Дружинник (СИ) - "Amazerak" - Страница 24

— Это мудрые слова, — произнесла Катрин склонив голова.

«Блин, опять рисуется тут, — я поджал губы и осуждающе посмотрел на девушку. — Как же их снова научить вести себя по-человечески?» Субординация субординацией — понятное дело, но не до такой же степени!

Баки с водой были наполнены, и один из шофёров — наёмник, одетый, как и все мы, в гражданское, доложил о готовности двинуться в путь.

И тут я увидел, как на дороге со стороны Нижнего показались несколько легковых машин. Они мчались на полной скорости, и я на всякий случай отдал приказ приготовиться к бою. Наёмники ринулись к грузовикам, и схватив оружие, пристроились за кабинами. Чуяло сердце, что мчащиеся за нами по просёлку легковушки — это не к добру. И я не ошибся.

Обогнув колонну грузовиков, три машины остановились перед нами, развернувшись поперёк дороги так, чтобы загородить путь. Одна затормозила позади.

Выскочили люди с оружием и, заняв позиции за машинами, наставили на нас стволы. На запястьях нескольких бойцов я заметил браслеты-артефакты. Всё ясно: боярская дружина. И не надо быть гением, чтобы сообразить, чья именно.

Наши тоже заняли позиции.

Из первой машины вылез человек, одетый в длиннополый сюртук светло-коричневого цвета и котелок.

— Кто тут главный? — рявкнул он, выходя вперёд.

— В чём дело? Кто такие? — ответил я вопросом на вопрос, двинувшись навстречу. Правой рукой я откинул полу сюртука так, чтобы в случае чего быстро выхватить револьвер, и сосредоточившись, призвал энергию. Нас разделяли шагов тридцать.

— Дружина Барятинских. Вы везёте технику, которая отныне принадлежит нашему роду. Требую немедленно сложить оружие, развернуться и проследовать с нами. В случае неповиновения будет применена сила.

Принесла-таки нечистая! А я уж подумал, что легко отделались.

— Вы ошиблись, — сказал я. — Техника эта не принадлежит ни Птахиным, ни Барятинским. Этими машинами владеют дворяне Бобриковы. Так что вы посягаете на имущество государевых людей и, если сейчас же не уберётесь, будете отвечать перед законом.

Мы с Дмитрием Филипповичем условились, что в случае неприятностей, я должен буду сказать именно это, и я просто следовал намеченной стратегии.

— Сегодня ночью эти машины покинули поместье Птахиных, а значит, должны быть возвращены и подвергнуться описи в соответствии с соглашением о капитуляции. Сложите оружие и подчинитесь приказу.

— Техника выкуплена до подписания соглашения. Если свяжетесь с Бобриковыми, они подтвердят это.

— В городе разберёмся. Если всё так, как вы говорить, сможете продолжить путь беспрепятственно.

— Мы не сдвинемся с места. Ваши действия противозаконны, — не унимался я.

Ехать с Барятинскими я точно не собирался. Если попаду в их лапы — это конец. Но что-то мне подсказывало, что взывание к авторитету Бобриковых не сработает. Разговор заходил в тупик, и самый главный сейчас был вопрос: кто первым выстрелит.

— Последний раз предупреждаю: сложите оружие, — рука вражеского дружинника потянулась к кобуре под расстёгнутым сюртуком.

Я видел, как вокруг него образовалась едва заметная призрачная оболочка. Артефактов на запястье не наблюдалось (или их так хорошо прятали рукава), значит, это член рода. За машинами я насчитал ещё четырнадцать человек. И человек пять были позади колонны. А вот сколько среди них дружинников — непонятно.

Я последний раз предупреждать не стал. Просто включил ускорение, выхватил револьвер из кобуры, и взводя курок левой ладонью, выпустил все семь пуль, шагая вперёд. Противник едва успел вытащить ствол, а я уже был рядом. Перехватил его руку с оружием. Несколько ударов локтями в корпус и голову и завершающий — коленом в живот. Когда я включал ускорение, удары мои были не сильнее обычного, зато, прежде чем противник опомнился, в него попало семь пуль, ослабив защиту, которую я уничтожил врукопашную.

Я вызвал броню и бердыш. Как раз вовремя: вокруг засвистели пули. Едва дружинник Барятинских оказался на земле, как я ударом бердыша прикончил его. И тут же метнулся к тем, что стреляли из-за машин.

