Паук в янтаре (СИ) - Яблонцева Валерия - Страница 17

— Да, это не то, к чему вы привыкли, — голос Паука вернул меня в настоящее.

Я подняла голову, встретившись с ним взглядом. Главный дознаватель стоял на пороге дома и пристально наблюдал за мной. Он был мрачен: губы сжаты в тонкую линию, брови сведены. Я почувствовала исходящее от него раздражение.

— Мой дом мало напоминает дворец с видом на Большой канал, достойный наследницы старейшего рода Веньятты. Но должен вас разочаровать — дворца не будет. Поэтому не стоит так наглядно демонстрировать, насколько простое жилище недостойно вас.

Ощутимая неприязнь, сквозившая в его голосе, задела меня. С языка чуть не сорвался едкий ответ, что в последние годы мне стала куда привычнее крошечная холодная камера с маленьким окном, куда лишь изредка заглядывало солнце, но я сдержалась.

— Извините, господин главный дознаватель. Я задержалась, чтобы посмотреть на цветы, — спокойно произнесла я и зачем — то добавила. — Мне нравится это место. У него есть особая атмосфера. Всего в нескольких улицах волнуется и шумит старая Веньятта, рокочут волны Большого канала и южный ветер назло городским фонарщикам задувает огни в светильниках, а здесь… — я обвела рукой тихий благоухающий внутренний дворик, — здесь идет совсем другая жизнь. Простая. Тихая. Спокойная.

Я медленно поднялась по ступенькам и, чуть обернувшись к Пауку, показала на светлый силуэт старой сторожевой башни, возвышавшейся над красными черепичными крышами.

— Мы с сестрой иногда бывали здесь в детстве, ещё до того, как остров полностью застроили и соединили с Веньяттой. У старого моста — сейчас его облицевали белым камнем — держали замечательную пекарню, где выпекали самые вкусные булочки из всех, что я когда-либо ела. А на крыше дома напротив была небольшая терраса, где каждый день с утра до вечера сидела пожилая вдова, как и полагается, вся в черном. Почтенная женщина приходилась матерью зеленщику, лавка которого находилась на первом этаже, и он устроил для старушки маленький сад, — я чуть улыбнулась, вспоминая темную фигуру под кружевным зонтиком, застывшую среди кадок с розмарином, базиликом и листьями салата, величественную, словно первая леди. С нашего излюбленного места у розовых кустов было отлично видно, как она сидела в кресле, подставляя изрезанное морщинами лицо ласковому летнему солнцу. — Мне кажется, у нее был очень достойный сын. Должно быть, она им гордилась.

Я обвела взглядом маленький уютный дворик, черепичные крыши и высокие крылечки. В воздухе витал нежный запах роз. Через арку, ведущую к каналу, слышался приглушенный плеск воды и крики чаек. Я любила этот город именно таким: умиротворенным, притихшим после дневной суеты, исполненным какой — то невероятной неги, от которой сладко щемило сердце.

— Вы видите только одну сторону Веньятты — парадную. Ее вы назвали городом лжецов, городом подлых торговцев в дорогих одеждах. Но Веньятта — это не только надменные лорды и богатые дворцы, скрывающие за ярким фасадом грязь, нищету и мрак, словно безобразное лицо под карнавальной маской. Веньятта — это еще и тихая жизнь простых людей, которые, может быть, любят розы или радуются солнцу. Ваша неприязнь мешает вам увидеть все краски города — его настоящие цвета, его истинный облик. Его душу.

Я осеклась, почувствовав взгляд Паука. Он смотрел на меня с каким — то странным выражением на лице, и я поспешила пройти в дом, что бы скрыть смущение, вспыхнувшее в душе от моего внезапного порыва откровенности и последовавшего пристального внимания главного дознавателя.

Щелчок пальцев — и в небольшой прихожей вспыхнули масляные светильники. Для наследника рода Эркьяни главный дознаватель действительно выбрал себе довольно скромное жилье. Узкий коридор заканчивался крутой внутренней лестницей, уводящей на верхние этажи дома, слева от входа темнел дверной проем, ведущий, по всей видимости, в столовую или гостиную. Пристроив плащ на вешалку у двери рядом со стойкой для зонтов, Паук, не говоря ни слова, прошел внутрь.

Я растерянно застыла у стены. Хотел ли главный дознаватель, что бы я последовала за ним? Или же разумнее было оставаться здесь, дожидаясь его возвращения, вероятно, с наручниками? Как поступали с заключенными те законники, которым не удавалось вернуть своих подотчетных на ночь в тюрьму, я не знала.

