Заноза Его Величества-2 (СИ) - Лабрус Елена - Страница 28

Сражён. Пленён. Влюблён.

До дрожи. До стона. До слёз.

— Гош-ш-ш! Гошенька, — шепчу я, мешая, отвлекая его, увлечённого ритмичным вталкиванием в моё несчастное тело своего царственного инструмента.

Он затыкает меня поцелуем и не думает останавливаться. И не даёт мне больше ни говорить, ни дёргаться, пока не закончит свой красивый танец мощным и опустошающим финалом.

«Вот гад!» — улыбаюсь я в ответ на его финальное кряхтение и спазмы, с которыми он снова извергает в меня нет, не просто королевскую сперму — королевские надежды.

— Мальчик? — улыбаюсь я. — Уверена, сейчас ты думаешь о наследнике.

— Ты обещала трёх мальчиков и трёх девочек, — тяжело дыша поднимает он голову.

О, этот плывущий взгляд! О эта слабость, с которой он ещё держится надо мной на руках, но как подпиленное дерево вот-вот рухнет.

— Я всегда выполняю свои обещания, — сдвигаюсь я, чтобы уступить ему место.

— Очень надеюсь на это, — заваливается он, сгребая меня в охапку. — Я уже говорил, что люблю тебя?

— Да ты только об этом и говоришь, — улыбаюсь я.

— Забудь! Я не просто люблю тебя, я хочу сдохнуть — так люблю тебя. И просто для информации: у меня никого не было кроме тебя. И, честное слово, это стоило того — тебя дождаться.

«Просто для информации, — улыбаюсь я. — Моё Властное Величество. О, да, это — информация».

— Тогда я тебя тоже проинформирую: у меня тоже никого не было. Хоть ты это никак и не сможешь проверить. И всё равно ничего бы не понял. Но чисто для информации: Дамиан на огонёк не заскакивал.

Он ржёт. Не просто ржёт, сотрясается, уткнувшись мне в плечо.

— Заноза ты и есть заноза, Дашка. Сколько тебе лет? — снова подпирает он голову рукой.

— Что ещё за неприличные вопросы, Ваше Величество? — хмыкаю я возмущённо.

— Вот не знаю почему, но я точно был уверен, что тебя узнаю, — тянет он мою руку, рассматривая девственно чистое плечо, потом предплечье, потом кисть. — Без всех этих татуировок, родинок, шрамов. Просто узнаю и всё.

— Наверно, потому, что одна я такая, хоть с татушками, хоть без. И кстати, — отцепляю от себя эту его руку, что проводит ревизию, — это я. Как есть. Ну, немножко моложе, — улыбаюсь я.

— Боюсь показаться назойливым, но, Даш, — приподнимает он моё лицо за подбородок, — ты лучшее, что случилось в моей жизни. Уж не знаю, чем я это заслужил. Не знаю, чем угодил богам. Но ты — это что-то. И знаешь, что? Поехали домой, а?

— А, поехали, — сажусь я, хватаясь за живот. — Чёрт!

— Прости меня, — садясь следом, шепчет он мне в шею. Целует, щекоча своей щетиной.

И как объяснить ему, что не за что мне его прощать? Что это такая приятная боль, что хочется её снова и снова, лишь бы видеть его любящие глаза, лишь бы слышать его взволнованное дыхание, лишь бы он был рядом. Всегда. Навсегда.

Теперь навсегда.

Заявившись во дворец, мне и хотелось бы воскликнуть: "Дом, милый дом!", но, глядя на неприступный величественный королевский замок, чувства возникли иные: «Сдавайся, ведьма! Ночной дозор!»

Особенно после всего, что рассказал мне по дороге Гошка. Про то, как его решили женить. Про «куриный переворот», что там учинили. Про то, как он неожиданно остался один.

— Не сцы, родной мой, я разберусь, — поддержала я его, как могла.

И не то, чтобы после всего услышанного стыдно стало предъявлять ему какие-то претензии, нет, просто вдруг всё это стало совершенно не важно. Глубоко всё равно как мы шли друг к другу. Я ли должна была сразу ему признаться, он ли меня лучше искать или не отпускать. Не важно! Главное, мы снова вместе. А вместе — мы такая сила, что нам ни чума, ни война не страшны.

— Мы справимся, Гош. Со всем справимся, — стискиваю я его руку покрепче.

— И даже не знаю почему, — улыбается он, — но я тебе верю. В себе я иногда сомневаюсь. В тебе — никогда.

И первой нас прибегает встречать Машка.

