Паук в янтаре (СИ) - Яблонцева Валерия - Страница 24

Ирениец усмехнулся — беззлобно, без тени фальши ¬— прощая эту маленькую слабость, и я благодарно улыбнулась в ответ. Здесь, в мрачных стенах крепости Бьянкини, рядом с осужденными преступникам и их стражами, мне, как ни странно, было легче. Не надо было скрываться, прятать способности под лживой маской мнимого совершенства, а те немногие, кто относился ко мне тепло, принимали меня настоящей.

Менталисткой.

— Задумалась, дочка? — раздался за спиной добродушный голос Бьерри. — Пора.

Крытая галерея, соединявшая здание тюрьмы с исследовательским центром, оказалась почти пуста, и мы с Бьерри пошли рядом, не опасаясь, что это будет замечено и сочтено грубым нарушением правил.

Старый законник казался сегодня особенно оживленным. В отличие от меня, он очень любил месяц карнавалов, в особенности сейчас, когда маленькая Ливви немного подросла и можно было сходить с девочкой на выступления бродячих артистов, угостить заморскими лакомствами и показать праздничный фейерверк, заметный с любого острова залива.

Бьерри остановился у самого ограждения и кивком головы пригласил меня приблизиться.

— Смотри, дочка, — он указал на видневшийся с галереи берег Бьянкини. — В такой ясный день отсюда можно увидеть мой дом. Вон тот, синий, рядом с городским садом и ратушей, — я послушно проследила за его взглядом и, кажется, действительно сумела разглядеть аккуратный домик среди зеленеющих макушек деревьев и разноцветных строений, жмущихся друг к другу вдоль набережной. — Мы с Ливви сделали флюгер в виде парусного корабля, и недавно я поставил его на крыше. А зять мой обещал свозить всю семью в Веньятту на главную ярмарку. Видела бы ты глаза нашей девочки, когда папа рассказал ей об этом.

От улыбки Бьерри на душе стало теплее. Его присутствие всегда невероятным образом успокаивало. Правильный, честный, бесхитростный, Бьерри был удивительно светлым человеком. В молодости он отслужил в армии и сполна хлебнул горя, но умудрился при этом сохранить сердце открытым и любящим. Оставив службу, Бьерри нашел тихую гавань здесь, в Бьянкини, с женой и детьми, и за годы спокойной жизни их дружная семья разрослась, не так давно пополнившись маленькой Ливви.

И страшно было от одной только мысли, что где-то там, под покровом обманчивого веселья, под маской добропорядочного человека плетет свою зловещую паутину менталист-убийца, чьи козни могли стоить жизни дорогим мне людям.

Напряжение, тяжелое и густое, точно сироп, не отпускало меня с того самого момента, как весенняя предкарнавальная суета захлестнула Веньятту и городки залива. Если днем мне ещё хоть как-то удавалось ненадолго забыть о приближении празднеств, то ночью, когда все звуки вокруг затихали, я оставалась один на один с дурными мыслями.

Свернувшись под подаренным главным дознавателем пледом, я отрешенно наблюдала, как тонкий белесый луч луны, пробившийся сквозь зарешеченное окошко, медленно полз по полу к дальней стене коридора. Кружившиеся в воздухе пылинки выписывали в полоске света замысловатый танец, и чудилось, будто яркие точки складывались передо мной в странные призрачные образы, превращаясь то в буквы на груди леди Мариссы, то в острый кинжал, зажатый в руке Спиро Дьячелли, то в главного дознавателя в расстегнутой рубашке с покачивающимся на тонкой цепочке янтарным медальоном.

После того, как Паук привез меня из Веньятты несколько дней назад, он снова вернулся в город и больше уже не появлялся. О ходе расследования Бьерри, не посвященному в детали убийства леди Мариссы, было ничего не известно, а выяснить подробности дела как-то иначе не представлялось возможным. Оставалось только гадать, искал ли главный дознаватель зацепки на таинственного убийцу, принадлежавшего к роду Меньяри, или же был занят чем-то другим, более для него важным.

