Дороги Гвенхейда (СИ) - Бочаров Анатолий Юрьевич - Страница 3

Патрика отвели в полагавшиеся ему покои, крепко притворив дверь, после чего ключ щелкнул в замке. Он напрягал слух, но не смог разобрать звука шагов, а значит, конвоиры встали в передней у дверей караулом. «Можно считать это своеобразным знаком уважения со стороны Кледвина — несмотря на все антимагические барьеры, все равно не экономит на страже». Впрочем, утешала подобная мысль так себе. Уязвленная гордость ныла куда серьезнее, нежели живот или челюсть. «Патетический дворянчик, гораздый лишь на самооправдания — это ж надо такое сказать». Отстегнув бесполезные ножны, он швырнул их в угол.

На столе его ждали свежая перемена блюд и еще две бутылки вина, что выглядело достаточно издевательски. Патрик торопливо расправился с ужином, рассудив, что лишние силы не помешают, у бутылки открутил пробку зубами и смачно отпил из горла — кислятина, Кледвин потчевал его много лучшим винцом. За окнами темнело, заканчивался длинный и паскудный день, начавшийся поспешными сборами в палаццо Мервани. Вспоминались рушащийся герцогский дворец, объятый пламенем порт, линейные корабли имперского флота, врывающиеся в гавань, а также безумие высвобожденной на волю Силы. Дядя сказал, что овладел секретами Древних, и, похоже, не врал, судя по дракону, парившему в небесах над Тенвентом. Нужно, наверно, остановить и его, и излишне честолюбивого алгернского принца, но как это сделать, рассиживаясь в заключении?

Мысли следовали по кругу, изнуряющие и бесплодные, следовало лечь отдохнуть, но сон упорно не шел. Патрик сел у окна, наблюдая за тем, как сумерки заполняют крепостной двор. На стенах и башнях Тенвента, а также в военном лагере, раскинувшемся в окрестностях замка, зажигались огни.

Впервые за много лет он не представлял, как действовать. Выбраться из окна? Решеток на нем, словно в насмешку, не было, но внизу — тянется на полсотни футов до земли отвесная стена, и никаких соседних балконов, на которые удалось бы, как в деньки его лихой юности, перепрыгнуть. Веревку тоже связать не из чего, на кровати — ни одеяла, ни простыней, а собственной одежды не хватит. Да и куда потом бежать, если товарищи томятся в темнице? Бросить Марту, Дирхейла, всех остальных? «Я мерзавец, но не подонок».

Наконец решившись, Патрик вернулся к двери и постучал:

— Еды еще принесите, да и вина тоже! — сказал граф Телфрин громко.

— До утра открывать не велено, — буркнули из передней. — Пожрали, и ладно.

— Нужду, — угрюмо поинтересовался Патрик, — прикажете в окно выливать? Я могу, желательно караульным на головы, но возможно, соблаговолите провести меня до уборной?

— В углу ведро стоит, им и пользуйтесь, господин граф, — отвечал стражник.

Патрик в раздражении ударил кулаком по дубовым доскам, наскоро сообразив, что выбить крепкую дверь плечом не получится. «Жаль, а красиво бы вышло». Он прошествовал обратно к окну, бормоча ругательства себе под нос. Хотелось бы, конечно, воспользоваться головотяпством охраны, наброситься на них, если бы те все же осмелились открыть дверь… а, впрочем, что он, безоружный, сделает против такой толпы? У чародеев силовые посохи, у солдаты мушкеты и палаши, его шпага сломана, пистолет разряжен, пороха и патронов под рукой нет. В отчаянии Патрик еще раз выглянул из окна, но нет, спуститься отсюда невозможно, только шею зазря свернешь.

Пару раз в своей жизни ему доводилось сидеть под стражей, во время берландских приключений, но тогда Патрика выручали остававшиеся на свободе товарищи. Сейчас надеяться не на кого — Дирхейл, Кельвин и все остальные точно также беспомощны, и томятся, наверно, в куда худших условиях, нежели он. Вряд ли Кледвин припас на всех гостевых покоев, скорее набил новоявленными узниками сырой каземат. Стоило Патрику подумать, как стражники, возможно, обращаются с Мартой и Астрид, да еще с той наргондской знойной девицей Сильвией, его кулаки сами собой сжались, возникло желание опять ими обо что-нибудь ударить.