— Даша! — бежит она со всех ног по гостиной, оглашая её радостным воплем.

— Здравствуй, солнышко моё! — подхватываю я её на руки. Прижимаю к себе, едва сдерживая слёзы. — Моя девочка! Самая лучшая в мире девочка!

Да что я! Когда слёзы на глазах выступают у таких суровых мужиков, как Георг, пробирает до мурашек. Особенно, когда он обхватывает нас обеих своими ручищами.

Прослезился даже канцлер, который почему-то оказался нечаянным свидетелем этой сцены.

— Дарья Андреевна, — склоняется он в почтительном поклоне.

— Здравствуйте, Клодвиг, — натискавшись, передаю я Машку отцу. — Рада вас видеть.

— Взаимно. Взаимно, — хоть и старается он сдержать улыбку, но она всё же заметна на его лице.

— И не мечтай, что она порешает все наши проблемы, — пресекает его попытку что-то сказать Георг.

— Но Ваше Величество, — оборачивается он в спину уходящему королю.

— Не переживайте, господин канцлер, разберёмся, — подмигиваю я и бегу я за своим королём следом. Хватаюсь за Машкину руку, протянутую за спину отца. А второй держу плащ, что прикрывает моё болтающееся без завязок платье.

Я словно никуда и не уходила. Такое всё родное, знакомое, привычное.

— Привет, Фели, — здороваюсь я с вездесущей Фелисией.

Она всплёскивает руками и как есть оседает по стеночке на пол, хватаясь за сердце.

— Держись, держись, мать. Ты чего это? — приседаю я над ней.

— Ваша милость, — не знает она то ли вставать, опираясь на мою руку, то ли креститься. — Неужели это и правда вы?

— Я хорошенькая правда? — улыбаюсь я, помогая ей подняться.

— Вы такая… молоденькая, — не сводя с меня глаз, прижимает она руки к груди.

— И такая красавица, — передав Машку служанке, помогает подняться Фелисии мой король. И когда она вполне берёт себя в руки, подхватывает меня. — Пошли, пошли, Даш, а то если ты сейчас со всеми будешь здороваться, мы до вечера будем идти.

— До вечера, — смеётся Машка, пока служанка, которую я вижу в первый раз, уводит её за руку.

— Мариэль… — что-то поясняет она девочке, пока та, обернувшись, машет мне рукой.

— Ещё увидитесь, — просто поднимает меня на руки король.

И, пинком открыв дверь, заносит в комнату.

А вот там, когда он ставит меня на пол, я и восклицаю:

— Дом! Милый дом!

Идеально заправленная кровать. На камине: часы и иконка. На столе: гербовая королевская бумага, перо с чернильницей, обычная шариковая ручка и… бутылка из-под абсента. Прямо вижу, как мой король сидел, задумчиво скрипел пером, ждал, когда высохнут чернила, потом сворачивал лист трубочкой, бросал его в бутылку и… ждал.

А я, сволочь, так и не ответила. Ни разу.

— Гош, — оборачиваюсь я. Не в силах подавить этот порыв, обнимаю его крепко-крепко. — Прости меня.

— За что? — гладит он меня по спине.

— За всё.

— Не говори глупостей. Всё это уже не важно. Всё в прошлом, в прошлом. Забудь!

— А Барт? Гриф? Конни, в конце концов?

— У-у-у, — отстраняется он, заглядывая в мои глаза. — Хорошо, что сначала мы поехали в лес. Если бы сразу приехали сюда, я бы не успевал отвечать на твои вопросы. Будет тебе и Барт, и Гриф, и какава с чаем. Только давай не всё сразу. Пошли, я тебе что-то покажу.

— Ещё что-то чего я не видела? А чего я собственно у тебя не видела? — подчиняюсь я его силе, с которой он тянет меня за руку в ванную.

— Смотри! — распахивает он дверь и принимается крутить барашки, которых раньше на этой стене и в помине не было.

— Вау! Это что? Душ?!

— И горячая вода, — довольно улыбается он, подставляя под струю мою руку. — Твои «водопроводчики» из записной книжки постарались на славу. Можешь петь, сколько хочешь.

— Ты серьёзно готов это слушать? — брызгаю я на него водой.

— Хоть каждый день, — брызгает он в ответ, а потом так и прижимает к себе меня с поднятыми для защиты от воды руками. — Всё, переодевайся, собирайся. Фелисия принесёт, всё, что тебе нужно. Жду тебя в кабинете, иначе я отсюда никогда не уйду.