Новости конца света (СИ) - Ростова Ирина - Страница 10

Ничтоже сумняшеся, я взлетел по постаменту вверх, потом по бронзовым складкам и изгибам, и, взгромоздившись на лысую бронзовую голову, закричал, обращая на себя внимание темной твари.

— Эй, ты! Да, ты, темный! Слышишь? Это моя, моя территория! Изыди откуда пришел!

Когда я думал было уже, что он меня не расслышал и набрал полную грудь воздуха, чтобы продолжить сольный концерт, костлявая тень извернулась, наклонилась и приблизила ко мне свою огромную, уродливую голову с холодноватыми фонарями глаз.

Чем ближе он приближался, тем отчетливей я ощущал холод, тишину, озноб и распространяемую вокруг этим созданием ауру панического ужаса. Но я вовремя вспомнил о том, что я кот вовсе не самый обычный. А уж если об этом зашла речь, то обычность кота неизмеримо далека от обычности человека. У самого преобычного кота в жизни бывает столько приключений, что и не снилось какому-нибудь бесхвостному экстремалу от спорта, не говоря уже о стандартном мальчике или девочке из офиса в центре. Это, прежде всего потому, что приключение любой кошки начинается еще до самой кошки. Оно ей, так сказать, предшествует, предваряет, и создает нужное хвостатое и усатое, чтобы реализовать себя должным образом.

Так и мое приключение когда-то выбрало меня, позвало, нарисовало мне шерсть, когти, усы и длинный хвост, и, только когда оно устало рисовать, я наконец, родился.

И сейчас передо мной явно была часть того великого, для которого я был рожден. Я чувствовал это!

И тут совсем рядом взорвалась лаем невоспитанная псина, которая, видимо, вырвалась от своего хозяина и добежала сюда. Это было совсем не по плану! Мой противник развернулся, демонстрируя непостижимую ловкость: насколько обманчиво медленными были шаги твари, настолько же стремительными оказались попытки изловить злосчастную собаку, но она, изрыгая дикий лай и клочья пены изо рта, продолжала и продолжала отскакивать.

— Эй, сэр, вы отнимаете моего противника! — крикнул я и, собравшись в пружинку, совершил длинный красивый прыжок с лысой головы статуи вперед, прямо на спину твари. Она взвыла, и я, терзая ее когтями и не решаясь впиться зубами, издал громогласный, душераздирающий боевой мяв. Голос у меня, признаться, достаточно противный. Все так говорят! И я, как и все коты, умею орать именно в той дивной тональности, от которой даже самые терпеливые из бесхвостных впадают в раж. Да и твари мой деморализующий клич не пришелся по нраву.

Собака напрыгивала на кошмарное создание снизу, пытаясь укусить, но не решаясь, потому что от костлявых ног нестерпимо разило мертвечиной самой дурной масти: уже не слегка тухлятинкой, а густым запахом разложения и тлена, за которым мог быть только трупный яд. Тварь наклонялась, вертелась волчком, шваркала туда и сюда своими когтищами, а я драл и драл ее со спины, пользуясь тем, что она занята погоней за дурной псиной, и бесконечно выводя во весь голос боевой клич всех дерущихся котов.

Несколько раз противник отвлекался от собаки, пытаясь достать меня на своей спине, но, на мое счастье, его костлявые ловкие лапы просто не гнулись настолько, чтобы поймать меня, и я продолжал клочьями выдирать словно бы черный лежалый пух, из которого на проверку состояли кости тварины.

Но, все же, нет: я (с небольшой помощью глупой собаки) так и не успел справиться сам, начали прибывать другие помощнички, привлеченные звуками битвы.

Все новые и новые стремительные молнии набрасывались на моего противника со всех сторон, и их голоса сплетались в многоголосную песню кошачьей храбрости и жажды подвига. Да, вот за право привесить к своему титулу победу над таким вот невероятным противником каждый кот, пожалуй, готов бороться.

Чудище, однако, сдаваться не собиралось. Раз за разом оно сбрасывало с себя настырных нападающих (кроме меня!) и расшвыривало их в стороны (кроме меня!), и мы никак не могли проскрести его достаточно, чтобы повалить. Злосчастная собака уже вся вывалялась в грязи и крови, и мне даже было ее немного жаль, в самом-то деле! Что за беда, погналась за котом, а вляпалась в эпическую битву за будущее мира!

