Заноза Его Величества-2 (СИ) - Лабрус Елена - Страница 63

Там под столом, зажав в зубах бездыханную канарейку, сидит рысь. Грозно ощетинившись, она припадает к полу всеми четырьмя лапами, словно готовясь к прыжку, и зло рычит.

— Вы что, не закрыли клетку? — оказавшись на безопасном расстоянии, от беспомощности отчитывает Тати служанку.

— Клянусь, мадам, дверца была закрыта, — оправдывается та, под громкий плач девочки.

— Ну, ну, не плачь, милая, — звучит голос матери уже из коридора.

И я, конечно, тоже не собираюсь подходить к этой ополоумевшей от запаха добычи кошке. Только радуюсь, что вторая до смерти перепуганная канарейка успела спастись бегством из распахнутой клетки и теперь прячется на гардине. Хоть и сомнительное убежище. Не застань дочь Роберта рысь на месте преступления, вторую канарейку она бы тоже сгрызла — ну, что стоит кошке забраться по тяжёлой шторе! — но несчастной птичке повезло.

— Киса, кисонька моя, — расталкивая всех, приседает Зинанта у стола. — Брось каку! Брось эту ужасную грязную птицу.

— Я прошу. Нет, я требую, чтобы ваше животное немедленно покинуло мой дом, — зло стуча каблуками, подходит к ней Татия и, разом забыв все правила хорошего тона, указывает пальцем на дверь.

— Великодушно простите, мадам де Фалькон, — поднимается с пола на её приказ Зинанта. — Конечно, это недопустимо: животное в доме, раз оно представляет угрозу для ваших домочадцев, — она трепет по голове девочку, прячущуюся за спиной матери и неожиданно оборачивается ко мне: — Нужно лучше присматривать за теми, кто тебе дорог.

Есть что-то жуткое, угрожающее в её взгляде, но мне некогда об этом думать. Когда слуги кинулись ловить рысь, меня позвал Салазар, поэтому я выскакиваю из этой комнаты без оглядки.

— Думаю, это надолго, — в тёмном коридоре обнимает меня Георг, а потом приподнимает лицо за подбородок. — Всё хорошо, не волнуйся, малыш. Филипп ещё для важности покочевряжится, а потом всё что нужно подпишет. У него нет выбора. А потому мы постараемся навязать ему как можно больше своих условий. По каждому он, конечно, будет спорить. Поэтому не жди меня рано. Иди в нашу комнату. Отдыхай. Ложись спать.

— Разбудишь меня, когда вернёшься? — улыбаюсь я ободряюще.

— Конечно, — улыбается он в ответ обнадёживающе.

Я вижу, что до «всё хорошо» там далеко. Он знает, что я всё равно не усну. Но он не хочет меня тревожить напрасно. А я не хочу, чтобы он переживал ещё и за меня.

— Возвращайся с победой, — целую я его у двери.

— И никак иначе, — подмигивает он, отпуская мою руку.

Если бы я только могла ему помочь! Если бы только могла! Но сейчас тот момент, когда всё действительно в его руках. И шагая по коридору, я желаю ему быть сильным, собранным, мужественным. Впрочем, нет, это ему без надобности, он сам по себе такой. Я желаю ему только удачи, помощи в том, где не всё будет зависеть от его ума и воли.

Да, я желаю ему удачи, когда чьи-то сильные руки хватают меня в полумраке и зажимают рот платком.

В фильмах я всегда посмеивалась над такими сценами, и мне кажется, что всё происходит именно в кино, а не со мной, когда я вдыхаю едкую смесь, обжигающую лёгкие, и даже не сопротивляюсь.

И даже ни о чём не успеваю подумать, почти сразу плыву… а потом наступает темнота.

— Что значит её никто не видел? — я не просто ору, я уже охрип орать. — Салазар, я сотру тебя в порошок. Я вас всех сотру в порошок, если вы её немедленно не найдёте, — сажусь я на пустую кровать и роняю голову на руки.

За окнами уже забрезжил рассвет, когда так ни о чём и не договорившись, мы решили сделать перерыв до завтра. И я пришёл, падая с ног от усталости, но комната оказалась пуста, кровать не разобрана, и битый час с того момента мои люди бегают по замку в поисках Дашки и не могут найти.

Не только мои люди. На уши подняли всех. Заглянули в каждую щель. В каждый уголок, но она словно испарилась.