В боковых комнатах зажегся свет. Из глубины дома донеслись странные, чуть приглушенные расстоянием звуки. Что — то звенело, стучало и хлопало, заставляя меня нервно стискивать ткань платья и сильнее вжиматься в стену.

— Я отпустил помощницу по хозяйству на ночь, — послышался из глубины дома глухой голос Паука. Он ненадолго показался в дверном проеме и окинул меня с головы до ног быстрым взглядом. — Но это платье, насколько я понимаю, горничной не требует.

Я кивнула. Внутри тугой спиралью свернулся страх.

Он нарушал правила. Главный дознаватель успел снять форменный китель и небрежно закатать до локтей рукава белоснежной рубашки, обнажая руки. Верхние пуговицы были расстегнуты, и взгляд почти против воли скользнул по широкой груди Паука, где на цепочке покачивался сделанный мной артефакт.

Мне показалось, он это заметил. Я поспешила отвернуться, чувствуя, как к щекам приливает кровь.

— Ужин готов, — коротко бросил он и вновь скрылся в гостиной. На этот раз я решила пойти следом.

Посреди небольшой, уютно обставленной комнаты был сервирован стол на две персоны. Корзинка с хлебом, накрытая расшитым полотенцем, ровный ряд одинаковых баночек со специями, пузатый кувшин оливкового масла, бутылка вина. Два стула с высокими спинками были расставлены друг напротив друга, и возле каждого на столе стояло накрытое серебряной крышкой блюдо.

Вероятно, помощница, работавшая в доме главного дознавателя, оставила для него поздний ужин. По крайней мере, мне хотелось так думать, даже несмотря на то, что тарелок было две, потому как представить себе Паука, занимавшегося сервировкой стола, да еще и подготовившего для меня отдельную порцию было… слишком странно. Это слишком не вписывалось в образ холодного законника, аристократа из старейшего семейства, который я нарисовала в своей голове.

Я подождала, пока главный дознаватель сядет, и заняла второе место. Увидев на серебряной крышке встроенный кристалл, отвечавший за подогрев блюда, я потянулась было активировать его, решив, что главный дознаватель хочет, что бы я заменила слишком рано отпущенную помощницу по хозяйству, но Паук опередил меня. Перегнувшись через стол одним резким движением, он успел накрыть крышку ладонью, и я поспешно одернула руку. Пусть я и была в перчатках, вид смуглой, неосмотрительно обнаженной в присутствии менталиста кожи приводил меня в смятение и заставлял, почти интуитивно, быть особенно осторожной.

Здесь, в пустом доме, где не было, подобно тюрьме или исследовательскому центру Бьянкини, специальной защиты, я совершенно не понимала, как Паук мог оставаться настолько беспечным, настолько спокойным рядом с преступницей, осужденной за использование ментальной магии. Мне ничего не стоило незаметно стянуть перчатку, а после накрыть его руку ладонью, сжать сильные длинные пальцы, посылая мысленный приказ. Я могла подойти к нему сзади, пока он возился с приборами, прикоснуться к обнаженной шее над воротничком-стойкой. Или остановить его тогда, на пороге гостиной, скользнуть пальцами за отворот расстегнутой рубашки…

«Отступись. Отпусти. Помоги мне».

Стиснув зубы, я сцепила в замок пальцы сложенных на коленях рук. Мысли, предательские, искушающие, не давали покоя. Мне хотелось бежать. Мне хотелось прикоснуться к Пауку, последовать зову магии…

Черная энергия сорвалась с рук главного дознавателя, активируя кристалл, и под серебряной крышкой прокатилась волна жара. Выждав несколько секунд, Паук открыл блюдо и опустился обратно на свое место.

От запаха пряного риса и морепродуктов после целого дня без еды аппетит, вопреки всем переживаниям, разыгрался не на шутку. Темные мидии, сиреневые осьминоги размером с мелкую монетку, нежно-белые кольца кальмаров и кусочки рыбного филе щедро наполняли тарелку, увенчанную веточкой свежего базилика. Это было куда лучше бурой каши, которой кормили в тюрьме, и даже сейчас, когда со сменой главного дознавателя рацион заключенных стал более разнообразен, никто из нас даже не помышлял о такой роскоши. За восемь лет я, кажется, уже отвыкла от привычных для первых семей блюд.