(Не)реальный (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" - Страница 26

— Ты, золотко? — Макс неподдельно удивился.

— Да! — важно заявила девочка. — Садись, папа, буду тебя кормить.

Соленое тесто со стола сметали торопливо, изведя на упаковку аж семь пакетов. Аленка не стала мешать Лизе сиять, в конце концов, ни к чему это было. Максу наверняка не обязательно было говорить, что готовила Лиза исключительно под присмотром Аленки. Девочка бы обиделась, да и Макс бы ничего нового не узнал. И Аленка самым позорным образом сбежала, не в силах противиться одолевающей душу тоске. Заныкалась в спальню, уселась на край кровати, обняв себя руками.

Ну что же это такое? Почему так нестерпимо грустно? Почему сейчас кажется, что зря она даже пытается, что как бы она ни лезла из кожи вон — все равно Лиза ни разу не сказала, что кексы они пекли вместе, а значит ровным счетом никакого значения в глазах Лизы это ей и не придавало. Аленка ей чужая, и вряд ли что-то поменяется. А чего ты хотела, Яковлева? Присоседиться к чужому ребенку? Стать членом уже сплоченной семьи? Ага, сейчас, закатай губу обратно. Приперлась тут, на готовенькое.

— Это кто тут грустит в одиночку? — горячий шепот склонившегося к Аленке Макса обжег ухо, а сам Ольховский опустил руки Аленке на плечи, обнимая её. Теплый. Уютный. Такой, что в него захотелось срочно укутаться — авось и эта чертова беспричинная печаль исчезла бы с горизонта.

— Я не грущу, — соврала Аленка и, притворившись, что ей срочно надо протереть глаза, стерла из уголков век едва не спалившие её сентиментальность слезы, — я просто устала. С непривычки.

— Не мудрено, — Макс тихонько вздохнул и ужалил губами Аленкину щеку. Кратко. Мало. Хоть умирай.

— Прости, что свалил на тебя это все, — шепнул, осторожно поглаживая Аленкины пальцы. Он был как море — ласковое, спокойное море, и от одних только его объятий все тревоги растворялись, таяли… И все же — тоска отхлынула, но смертельно захотелось целоваться. И как с этим было жить вообще? При не спящей-то императрице.

— Лиза довольна? — тихо спросила Аленка. Это было важно — то, что Лиза сказала отцу. Потому что все-таки Аленка могла ошибиться.

— Солнечная, ты так в себе неуверенна? — Макс улыбался, и от этой его улыбки душа потекла, как оказавшееся в духовке мороженое. — Лиза не замолчала ни на минуту, рассказывая, как вы тут с ней развлекались, а ты тут сидишь и грустишь, думая, что ей не понравилось? Хочешь, позову её — и она скажет тебе спасибо? Ну, хоть за джинсы — потому что это, кстати, она отчебучила… А ты ей милосердно это спустила.

— Не надо, — торопливо возразила Аленка. Любое принуждение сейчас убило бы её усилия по смягчению Лизы на корню. И потом, нет никого честнее детей. Если Лиза захочет ей за что-нибудь сказать «спасибо» — скажет сама.

— Дурочка, — фыркнул Макс, — моя солнечная, волшебная дурочка. Я в тебя и так верил, но ты ж все равно умудрилась меня удивить. Теперь можешь загадывать свое желание, я просто обязан его исполнить…

— Любое желание? — Аленка хихикнула и запрокинула голову, роняя затылок Максу на грудь. Рядом с этим чудовищем было совершенно невозможно печалиться. О чем вообще можно было печалиться рядом с Максом?

— Ага, — Макс кивнул. — Любое-любое. Выставку я пробил, там нормально все, можно и сходить. Только скажи мне, Сан, мы тебе платье для выхода покупать пойдем или не надо?

Лишь позже Аленка вспомнила этот разговор. Лишь позже смогла задать себе нужные вопросы. А сейчас — сейчас она, прикрыв глаза, кайфовала в объятиях Макса и, в третий раз пропустив его фразу через мозг, пыталась понять её окончание. Нет, влюбленность нужно было запретить как факт… Мозги сие явление разжижало очень качественно.