— Георг, замок никто не покидал, — виновато топчется передо мной Роб. — Все до одного человека на месте.

— Значит, ищите, — встаю я. — Ищите, твою мать! — швыряю на пол вазу с цветами, стоящую на комоде.

— Не все, — тихий испуганный мальчишеский голос доносится из-за спины Роберта.

— Сынок, иди, пожалуйста, не нужно…

— Пусть он скажет, — останавливаю я брата. — Роби, что ты видел?

— Эта рысь, с которой приехала мадам Зинанта, — волнуется парень, но говорит чётко, не заикается. — Она съела нашу канарейку. И мама приказала вышвырнуть её из замка.

— И какое это имеет значе…

— Заткнись, Роб! — рявкаю я. — И куда её дели? Эту рысь?

— Посадили в большую клетку и отправили домой, — переводит взгляд с меня на отца Роберт-младший.

— То есть повозка с этой тварью уже уехала?

— Давно. Почти сразу. Ещё днём, — кивает пацан.

— Я надеюсь, её проверили? — этот вопрос я обращаю своим людям.

— Да, Ваше Величество. Клетка. Кошка. И возница. Больше никого и ничего.

— И как выглядела эта клетка? — не знаю зачем я это спрашиваю, но что-то прямо ёкает у меня в груди, а это плохой знак.

— Деревянный настил. Железные прутья, — пожимает плечами один из моих людей. — Ничего особенного.

— А что не понравилось тебе? — обращаюсь я к мальчишке.

— Слишком большая клетка для такой маленькой кошки. Просто огромная, — показывает он руками, разводя их в стороны. — И снизу был словно короб, узкий, но…

Я останавливаю его рукой, чтобы не продолжал.

«…но много ли надо места для худенькой девочки», — подступает у меня к горлу комок.

И я уже не сомневаюсь, я точно знаю почему Филипп так бессмысленно и долго сопротивлялся. Почему тянул время. Зачем мы сделали этот перерыв. А ещё, что моей девочки нет в замке и как её вывезли.

— Сукин ты сын! — отталкиваю я кого-то, неосторожно вставшего у меня на пути. — Филипп! Я убью тебя, сука, если хоть волосок упадёт с её головы. Филипп!!!

Нас разнимают. Нет, меня оттаскивают, когда голый по пояс Филипп де Госс, которого я вытащил из постели, уже не просит меня успокоиться, просто закрывает руками лицо, забившись в угол.

— Ортов трус! — не знаю сколько человек меня держит, но я устал махать кулаками, поэтому не сопротивляюсь. — Вставай, сука, и скажи мне в глаза, что ты не имеешь никакого отношения к её исчезновению.

— Я понятия не имею о чём ты говоришь, — тяжело поднимается он, вытирая кровь, текущую из разбитой губы и глядя на меня заплывшим глазом.

— Воевать с женщинами и детьми — таков был твой план, да, грёбаный миротворец? — вырываю я одну руку и поворачиваюсь. — Отпусти, Дам. Дамиан, я сказал отпусти, — освобождаю из захвата вторую.

— Георг, клянусь, — вытирает Филипп окровавленную руку о подштанники. — Я даже не посчитаю это провокацией и нападением. Я прощу тебя, потому что ты ошибаешься. Я не имею никакого отношения к похищению, если это именно оно, а не…

Я замахиваюсь, он шарахается в сторону. Но до того, как меня снова успевают схватить, опускаю руку.

— Это именно оно. Простит он меня, — усмехаюсь я. — Нет, Филипп, расшаркивания закончились. Клянусь, если с ней что-нибудь случится, я сравняю с землёй все ваши пять королевств. И уверяю тебя, камня на камне не оставлю от твоей жалкой Империи. Так что будь добр, верни её. И эти мои слова можешь считать именно угрозой. Более того, объявлением войны. Если в двадцать четыре часа она не найдётся, ты получишь ультиматум, я приведу армию в полную боевую готовность и введу свои войска на территорию твоей страны.

Слушать его ответ я даже не собираюсь.

Мне плевать, что он скажет. Плевать, что он сделает. Я отдаю указания своим людям и возвращаюсь к себе, чтобы выслушать всё, что только мне могут рассказать.

Если даже ребёнок понял больше, чем толпа обученных людей, то я готов выслушать даже грёбаных канареек, если от этого будет польза.

Вот только каково же моё удивление, когда в выделенную нам гостиную Эрмина за волосы притаскивает Зинанту.