Украсть миллиард (СИ) - Матуш Татьяна - Страница 49

Какого черта! Я жив, я сказочно богат, я влюблен и, кажется, взаимно. Жизнь прекрасна, а все прочие могут: «Дущ кум пущ ку три копеещ», — пойти и застрелиться тремя копейками.

— Рет, — раздался с заднего сиденья заспанный голос, — я бы не отказалась чего-нибудь перекусить.

— Кусок медной проволоки? — хмыкнул я.

— Да не-е-ет. Что-нибудь не такое вегетарианское. Например, свиных ребрышек. Или сосисок.

— Будут тебе сосиски, — покладисто сказал я, — вот доберемся до ближайшей забегаловки.

На данный момент у меня было только две серьезные проблемы. Во-первых, я не знал, что делать с Джин. Вернее, как сказать ей, что делать нам вместе больше, в общем-то, нечего.

Увидев меня в том подвале, где она провела самые страшные сутки в своей жизни, Джин разревелась от облегчения. И решила, что все в прядке. Раз уж я был готов за нее умереть, значит, мы будем вместе, будем жить долго и счастливо и вообще не умрем. Куча детей, домик в пригороде… рядом с гоночной трассой. Но дело в том, что Мир-то была абсолютно права. Я и в самом деле готов отдать жизнь даже не за саму любовь, а за ее призрак, за бледную тень, просто за легкое прикосновение к своему запястью. Как по мне, так цена вполне адекватна… Но перспектива засыпать и просыпаться каждое утро в одном и том же месте, видеть из окна один и тот же пейзаж, всерьез переживать из-за возросших цен на бензин и бояться сказать шефу какую-нибудь гадость, чтобы не уволил… а то нечем будет семью кормить… Спаси Всевышний, я лучше сам пойду и застрелюсь тремя копейками, это будет не так мучительно и гораздо быстрее.

Вторая проблема была прозаичнее, но это не значит, что она решалась легче. Похоже, я нуждался в хорошем психиатре. У меня стремительно развивалась паранойя. Уже второй час я испытывал иррациональное чувство, что за мной следят.

Понять, паранойя это, или что-то более материальное, в таком плотном потоке машин было совершенно нереально. Так что я поерзал, покрутил головой и решил пока на это дело плюнуть, а там посмотрим.

Вскоре дорога привела нас в какой-то небольшой городок с одной улицей и парой сотен домиков вдоль нее. Увлеченный своими мыслями, я даже не заметил названия, а опомнился лишь тогда, когда сообразил, что четвертый раз за пять минут торможу на светофоре.

Покрутив головой, я без труда обнаружил и кафе, и стоянку, и даже заправку.

— Иди, закажи нам что-нибудь на твой вкус, — сказал я, — пока машина заправляется.

Джин кивнула, выскользнула из машины и, послав мне ослепительную улыбку абсолютно счастливой женщины, скрылась в дверях. Черт! Ну почему девушки считают своим долгом влюбиться в того, кто спас им жизнь? Прямо, хоть не спасай их, пусть сами выкручиваются…

Наверное, я задумался слишком глубоко, потому что не заметил, как ко мне подошли сзади, и, прихватив за руки, зажали с обеих сторон.

— Стоять! Не дергайся!

— Это что, ограбление? — поинтересовался я.

— Нет, групповая фотография. Что ж ты, Крыса, от своих самых лучших друзей бегаешь?

И я, честное слово, почти не удивился, когда меня довольно неделикатно развернули к сосискам задом, а передом — к Папе Монсальви, собственной персоной. Гадать, откуда он тут взялся, было чистейшим искусством ради искусства. Ради таких бабок я и сам бы не поленился перерыть не то, что старушку Европу, а даже Америку… вот в Россию, пожалуй, соваться бы не стал, ну его, этот миллиард. Себе дороже выйдет. Блин! Надо было уматывать домой, в Россию, к родным осинам и березам.

— Я бегаю? — вполне натурально удивился я, — меня похитили!

— И ты, конечно, мечтал вернуться, вот только не знал — как? — с иронией, на мой взгляд, неуместной, поинтересовался Папа.

— А вы что, дали мне свою визитку? — огрызнулся я.

Папа промолчал, признавая справедливость моего последнего аргумента.

— Хорошо погостил у Манфреда? — спросил он вдруг. Я поразился такой информированности, но потом вспомнил ребят и их сайт «Свободная Зона» и удивляться перестал. Национальный герой Баварии…

— Приняли хорошо, — ответил я, — выгнали не сразу. Били без злобы, да и догоняли, в общем, лениво…

— Ты мне кое-что должен, — перебил он.