Сейчас я с удовольствием занялась бы чем угодно — безропотно создавала бы для Паука энергетические реплики, разбирала пыльные архивы или возвращала к жизни мертвые тела — лишь бы отрешиться от неотвратимо надвигавшегося карнавала, воскрешавшего в памяти слишком много болезненных воспоминаний. Балы во дворце отца, где я вынуждена была блистать. Злоба и зависть, скрытые за пестрыми масками, которые я не могла не чувствовать. Ментальную магию и тот момент, когда она впервые по-настоящему пробудилась.

Это случилось такой же весной на бал-маскараде, одном из множества торжеств, ежегодно устраиваемых лордом Астерио для знатных семей города и гостей Веньятты. Как старшая дочь и наследница рода я была обязана присутствовать, открывая бал рука об руку с женихом Аурелио, наследником рода Меньяри. Мы сделали положенный круг танца, немного поговорили, обменявшись последними новостями, и разошлись. Его ожидал мой отец и обсуждение деталей брачного контракта, меня — несколько заранее отобранных кавалеров, которым наследница рода Астерио была обязана уделить внимание. Кружась в танце с новым партнером, я поймала жадный взгляд Дари с верхней галереи и тепло улыбнулась ей.

Я помнила, отчетливо и ясно, что дело было в ленте. Кремовой атласной ленте, что, начинаясь от задника туфли, несколько раз обвивала ногу. Бант был затянут неплотно, и с каждым танцем я чувствовала, как она медленно скользит по тонкому чулку, собираясь на щиколотке. Я внутренне содрогалась, предчувствуя, что ещё немного — и узел окончательно развяжется, лента, ничем не сдерживаемая, ляжет на паркет атласной змейкой, и в быстром танце я в лучшем случае непременно потеряю туфлю. Или и вовсе позорно поскользнусь, потеряв равновесие под пристальными взглядами сотен пар глаз. И отца.

Это было недопустимо.

Раскланявшись с сыном лорда Манорро, я выскользнула из шумного бального зала и прошмыгнула в первую же открытую дверь — малую зеленую гостиную, которую лорд Бальдасарре Астерио использовал для переговоров с партнерами во время торжеств в замке. На мое счастье, внутри никого не оказалось. Притворив за собой дверь, я приподняла подол и, наклонившись, принялась заново перевязывать непослушную ленту.

Он выступил из тени сумеречного проема почти бесшумно. Я успела увидеть дорогие сапоги, темные брюки и длинные полы сюртука — он подошел так близко, что я почти коснулась его уложенными в причудливую прическу волосами. Я попыталась поспешно подняться, но чужая ладонь больно и возмутительно вольно надавила на мою макушку, не позволяя выпрямиться.

— Ну, ну, малышка, — произнес негромкий насмешливый голос, — такой ты мне нравишься больше.

Я замерла. Все тело застыло, меня как будто сковали невидимые путы. Смесь собственного страха и подчиняющей волю чужой энергии, исходившей от незнакомца, совершенно лишила меня сил. Я была полностью в его власти и могла лишь беспомощно всматриваться в начищенные до блеска черные сапоги и узкие брюки с идеальной стрелкой и вслушиваться в пугающий до дрожи голос.

— Вот так, моя послушная малышка, — сказал он, пригибая мою голову еще ниже. — Покажи мне, какой горячей ты можешь быть. Ты ведь можешь, малышка, правда? Ты ведь хочешь…

Его глумливые намеки — хотя нет, уверенность в собственной безнаказанности, звучащая в его голосе, ясно дала понять, что он был готов перейти от слов к делу — вызвали неудержимый протест. Не так, не сейчас, не с ним. Волна яростной силы, моей силы, поднялась внутри, растопив невидимые путы, и я рванулась наверх, отталкивая удерживавшую меня руку и одновременно призывая магию. Искрящийся энергетический шар вспыхнул на ладони, заключив меня в болезненно яркий круг света и погрузив комнату и полузнакомого мужчину в полумрак.

Я занесла руку, готовая позволить разрушительной энергии сорваться с пальцев. Незнакомец отступил лишь на шаг, лишь на мгновение, словно признавая за мной победу в незримом поединке. И я замерла, не решаясь нанести удар.

— Так, так, так… Какой протест, какая сила, — раздался негромкий смех. — Упрямая, непослушная малышка. Ты только одного не учла, — в одно движение мужчина вновь оказался рядом, опустив ладонь на мое обнаженное плечо. — Убивать людей ужасно сложно.