Ускорился я настолько, что видел, как летят пули. От трёх кое-как увернулся, несколько ударили в доспех. С каждым попаданием моя защита слабела, и я не знал, как долго она продержится под обстрелом.

Я ворвался в ряды врагов. Рубанул одного. Другой наставил на меня ствол, я отбил его ладонью, и пуля полетела мимо. Бердышом я ударил врага в шею, разрубив её до половины.

Сила моя ушла, но я по-прежнему оставался на ногах. Чувствовал слабость, но драться ещё мог. И дрался. Делать это было уже не так сложно, как поначалу. Слабость удавалось преодолевать.

Второй противник наставил на меня пистолет, я отбил его бердышом, и ударил остриём в ключицу. Следующий оказался в защитной оболочке, я два раза рубанул его, и третьим ударом сбил с ног.

Я находился в тылу врага. Бойцы противника не знали, что предпринять. С нашей стороны по ним вели огонь мои дружинники, а рядом был я с бердышом в руке, готовый крушить всех на своём пути. Некоторые замешкались, и пули сражали их одного за другим. Кто-то снова выстрелил в меня. Потом ещё. Броня моя треснула, но я рубанул по ногам следующего противника, а потом добил его, когда тот упал на землю. Ещё одно попадание — и панцирь рассыпался. Из рук дружинника, который имел магическую защиту, я выбил карабин, и принялся рубить парня бердышом.

В глубине души понимал, что меня сейчас пристрелят. У меня больше не осталось защитных чар — это конец. Но я вошёл в раж и просто не мог остановиться. В руках дружинника материализовалось воздушное копьё, я отбил его, и нанёс мощный удар в голову. Защита выдержала, но враг оказался повержен.

И тут я увидел, как рядом появились четыре фигуры в чёрных кристаллических доспехах. Они тоже набросились на вражеских дружинников. Я сразу узнал Гаврилу по его более массивной, чем у других, броне. Он оттолкнул меня и, приняв на свой доспех пулю, выбил револьвер из рук противника. Вторым ударом парировал появившийся у того воздушный клинок.

Я же видел, как поднимается боец, которого я сбил с ног. Я с размаху приложил его ещё раз, и тот отлетел к машине, ударившись о дверь. Следующий удар разрушил его защиту, а третий — раскроил череп.

Сражение закончилось. На земле — двенадцать трупов в лужах крови. Трое вражеских бойцов (скорее всего, наёмники) сдались. Я тяжело дышал, унимая дрожь в руках. Мои дружинники стояли рядом, утирая пот со лба.

— Ты в порядке? — поинтересовалась Катрин. — Не ранен?

— Кажется, нет. А вот доспех каюк. Что с остальными?

В результате перестрелки мы потеряли двоих убитыми и четверых ранеными, в числе последних оказался один дружинник. У противника тоже были раненые, и шесть человек сдались — все простые наёмники, не желавшие расставаться с жизнями из-за такой ерунды.

Своих раненых мы загрузили в одну из наших легковушек, и дружинник повёз их обратно в Нижний. Сдавшихся мы не убили, просто оставили на дороге, а у машин вывели из строя котлы, чтобы наёмники вернулись в Нижний как можно позже, а мы выиграли бы время. Нам же следовало убираться отсюда и поскорее.

Двух убитых сложили в кузов, решив их похоронить по пути. Места выбывших членов экипажей грузовиков заняли дружинники. Катрин тоже села за баранку тягача, оставшегося без водителя. Котлы растопили на полную, и валящий из труб дым чёрной пеленой заволок небо. Колонна поползла дальше, выжимая всю скорость, на которую были способны машины.

Мы с десятником теперь ехали вдвоём: он за рулём, я на заднем сиденье. Стрелка спидометра временами упиралась в отметку сорок вёрст. Я поторапливал Гаврилу, но тот уверял, что быстрее ехать нельзя с таким грузом.

Я был уверен, что нас нагонят. Оставленные в живых наёмники скоро доберутся до ближайшего населённого пункта, где есть телефон, сообщат Барятинским о происшествии, а те вышлют погоню. И тогда нам точно несдобровать. Кроме того я опасался, что стычка на дороге может иметь последствия для Птахиных. Узнав, что мы перебили их людей, Барятинские не обрадуются.