Больше всего в своей жизни Валентина Калугина не любила выскочек. Этих везучих клуш, которые умудрялись выскочить в самый неожиданный момент и увести вожделенный приз из-под самого носа Валентины. Подобные ушлые бабенки Валентину бесили до зубовного скрежета. Потому что они сводили на нет все то время, что Валентина потратила на путь к своей цели.

Годы чертовой работы! Четыре года в МГПУ, красный диплом бакалавриата, специалитет по работе с детьми дошкольного возраста. Нет, Валентина не собиралась тратить свою жизнь на работу в детском садике, отнюдь. Не для этого она проходила целую кучу дополнительных курсов, набив папочку резюме всякими сертификатами до отказа. На целую ораву не поддающихся контролю чужих детей усилия тратить смысла не было. Ну, даже если допустить, что Валя попадет в какой-нибудь частный детский сад, там все равно было слишком много работы, а «слишком много работы» — было не очень заманчиво для амбициозной девушки.

Нет уж. Цель — стать няней. В какой-нибудь состоятельной семье, с симпатичным папашей, отшибленной на материнский инстинкт мамашей и недолюбленным ребенком — одним. Нет, не двумя, не тремя, ни в коем случае — это опять-таки «слишком много работы». И тут, помелькать перед отцом семейства, побыть милой и уютной, сыграть на резком контрасте с дурной и отдаленной от семьи женой — ну и забраться к нему в постель. Получить минимум — покровителя, максимум — мужа. Валя самонадеянно предполагала, что её внешних данных и хорошего отношения с ребенком «жертвы» окажется достаточно, чтобы убедить мужика на ней жениться. Ну и все, план-максимум на жизнь считался бы выполненным, Валя с чистой совестью могла заняться собой.

Дети? Зачем? Валя даже в теории представляла, насколько непросто будет изображать привязанность к чужому спиногрызу. А свои… Ну нафиг, это же столько проблем: бессонные ночи, фигура опять-таки будет испорчена к черту, а она и так дается потом и кровью — одним бесконечным фитнесом и жесткой диетой. Нет, это не было легко, но зато у Вали была возможность с чистой совестью задирать нос перед располневшими одноклассницами.

«Жрете вы слишком много просто».

Ну, не столько много, сколько неправильно — но об этом Валя никому не говорила. Не считала нужным подсказывать. Ей-то пришлось к этому самой приходить! Хотя, разумеется, она-то себя так не запускала, нет, она спохватилась рано, ей не пришлось беспокоиться за всякую там дряблую кожу.

И так, цель — состоятельный, симпатичный мужик с ребенком. Такой, чтобы не считал проблемой содержать свою женщину и не хотел большую многодетную семью. Этой целью Валя озаботилась практически со школы и была уверена, что её целеустремленность — это достоинство. Ну серьезно, пока подружки не знали, куда себя деть, тащились зачем-то со своими аттестатами в театральные, откуда им, при исходных-то данных не светил не то что Голливуд, но и что-то кроме «Кушать подано» в мелком театре. Какое «звезда сцены», девочки, вы что, пересмотрели первого канала? Это только там можно куда-то пробиться, если пахать или раздвигать ноги перед продюсерами. Пахать — было неинтересно, спать с кем попало же — Валя считала ниже своего достоинства. Короче говоря, становиться известной актрисой — и шлюхой, по совместительству, — Калугина не рвалась. Ровно как не рвалась ни в экономисты (унылая работенка), ни в менеджеры (чем там вообще занимаются?), да и вообще никуда, где предлагали «карьерный рост» — читай «воз и маленькую тележку работы». Больше всего на свете хотелось жить для себя — и не париться зарабатыванием денег.

В поисках подходящего мужчины Валя сменила семь семей. Все было не то. То мужик был конкретный ходок и смотрел не только на ноги бегающей по его дому няни, но и в принципе на любые мало-мальски стройные ноги, то семья была до тошноты сплоченная и крепкая, то детей оказывалось слишком много, то отец семейства эстетическому чувству Вали никак не удовлетворял… В общем, найти мужчину своей мечты оказалось непросто. Из каждой семьи Валя уносила отличные рекомендации, прощальное «Ну, как же мы без вас» и раздражение из-за очередных потраченных зря нескольких месяцев жизни.

А потом судьба решила Вале улыбнуться и выбила на рулетке её жизни заветное «зеро».

Валя попала в семью Ольховских.