Украсть миллиард (СИ) - Матуш Татьяна - Страница 56

— Приготовься… — спокойно изрекла Леди.

— Да готов я, — и, не дослушав ее до конца, все же схватился за штурвал.

Мой маневр нельзя было назвать очень уж удачным. Яхту немного завалило, все же больно лихо я заложил, и судно едва не черпнуло бортом.

— Крыса! — Леди взволновалась.

— Да все гут. Уходим из-под обстрела.

И верно, стрельба прекратилась. Копы заложили вслед за мной. Ретиво, хотя и отстали на лишних пару метров. Я обернулся и узрел еще одного участника гонки — вертолет.

— Если так и дальше пойдет, скоро они вызовут штурмовики и нам хана! — процедил я сквозь зубы.

Леди мне не ответила. Он действовала. На корме что-то слегка пискнуло и зажужжало.

— Опа, — изумился я, увидев, как наш кабриолет, легким движением превращается в полноценное…даже не знаю что.

Крыша накрыла меня, щелкнули задвижки, послышался странный звук, словно откачивали воздух. В следующую секунду купол плотно пристроился на месте.

— И то верно, — заметил я, — а то солнце печет, а я без панамы.

И тут что-то брякнуло по обшивке. Это походу в нас все же попали. Уж, не с вертушки ли?!

А потом я был поражен до глубины моей несознательной души! Мы нырнули. И, кажется, довольно глубоко.

— Ни хрена себе, пельмень!

— А то! — задорно отозвалась Леди, ничуть не шокированная моим французским.

— Об этом ты не предупреждала.

Леди промолчала, а я вцепился глазами в подводный мир, который до этого видел так близко только в детстве по телевизору. Перед моими глазами замаячила борода длинных водорослей, в которой играли в салки две небольшие рыбки пчелиной раскраски. Мимо, покачиваясь, проплыла роскошная медуза. К сожалению, кабина ограничивала обзор, а я уже почувствовал себя капитаном Немо.

— Крыса, а фотоаппарат где? — вдруг спросила Леди, сбив мой восторг юного натуралиста.

— Фотоаппарат? — не сразу въехал я, занятый наблюдением за плоскомордой серой рыбиной величиной с болонку, с длинными острыми плавниками.

— На вилле Лумпоне ты был с фотоаппаратом, — подтолкнула она, — а потом он куда-то пропал.

— А-а… Утопил в пруду.

— Каком пруду?

— С золотыми рыбками, — пояснил я, — а куда его еще? Не тащить же с собой?

— Внутри периметра? — не отставала она.

— Ну да, — я поразился ее странной настойчивости, — а что, это плохо?

Леди замолчала секунд на пять.

— Это… неосторожно, — наконец, отозвалась она, — пруд — не океан. Его наверняка регулярно чистят. А уж теперь точно каждый сантиметр обнюхают. Покушение на премьер-министра — не шутка.

— И что? — все-таки не понял я, — моих отпечатков пальцев там не будет, вода их не сохранит.

— Будет номер фотоаппарата.

— Велика беда! Я его не покупал. И сомневаюсь, что его покупал Папа. У него для такого дела шестерки есть.

— Все равно, сам фотоаппарат из магазина прямо в пруд попасть не мог, — с нечеловеческим терпением пояснила Леди. Ее интонации вдруг здорово напомнили мне Кролика, — кто-то его купил. Этого «кого-то» найдут, он расскажет, для кого и когда покупал, выйдут на твоего Папу…

— Он не мой Папа, слава богу, — фыркнул я.

— Не важно. Выйдут. И он тебя сдаст. С дорогой душой.

— Слишком много «если», — возразил я, — если почистят, если найдут, если расколется, и если Папа вообще снизойдет до разговора с каким-то копом. Скорее, пошлет к нему своего юриста.

— Ты, случайно, не помнишь номера этого фотоаппарата? — спросила Леди, но по ее голосу я понял, что утвердительного ответа она не ждет.

— Мне и в голову не пришло его посмотреть.

— Плохо. Если б ты смог припомнить хоть какие-то цифры, я нашла бы этот несчастный «Никон» первая и удалила из базы данных. А так — где его искать?

Я мысленно порадовался, что не сболтнул ей про часы. Если так расстроилась из-за левого «Никона», утопленного в пруду, что б с ней было, узнай она о личном подарке Папы?..