— Должен — отдам, какие проблемы. Даже с процентами.

Папа поднял бровь.

— Так миллиард-то тю-тю…

— Не совсем, — признал я. Черт! Правильно говорила моя бабушка: «Не жили богато, нечего начинать». Не судьба.

Папа Монсальви соображал быстро. Иначе, наверное, не стал бы тем, кем стал. И, тем паче, не задержался бы на этом почетном, но опасном посту, подарили бы ему «рыбу».

— Вы «слили» турнир вдвоем с Долманом! На каких условиях?

— Фифти-фифти.

— Можно было поторговаться… — недовольно пробурчал итальянец.

— Я и поторговался. Это то, что выторговал.

Папа помолчал. Вздохнул, скорее удовлетворенно, чем разочарованно.

— Ладно, «си худои овыцы хоти шерести килок»… так, кажется, говорят у тебя на родине?

— Ничего себе, «клок» — оскорбился я, — кто из твоих парней с автоматами тебе столько за раз в клюве приносил?

— Никто, — признал он.

— Так вы что, договорились? — спросил один из бодигардов.

— Ну, вроде, да, — с понятным сомнением в голосе ответил Папа.

— Так, может, тогда не держать его уже?

Папа немного подумал:

— Пока подержите.

Так, зажатого между двумя здоровенными телохранителями, меня запихнули на заднее сиденье серого «Мерседеса», Папа плюхнулся на переднее, водитель — рядом и мы поехали. Куда? До ближайшего отделения швейцарского банка, я полагаю. Не откладывай на завтра то, что можно отобрать сегодня…

— Ты особо-то на железку не дави, — бросил Папа, — еще остановят, потом разбирайся с нашим безвизовым пассажиром. Второй раз вытаскивать его из тюрьмы мне не что-то не хочется.

— Так я ничего не нарушаю, — отозвался водитель, — просто «зеленая волна»…

«Зеленая волна»? Меня словно ударило током. Бодигарды недовольно покосились, так я дернулся на сидении. Вытянув шею, как гусак на ярмарке, я силился рассмотреть сквозь тонированные стекла зеленые глаза светофоров. Ничего, конечно, не разглядел, но поверил водителю на слово — город мы пролетели как на крыльях. Неужели?.. Неужели она меня нашла?

— Ты чего? — почти испуганно спросил один из горилл.

— А что он? — повернулся Папа Монсальви.

— Да улыбается, как блаженный! Часом, не спятил со страху?

— Да счастлив я! Успокойтесь. Просто — счастлив!

— А-а… Бывает, — кивнул Папа и отвернулся.

А в моей голове снова завертелась воронка, но теперь я не стал ее гнать.

… Когда-нибудь ты войдешь в мой дом,

Когда-нибудь ты увидишь меня.

Я буду сидеть в кресле в халате

Освященный проблемами этого дня.

Небрежно зажав папиросу в зубах,

Пуская сизый дым.

Ты скажешь: «Мой друг, что за дрянь ты куришь?»

Я отвечу: «Хочу умереть молодым».

Ты бросишь на стол пачку «Пел-Мела»,

Ты скинешь на стул свой бежевый плащ.

На улице дождь. На улице грязь.

На улице — погода хоть плач.

Но ты вошла в мой дом,

Ты вошла в мой дом.

Пройдет много лет, ты не станешь жалеть

О том, что когда-то узнала меня.

Дом первой любви разберут на кирпич,

Здесь будет автозаправка.

Мой кофе остыл, папирос больше нет.

Я не знаю, что буду есть на обед.

Я включаю компьютер, выхожу в интернет.

Я пишу о том, что дальше…

Ты вошла в мой дом,

Ты вошла в мой дом.

(Стихи Руслана Блохина)

— Ты видела? Нет, ты это видела?

— Видела что, прости?

— Ромка Саблин сейчас отправил макаронникам шедевральный штрафной, прямо в раздевалку, чтоб я так жил!

— Ну, теоретически это было вполне осуществимо. Расстояние не так уж велико, а сила удара по мячу у этого футболиста позволяла пробить и с более серьезного расстояния…

— Какая же ты все-таки зануда, Леди!

— А что, обязательно сходить с ума по футболу, чтобы понравиться мужчине? Все мужчины после тридцати обязательно пьют пиво и смотрят футбол?