«Хроники мертвых городов» (СИ) - Скородумов Василий Владиславович "bazil371" - Страница 22

— Сэр! — внезапно окликнул Бледнолицый меня, когда я уже занёс ногу, собираясь шагнуть на лестницу. — Как вы думаете, мог в Балтиморе кто-нибудь выжить?

Несмотря на суровый вид, в глазах его горела плохо скрываемая надежда. Сколько ему лет? Восемнадцать? Двадцать один?

Насколько смог, я успокаивающе улыбнулся и пообещал:

— Все будет хорошо.

Солдат рассеянно кивнул и вновь ушёл с головой в собственные мысли…

Когда я вернулся в убежище, то увидел, что Пэгги уже разложила вещи из первой сумки и приступила к изучению содержимого другой (как-никак собираться пришлось в дикой спешке!).

Внезапно я понял, что нигде не вижу дочери.

— А где Сальма? — спросил я у Пэгги.

— Не знаю, я думала она с тобой, — встревожилась жена. — Сальма, милая! — позвала она, оглядываясь по сторонам. Но никто не отозвался.

Бросив вещи, мы стали обходить одно помещение за другим в поисках дочери. Однако это не принесло никакого результата. Страшная догадка пронзила сознание. Я снова выбежал в коридор, ведший наружу. Затем взлетел по ступеням вверх.

Солдаты уже зашли внутрь и как раз запечатывали гермодвери за собой. Насколько возможно быстро, я объяснил им суть проблемы.

— Простите, сэр, но это совершенно невозможно, — покачал головой мистер Зубочистка. — Уже слишком поздно. Вы должны остаться внутри.

— Вы не понимаете, там моя дочь! — перешёл я на крик.

— Это вы не понимаете, сэр! — поддержал товарища Бледнолицый. — Атака начнётся с секунды на секунду! Есть конкретные инструкции…

Я не дал ему договорить, резко оттолкнув в сторону. Затем нажал плечом на полукруглую створку, распахнув её. И бросился на улицу…

Я опоздал. Когда я только пересекал порог, впереди, со стороны города, раздался страшный удар. Его грохот, наверное, слышали даже демоны в Чистилище. На секунду коротко взвыли сирены противовоздушной обороны и смолкли. Еще секунду стояла полная тишина. А затем воздух наполнился треском и нараставшим многоголосым воем. Это вопили сотни тысяч людей, сгоравших заживо в атомном огне.

Я выбежал наружу. Двери за моей спиной захлопнулись, но я уже не обращал на это никакого внимания. Площадка, на которой я оказался, была берегом Гудзона. И на ней стояла Сальма, спиной ко мне, так что я не видел её лица.

Берег впереди устилал старый хлам — ржавые остовы автомобилей, тостеров, микроволновок, среди которых виднелся даже хвост самолёта. А напротив, через пролив…

Хотя стоял уже глубокий вечер, небо над городом было ярко освещено. В ржавых, темно-бурых облаках плясали всполохи разноцветного огня. Небоскрёбы пылали, словно спички. Струями из их окон вырывалось пламя, превращая дома в пустые, бетонные коробки.

За изломанной линией города росла вспышка. Её можно было бы принять за клонившееся к закату Солнце, если бы не неподходящее время и не зловещий, кроваво-багряный оттенок. Это было затухавшее эхо взрыва ядерной бомбы.

Нас волна разрушений пока не коснулась, но воздух уже сделался горячим и сухим, сжимаясь в тугой узел, словно перед грозой.

— Сальма, что ты здесь делаешь?! — с ужасом закричал я дочери. — Скорее, пойдём в убежище!

Она не отвечала. Тогда я подбежал, схватил её за плечо и стал поворачивать к себе.

Медленно, очень медленно она обернулась. Холодный липкий ужас охватил меня. Одна половина её лица была целой. Другая же превратилась в месиво из опалённых лохмотьев кожи, в прорехе которых снизу криво торчала челюсть с зубами. Бельмо глаза слепо глядело из костяной глазницы. Длинные светлые волосы беззвучно развевались в воздухе, усиливая и без того кошмарный эффект.

— Что это?! — Я оглянулся и увидел обгоревший скелет в рваном женском платье, похожем на то, в которое была одета Пэгги. За ней еще и еще один, выходившие из бункера…

Картинка задёргалась и поплыла, словно плёнка в старом кинопроекторе…

* * *

…И тут я проснулся.

