве.

— Слушаюсь. Но, что решено по поводу… — хотел я спросить, но строгий взгляд оборвал вопрос.

— Так, по поводу недавнего инцидента, — продолжил Борис Вениаминович. — Расследование не дало доказательств твоей правоты. Другая сторона по-прежнему отрицает свою вину, за парней вступились их семьи, выдвинули встречное обвинение. В связи с неоднозначностью ситуации глава рода велел устроить суд поединком. Против тебя выступит отец одного из отроков. Само собой, поединок должен проходить честно: использование энергии тебе запрещено. В остальном — как обычно, в соответствии с обычаем.

— Разве может отрок драться с дружинником? — спросил я.

Не смотря на то, что я не так давно приобщился к местным обычаям, я уже знал о судебных поединках, а так же знал, что в них могли решать споры только члены рода и младшие дружинники, и только с человеком равным себе по статусу.

— Не может. Поединок назначен на день после церемонии принятия тебя в дружину — таково распоряжение Арсентия Филипповича.

Я поклонился, сказав, что это честь для меня. Я ожидал, что в дружину меня примут после битвы. Но похоже, глава рода решил, что выпускать на битву отрока — это для рода полный зашквар и решил меня хотя бы дружинником сделать.

— Оставь любезности, — недовольно буркнул Борис Вениаминович. — Тренируйся. Усердно тренируйся! От этого зависит твоя жизнь и, возможно, исход битвы.

Весь день я тренировался самостоятельно. Я хорошо знал упражнения, которые полагалось выполнять для развития ментального контроля и энергетики. Мотивации же было хоть отбавляй. Наставник знал это и, вероятно, поэтому не сильно вмешивался в учебный процесс. А может, он и сам был плохо осведомлён в вопросах тренировки моей силы — такое я тоже допускал.

То, что меня скоро примут в дружину, стало хорошей новостью, но сейчас это не имело значения. Если битва будет проиграна, если род уничтожат, а меня убьют — какая разница, отроком я помру или дружинником? Возможно, поэтому Птахины и пошли на этот шаг — шаг отчаяния. Они хватались за последнюю соломинку, понимая, что обречены.

Во второй половине дня пошёл дождь, который закончился только к вечеру. Я тренировался при любой погоде. В холодное время года тренировки проходили в помещениях, ну а пока на улице стояло лето, я занимался под открытым небом и в дождь, и в жару. При этом следовало настолько очистить свой разум, чтобы на существующие неудобства даже внимания не обращать.

Когда я закончил тренировку, уже темнело. Теперь — ужинать, спать, а завтра — опять за работу. Я устал, вымок и был голодный, как собака. Но первым делом я решил сходить во флигель проведать Таню, поинтересоваться, как она себя чувствует, и не случилось ли неприятностей за время моего отсутствия.

Однако Тани во флигеле не оказалось. Служанки сообщили, что позавчера её переселили, а куда — никто не знал. И я, не солона хлебавши, побрёл обратно. Может, оно и к лучшему. Узнав об инциденте, род позаботился о том, чтобы поселить девушку в безопасном месте. Ну а мне стоило поменьше отвлекаться: чем меньше посторонних мыслей, тем разум более сфокусирован.

Но не успел я отойти от флигеля, как увидел уже знакомую белую лошадь с юной всадницей. «Принесла нечистая», — подумал я, когда девица направилась ко мне.

— Кого я вижу! — воскликнула она, преградив дорогу. — Михаил Барятинский собственной персоной. Или как там тебя называть сейчас?

Девушка спешилась. Она оказалась невысокой, но хорошо сложенной, довольно фигуристой и развитой не по годам.

— Пойдём, — велел она, протягивая мне поводья.

— Я тороплюсь, если что.

Приставания неизвестной особы меня совсем не радовали.

— Это приказ, — грозно взглянула на меня девица. — Хочешь ослушаться приказа боярской дочери, простолюдин?

— Ладно, как скажешь, — произнёс я. Подумал: может, разузнать что получится.