— Да не расстраивайся, — попытался я, — уликой больше — уликой меньше. С моим послужным списком — вряд ли меня вообще потащат в суд.

— Крыса, чтобы прикрыть тебя, я должна хотя бы догадываться, с какой стороны полетят пули! — взорвалась она.

— А если они полетят со всех сторон сразу? — примиряющим тоном спросил я.

— Тогда падай на землю, дурачок…

— Как? А можно еще раз — последнее слово?

— Дурачок, — протянула она, явно оттаивая. Я едва не заурчал от удовольствия, все же что-то было в ее голосе.

Секунды летели, слишком быстрые, быстрее, чем эти, не к ночи помянутые пули. А я смаковал ее голос, как дорогой коньяк, согретый в мягкий женских ладонях.

— Леди?

— Я здесь, — тихонько отозвалась она.

— А почему молчишь?

— Мне нравится молчать с тобой, — со странным удивлением проговорила она, словно не веря самой себе.

Я встрепенулся, как конь. Но секунду подумал — и захлопнул пасть. На эту девушку нельзя было давить, это я уже сообразил. При малейшей попытке она исчезнет. А я не хотел, чтобы она исчезала. Мне тоже нравилось молчать с ней. Но, возможно, было занятие, которое нам понравиться еще больше?

— Леди, — позвал я, — а ты петь умеешь?

— Что? — изумилась она, — нет, конечно. Твою песню делала профессиональная команда. По моей просьбе.

— Твой голос просто создан, чтобы петь, — возразил я.

— Возможно. Но я никогда не пробовала… Понятия не имею, как это делается.

— Очень просто, — я вытянул руку и привычно защелкал пальцами, отсчитывая ритм.

— Крыса, прости, — неуверенно вмешалась она, — если те звуки, которые ты производишь — то, что я думаю, то ты два раза отстал примерно на одну тридцать вторую.

— Ничего себе? — поразился я, мгновенно забывая красоты подводного мира, — если ты ЭТО слышишь…

— Я не слышу. Я считаю.

— Да? Ну ладно, наверное, это неважно. Запомни — немного отставать можно, это ничего. Главное — вперед не забегать. Теперь я напою, а ты попробуй подстроиться.

…Besame, besame mucho

Como si fuera esta noche la ultima vez.

Besame, besame mucho

Que tendo miedo tenerte, y perderte despues.

Почему мне в голову пришла именно эта, до дыр затертая песня? Не знаю. Как-то само легло на язык. И не спрашивайте меня ни о чем. Просто — не надо!

Бесаме, бесаме мучо…

Я уплываю, ждет меня берег другой.

Бесаме, бесаме мучо…

Так будет лучше, прощай.

Мое сердце с тобой.

На глубине «в десять тысяч сомнительных метров», в кабинете Клары Ивановны, прогудел телефон.

Та сидела над ежегодным отчетом и отозвалась не сразу, а лишь после настойчивых просьб аппарата. Звонок шел не через секретаршу, напрямую. А это значило, что Клару беспокоят по серьезному поводу. Она взглянула на высветившийся номер:

— Ким, это ты? Что-то случилось?

— Леди держит связь с Крысой по радио.

— Там что-то важное?

— Послушайте сами, — с непонятной интонацией отозвался Ким и, после короткого сигнала, Клара Ивановна услышала сначала мягкое прищелкивание, как будто бы пальцами. А потом…

— Quiero tenerte muy cerca,

Mirarme en tus ojos, verte junto a mi

Piensa que tal vez manana,

Yo ya estare lejos,

Muy lejos de aqui…

— Ким, — потребовала она, — у нас опять сбой!

— Нет у нас никакого сбоя, — ехидно отозвался Ким, неожиданно, без вызова и доклада, вырастая в дверях.

— А что это? — женщина подняла глаза, в которых недоумение смешивалось с недовольством, причем, второго было больше.

— А как вы думаете?

— Очень неплохой испанский дуэт, — Клара встала, — и ради этого ты оторвал меня от отчета?

— А голос? Голос этой, с позволенья сказать, певицы, вам ничего не напоминает?

— А должен? — с сомнением произнесла женщина и прислушалась внимательнее. Ким демонстративно взглянул на часы, которые так же демонстративно продолжал носить на руке, не смотря на то, что весь остальной мир уже следил за временем по мобильникам. Недоумение на лице Клары Ивановны сменил экзистенциальный ужас.