Открыл глаза и увидел перед собой потолок собственной квартиры. Белая, слегка шероховатая поверхность гипсокартона, в центре которого замерли лопасти вентилятора. Сонное сопение жены, лежавшей справа под одеялом. Солнечное утро уикэнда, смотрящее из приоткрытого окна. С улицы доносились ленивые гудки автомобилей нью-йоркцев, спешивших по делам.

Я посмотрел на часы, стоящие на прикроватном столике. Полдевятого утра. Затем встал и вышел в коридор. Прошёл мимо закрытой двери спальни Сальмы. Вернулся, приоткрыл её и заглянул внутрь. Дочка тоже еще спала и тихонько посапывала, накрытая одеялом. Я закрыл дверь и прокрался на кухню. Заварил в автомате кофе, включил телевизор и стал смотреть, прихлёбывая из кружки горячий напиток.

На экране мелькали знакомые лица телеведущих. Дженнифер Энистон разошлась с очередным бойфрендом моложе её на двадцать лет. Ариадна Гранде записала клип, выйдя в свет в еще более прозрачном платье. Тихо и спокойно. Ни войны, ни взрывов, ни бомб. Просто сон.

«И привидится же такое!» — подумал я, утирая со лба выступивший пот. Выхватил из пачки «Newport» сигарету и закурил, удивившись, как она дрожит в пальцах.

— Дорогой, ты уже встал? — послышался голос жены в кухне. Я посмотрел и увидел, что она стоит в дверях. Выражение её лица было заспанным и слегка напуганным.

— Что-то случилось? — уточнила она, входя внутрь.

— Ничего особенного, просто дурной сон, — улыбнулся я. Пегги подошла ко мне сзади и, прижавшись, обняла за шею.

«Слава Богу, — подумал я, чувствуя тепло её тела. — Какое же это счастье — мир! Одна из величайших ценностей во Вселенной. Тех, что не замечаешь, принимая как данность, пока не потеряешь. Как и здоровье, и любовь родителей, и вообще многое в этой жизни».

И вдруг пол подо мной содрогнулся, а с улицы донёсся слитный вой сирен противовоздушной обороны…

Утром меня разбудила Змейка. Коснулась плеча осторожно, словно вовсе не собиралась расталкивать. Я, однако, сразу распахнул глаза. Комнату заливал льющийся из окна свет, а по стенам разбрелись солнечные зайчики. Волосы приёмной дочки посверкивали в этом рассветном великолепии, словно рыжеватый нимб.

Мордашка серьёзная, глазки смотрят вопросительно. Потянулся, подмигнул хитро. Конечно, я помню о Луна-парке. Дети им ещё вчера все уши прожужжали. Жека, небось, и не ложился вовсе. Словно в ответ на мои мысли, со стороны входа в спальню раздался стук. Сын стоял в дверях, переминаясь с ноги на ногу и никак не решаясь задать Главный Вопрос. Улыбнулся обоим.

— Двинем сразу после завтрака! Вы готовы, дети?!

Фраза повисла в воздухе. Откуда этой мелочи знать о мультфильмах из моего далёкого детства? За столом, как и всегда, активистом и заводилой был Жека. Ну а как же иначе? Самый младшенький. Мне по статусу положено быть солидным, степенным и рассудительным, а Змейке… Змейка у нас особенная. Во-первых, она всегда молчит. Врачи говорят, что всё у неё нормально с голосовыми связками. Дело в психике. Во-вторых, Змейка никогда не улыбается. Одному богу известно, что происходит в голове моей приёмной дочери. Но, тем не менее, я и Жека любим её. Она — неотделимая часть семьи. Когда-то нас было четверо. Именно Галя настояла на том, чтобы мы усыновили второго ребёнка. Ей так хотелось, чтобы в семье был абсолютный баланс. Чтобы папа, мама, сын, дочь. Второго ребёнка врачи запретили заводить. Тогда мы ещё не знали, что это первый признак болезни, которая через пять лет разрушит баланс и гармонию. Тогда вообще всё казалось таким простым и естественным. Жизнь, прямая, как стрелка, указывала в направлении «тихое семейное счастье», мы души не чаяли в детях и верили, что однажды добьёмся того, что Змейка будет улыбаться и болтать, как и все дети, как её сводный брат, который в это утро шумно рассуждал о предстоящей поездке, не успев даже прожевать толком тост, щедро намазанный шоколадным маслом.