Укротить ловеласа (СИ) - Сойфер Дарья - Страница 36

— Ты можешь оставить меня в покое?! — тихо прорычал Дима. Ярость его никуда не делась, но он явно опасался снова потревожить племянника. А точнее — его мать, которая то ли утешающе, то ли свирепо пошикивала.

— Только если ты дашь мне номер, — шепнула Надя, упрямо задрав подбородок. — Имей в виду: я приду к вам на роды, я поселюсь у тебя под дверью, буду писать тебе сорок восемь раз в сутки…

Не прошло и получаса, как Надя, сжимая в одной руке банку маринованных огурцов, а в другой — смартфон с выбитой из брата визиткой директора магазина, вылетела из родительского гнезда. Как же ей нужна была эта победа! Хоть такая маленькая и предсказуемая! И пусть сломать Диму всегда было чуть легче, чем отобрать у грудничка погремушку, сейчас Надя чувствовала себя на коне.

Ей не хотелось верить, что всю свою военную кампанию она затеяла лишь для того, чтобы отомстить Платону. Хватало и того, что он был сам в этом свято убежден. Надя не понимала до конца, кому именно хочет что-то доказать — ему или себе. Но для того, чтобы жить дальше, ей следовало научиться работать и побеждать без его величества Платона Барабаша.

Выйдя на улицу, она уже прокручивала предстоящий разговор с директором торгового центра. Такие стратегически важные беседы не обходятся без планирования: Наде предстояло защищать свой сольный проект, свое детище, а для этого ей бы пригодились любые аргументы. Дополнительный пиар для корпорации — раз. Привлечение новых покупателей — два. Обязательное наличие логотипа центра — три.

Еще не добравшись до метро, Надя уже насочиняла добрые два десятка фактов, призванных убедить далекого от классической музыки человека, что флешмоб со студенческим оркестром — это то, ради чего он появился на свет. Дело оставалось за малым: сагитировать музыкантов и выбрать самое эффектное произведение для виолончели с оркестром, какое только можно себе представить.

И Надя, встав перед входом в подземку, набрала Игоря и, невзирая на снующих мимо людей, торжественно расправила плечи.

— Привет, — улыбнулась она, как только Заславцев поднял трубку. — Хочешь стать звездой ютьюба?

Надя выглянула из бутика нижнего белья и тут же спряталась обратно, за манекеном в игривом атласном халатике. Холодный пот струился между лопатками, кончики пальцев онемели, колени подкашивались. По правде говоря, она бы сейчас с радостью поменялась с этим манекеном местами, забыв о приличиях и чувстве стыда. Лучше бы она сверкала перед публикой своими бледными, нетронутыми фитнесом ляжками, чем позорилась как профессионал. Во всяком случае, Наде казалось, что от негнущихся гипсовых рук будет сейчас больше толку, чем от ее собственных, дрожащих так, словно она только что вышла из двухнедельного запоя.

И как только Игорь втянул ее в эту авантюру? Ох, лесть, ох уж этот яд, погубивший больше народу, чем самая страшная эпидемия! Нет, формально Надя сама организовала флешмоб. Подогнала Вадика и его партнера по фотобизнесу, договорилась насчет аренды квадрокоптера с камерой, уломала администрацию торгового центра, посулив скачок посещаемости, заразила энтузиазмом не только студенческий симфонический оркестр, но еще и консерваторский хор… Словом, проделала такую уйму работы, что ей бы на этом успокоиться и почивать на лаврах. Но нет. Победа — наркотик, который толкает людей на глупости. И Надя тому — яркий пример.

— А почему бы тебе не тряхнуть стариной и не сыграть партию второй скрипки? — предложил Игорь, когда Надя сидела на репетиции с Вадиком и прикидывала, как бы лучше уместить всех в кадр.

Тогда одна из девочек-скрипачек заболела, и, скорее всего, ее отсутствия бы никто и не заметил. Будь Надя в своем уме и трезвой памяти, она бы поступила, как ее старший брат: рявкнула «нет» и на том бы дело закончилось, потому что Игорь бы не стал мучить ее уговорами. Но о какой здравом уме могла идти речь, если она только что вернулась с триумфальных переговоров, а Вадик, не замолкая ни на секунду, щедро осыпал ее комплиментами? Не теми, банальными и слащавыми, в которых обычно купают престарелых русских туристок на египетских и турецких пляжах, а похвалами профессиональными, по которым так истосковалось Надино тщеславие.