Взяв поводья, я побрёл за девицей к пруду. Если она так себя назвала, значит, передо мной — дочь либо Арсентия Филипповича, либо одного из его братьев. «И чем же я тебе насолил, дочь боярская?»

— Зачем ходил к флигелю? — девица шагала впереди меня и, задав вопрос, даже не обернулась.

— Были дела.

— Что же за дела такие?

— Это важно?

— Отвечай! — властно повторила она.

— Знакомого ходил проведать.

— Знакомого или знакомую? Опять новую девку завёл?

Я промолчал.

— Кто она?

— Давняя приятельница.

— Давняя? Ах вот как? И какая же по счёту?

— Не помню, забыл сосчитать, — мрачно произнёс я.

Подошли к пруду и остановились на живописной прибрежной лужайке. У самой воды росли две берёзы, свесив к воде ветви.

— Помнишь это место? — спросила девушка.

— Помню, — естественно, я ничего не помнил, но, видимо, должен был.

— Мне тут нравилось раньше…

— Чем я тебе насолил? — спросил я прямо, устав от этих непонятных игр.

— Чем?! — девушка обернулась ко мне в ярости. — И ты ещё спрашиваешь?! А сам не догадываешься? Кто мне клялся в любви, а?

Ну в принципе, я догадывался…

— Слушай, мы родственники, какая любовь? — пожал я плечами. — Это ж детские шалости, сама должна понимать.

— Детские шалости?! Ах вот ты как заговорил? — боярская дочь приблизилась ко мне вплотную. — А хочешь, мои батюшка с матушкой узнают о твоих выходках? И вообще, я тебе запросто голову камнем раскрою, если пожелаю! Так что думай, что говоришь, отрок!

Я сосредоточился, вызывая энергию. Боярская дочь была настроена как-то уж очень враждебно: вдруг и правда попытается притворить угрозы в жизнь? От этой взбалмошной девчонки можно ожидать чего угодно.

В целом, мне уже стало ясно, из-за чего сыр-бор. Передо мной оказалась очередная пассия Михаила из прошлой жизни. И чем дольше разговор затягивался, тем больше меня брала досада на то, что мне приходится с этим разбираться. Я устал и хотел есть, завтра — снова тренировка, а тут — выясняй отношения со своими бывшими. Делать нечего, ага.

— Извини, — сказал я примирительным тоном. — Да, обидел тебя. Да был дурак дураком. Но сама понимаешь, всё течёт — всё меняется. Меня изгнали, моя жизнь перевернулась с ног на голову. Я теперь отрок в вашем доме. Какое у нас будущее?

— Что, думаешь отбрехаться? Что мне твои извинения? Ты со всеми так? Наобещаешь кучу всего, а потом — извиняться? Я что, тебе просушка какая-нибудь, с которой подобные фокусы пройдут? — девица скрестила руки на груди, а над моей головой завис небольшой острый булыжник.

— Что-то мне подсказывает, что родители тебя не похвалят, если ты пришибёшь меня камнем, — заметил я, покосившись на летающий объект у моего виска.

— А мне плевать! Кто ты? Отрок безродный? Ублюдок? Кто тебя хватится?

Энергия наполнила моё тело. Я вздохнул с облегчением: что бы она теперь не вытворила, я — в безопасности.

— В любом случае, нехорошо камнями кидаться по чём зря, так что завязывай, — произнёс я с невозмутимым видом. — А мне пора. Прощай.

Я развернулся и пошёл. Признаться, ожидал, что камень полетит мне в спину, но боярская дочь зашвырнула его в реку — я это понял по всплеску.

— Да будь ты проклят! — воскликнула она. — Когда-нибудь, я тебя обязательно пришибу!

«Ну да, ну да, попробуй», — только и подумал я, решительно шагая прочь.

Следующий день прошёл по намеченной схеме: первую половину дня я занимался ментальными тренировками. Но когда пришло время обедать, слуга, что обычно приносил еду, почему-то не явился. Я был голоден, как чёрт, и уже думал, что устрою парнишке разнос за такую возмутительную задержку поставок продовольствия.