«Кледвин раньше считался человеком чести, неужели он позволит своей солдатне дурно отнестись к женщинам? Впрочем, много ли дядюшка знает о том, что происходит в темных подземельях, далеко от занятых им роскошных покоев?» На войне порой случаются самые отвратительные вещи, а это — война, да еще где, не за Морем Фантомов, а в самом сердце родных земель, два столетия не знавших больших потрясений.

Не желая попусту сидеть на месте, Патрик вновь выпростал руку в окно. Кледвин говорил, что магия не действует в пределах главного здания крепости — но, интересно, оживает ли она за порогом? «В любом случае лучше попробовать сделать хоть что-то, нежели медленно сходить с ума». Патрик напряг память, припоминая плетения преподанных ему отцом заклинаний, попробовал обратиться к энергетическим потокам, пытаясь дотронуться до них, направить по удобному ему руслу. Хоть самого малого, ничтожного, хотя бы просто зажечь маленький огонек над ладонью — а там, пожалуй, и получатся чары, способные замедлить падение при прыжке. Однажды такие ему пригодились, когда пришлось убегать от любовницы, застигнутой врасплох вернувшимся мужем.

Нет, ничего. Мертвая тишина, пустота. Привычная ему магия не отзывалась, скованная другой, куда более могущественной силой. Древние владели многими секретами, а эта крепость возводилась ими в лучшие годы, до Войн Падения, когда знания, вынесенные Основателями со Старой Земли, не оказались растеряны до конца. Чародей, познавший в Башне высшие таинства, мог бы, наверно, что-то придумать, но Патрик… Сколько он не пытался произвести хоть даже самое скромное заклятие, все усилия оказывались тщетны. Концентрация не помогала, чары не действовали, внешние потоки молчали.

От бесплодных попыток Патрика оторвал шум, донесшийся из передней. Послышались ругань и несколько коротких вскриков, загрохотали мушкетные выстрелы, заскрежетало железо. Ломать голову над тем, что происходит за дверью, не оставалось — следовало действовать и ловить удачу, если получится. Патрик выхватил из кобуры свой разряженный пистолет, перехватил его за дуло, на случай, чтобы можно было бить рукоятью, и в три быстрых шага пересек комнату, приникая к стене. Снаружи снова выругались, послышалось несколько тяжелых ударов, как если бы рухнули на пол человеческие тела и упало вывалившиеся из рук оружие, раздался короткий крик, мигом задохнувшийся в странной неестественной тишине.

Около минуты больше ничего не происходило. Патрик прижимался спиной к стене рядом с дверью, крепче сжимал вспотевшей рукой пистолет и даже позабыл, как дышать. Страшно не было — дикой волной захлестывали любопытство и азарт. На караульных напали, сомнений не оставалось, но кто и зачем решил нанести графу Телфрину незапланированный визит? В любом случае, расслабляться не стоит — незваный гость вполне мог явиться сюда не затем, чтобы его спасти, а, напротив, желая убить. Мало ли кому неугоден ценный пленник, попавший Кледвину в лапы?

Ничего, сейчас все точно и выясним.

Прошло, наверно, около минуты, а затем ключ заскрежетал и щелкнул в дверном замке. Дверь медленно отворилась, скрипя на давненько не смазанных петлях, и на порог из освещенной факелами передней упала длинная широкоплечая тень, заскрипели сапоги по паркету. Патрик метнулся вперед, готовый ударить вошедшего по голове — и замер, ощутив, как наливается жаром, в считанные секунды становясь раскаленным, стальное дуло. Пистолет почти мгновенное сделалось невозможно держать, Патрик выронил его — и стоило оружию грохнуться наземь, вошедший метким пинком сапога отшвырнул его в дальний угол.

Смутно знакомый голос переполняла ирония:

— Знаю я ваши фокусы, граф Телфрин, и подготовился к ним заранее.

— Раз знаете, — огрызнулся Патрик, — что ж зашли без приветствия?!

Кеган Колин Тревор Аматрис, наследный принц Соурейна, прозванный также Принцем Пламени, выглядел ровно также, как в их первую встречу, состоявшуюся посреди царства теней и смерти. Черные волосы собраны в хвост, лицо с тонкими чертами выглядит совершенно бескровным, темно-карие глаза глубоко запали, бескровные губы кривятся в усмешке. Только заместо церемониальных синих с золотой вязью одежд — облегающий черный костюм, напоминающий униформу Башни Волшебников. В руках — два окровавленных коротких меча, чуть подлиннее обычной даги, но с широким клинком.