А потом я — и все остальные — услышал знакомый голос. Двекошки, признанный лидер и, несомненно, лучший охотник из всех, несмотря на свои габариты (а, может, наоборот, благодаря им), зычно орала на одной ноте, созывая всех вокруг себя. Командирский приказ был силен и непререкаем, так что я его, конечно, проигнорировал, продолжая проскребывать дыру в позвоночнике.

Двекошки, между тем, командуя уже достаточно большой котармией, направила их несколькими потоками против врага, окружая его и не оставляя ему шансов повернуться лицом одновременно ко всем. Дурная псина, на удивление, вполне адекватно приняла участие в совместной охоте, слыша и даже понимая приказы Двекошки (что, вообще-то удивительно: их не все коты-то разумеют; хотя быть может, “дурак дурака?..”). Но, как и следовало ожидать, успеха, все-таки, достиг я, и не только потому, что великолепен, но и потому, что упорен. На тысячный, может быть, раз позвоночник под моими лапами поддался и стал сгибаться под неестественным углом, от чего чудище пригнулось к земле, подставляя голову и плечи слаженным атакам котовьего войска. Во все стороны полетел черный пух, оседая на шерсти бойцов и в весенней слякоти вокруг, и через небольшое время колосс пал.

А я, конечно же, оказался царем горы, так и не выпустив свою добычу из когтей.

Двекошки вспрыгнула на голову твари, потрогала лапкой погасшие глазницы, громко фыркнула, брызгая слюной, и, подойдя ко мне, уселась и стала умываться, не обращая внимания на то, что попирает чужой трофей.

— Что же, что же, кот Вот, ты молодец, — похвалила она меня. — Знатный враг. Знатная охота. Ты теперь, наверное, Кот, который скогтил тень.

Я приосанился, распушивая свой немалый воротник, и гордо повернулся в профиль, но долго не продержался, потому что от любопытства не только кошка сдохла, но и кот не может вполне вкусить свой триумф.

— А что это за враг? — спросил я, потому что из всех котов и кошек Двекошки только и могла бы ответить на такой вопрос.

— Один из Этих, — она дернула носом. — Спит не крепко, ворочается, и ему снятся плохие сны. Это был дурной сон.

Я скривился, косясь на подванивающую добычу. Если у непонятных “Этих” такие сны, то с ними явно лучше не сталкиваться.

— И что будет, если Этот проснется?

— Всенец, — кратко ответила Двекошки, встала, вытращила трубой хвост и пошла прочь, сигнализируя конец охоты.

Остальные постепенно последовали за ней, негромко переговариваясь и растаскивая стремительно усхающую тушу на сувениры, и в итоге возле бронзовых людей, в снова-тихом сквере остались только я … и тупая псина. Она посмотрела на меня, махнула туда-сюда хвостом и неуверенно гавкнула, но я испытывать свою удачу не стал, и вместо приветствий влетел обратно на голову статуи и засел там, приветливо облизывая лапу с грязными после драки когтями.

Собака села внизу и начала ныть.

Кажется, вечер обещал быть томным … и долгим.

Я успел совершить туалет трех лап из четырех, когда к собаке подбежал ее запыхавшийся, одновременно расстроенный и радостный хозяин.

— Больше так никогда не делай! Плохой, плохой мальчик! — усовестил он псину, впрочем, не пытаясь проучить ее поводком или завалящей тапкой. Это был в корне не верный тип воспитания, но разве кто-то будет слушать кота в вопросе о том, как надо обращаться с собакой? Так что я даже слова не стал тратить. Дождался только, пока продолжающий совестить непослушное животное человек отойдет подальше, и грациозно спустился вниз, намереваясь отправиться, наконец, домой. И без того задержался!

Торопясь, я вынырнул из кустов под носом у какой-то припозднившейся бесхвостной девчонки, и она в самом деле подпрыгнула от страха и завизжала так громко, что я даже пригнулся от звуковой волны. К ее чести, разглядев меня, орать она перестала, схватилась за сердце и принялась хохотать. Вот она, девичья непосредственность!