— Ты — гений! Это ж надо было такое придумать! Бомба! Огонь! Боже, ты же нас всех поднимешь на новый уровень! — бормотал Вадик, как заведенный, не сводя с Нади восхищенного взгляда. — Так ты что, еще и на скрипке играть умеешь? Не женщина — богиня!

Вот как тут было не устоять? Кто бы после такого взял себя в руки и честно признался: «Нет, флешмоб придумали мои сестры, с локацией помог старший брат, а на скрипке я играла сто лет назад, и то доводила этим до слез и зубовного скрежета свою училку».

На волне самолюбования, трепыхаясь в адреналиновой лихорадке, Надя залихватски повела плечом и выдала:

— А почему бы и нет? Скрипка у меня еще есть, и играть там особо нечего.

О, сколько же раз Надя потом корила себя за эти слова! Распахнула потертый пыльный чехол, закрыла лицо руками и разразилась такой первосортной бранью, что ее педагог по скрипке зарыдала бы сейчас пуще прежнего.

Опытным путем Надя выяснила, что скрипка — не велосипед, и на ней вполне можно разучиться играть. Да, она заменила струны, да, она попросила у коллег Игоря запасной смычок и подстригла ногти почти под мясо. Но, Боже, какими же чудовищными звуками разразился инструмент, смирившийся было с антресольной участью!

Две недели Надя занималась, как проклятая. Людмиле Сергеевне, чуткой соседке снизу, хватило пятнадцати минут, чтобы не в такт забарабанить в дверь и пригрозить полицией и санитарами из лечебницы для душевнобольных. Пришлось, скрепя сердце, возвращаться побитой собакой в родительское гнездо и гонять там гаммы до тех пор, пока отец, схватив куртку, не вышел из дома в неизвестном направлении, мама не вспомнила о внуках, с которыми что-то давно не гуляла, а Машка, проверещав что-то о бесчеловечности, не усвистала с конспектами в библиотеку. Остался только Рома, поскольку он оказался единственным из семьи Павленко, кто заранее предусмотрительно разорился на шумоподавляющие наушники.

Надя плакала от бессилия, кончики пальцев с непривычки горели, будто она сунула руку в осиное гнездо. Снова пахнуло детством, снова захотелось поджечь ноты и сигануть с инструментом из окна. И вовсе не потому, что Надя не любила музыку, нет, ей казалось, что это музыка ненавидит ее. А что может быть больнее и обиднее безответной любви?

Несколько раз она звонила Игорю. Сначала честно призналась, что играет отвратительно, потом, когда он сказал, что ни в коей мере в ней не сомневается, и вообще, нет ни одного нормального музыканта, которому бы время от времени ни казалось, что он — криворукое ничтожество. Тогда Надя пошла на ложь и принялась кашлять в трубку, как чахоточник на последней стадии, но Игорь и тут не купился.

— Мы пройдем через это вместе, — неуклонно отвечал он. — Тебе нужна встряска.

Не помогало ничего. Ни образные и красочные истории про диарею, ни легенды о сгоревшей скрипке, ни бессовестное слезное нытье в лучших традициях вокзальных побирушек.

— Приезжай ко мне, — просто предложил Игорь. — Я помогу тебе, разучим партию вместе.

Надя не понимала, зачем ему возиться с профнепригодной калекой вроде нее, но все же приехала. Публичного позора она боялась сильнее, чем осуждения Игоря. Собравшись с духом, она исполнила то, что успела разучить, и виновато опустила взгляд в пол, готовясь услышать смех или, и того хуже, рвотные позывы.

— Ты большая молодец, — неожиданно произнес Игорь, и Надя недоверчиво уставилась на него. — Знаешь, я никогда еще не встречал людей с такой силой духа.

«А он хорош!» — подумалось Наде. Так тактично ее еще никто не ругал. Вроде и похвалил, не сказал ничего плохого, но ощущения такие, словно трактор переехал.

— Я, конечно, не скрипач, — он вздохнул. — Но у тебя явные проблемы с постановкой. Руки зажаты, поэтому звук не идет…