Теплая кровь. Том 1: Вторжение (СИ) - Суханов Артём - Страница 6

Спина Лавра моментально взмокла. Даже в его условно цивилизованной деревне в Хладоморье (2), на севере Центральной Склавии, профессиональные охотники всегда считались народом нелюдимым и опасным. С ними предпочитали не связываться. Здесь же, судя по примитивному орудию, охотились и вовсе дикари – аборигены, если вспомнить умное слово из корабельных книжек. А как аборигены отнесутся к чужаку на своей территории, Лавр очень хорошо представлял. Плохо они отнесутся.

Обратный путь к лагерю был быстрым и шумным. Если вначале Лавр ещё пытался ступать осторожно, то уже с первыми признаками сумерек ему пришлось окончательно забыть об осторожности, чтобы успеть вернуться до темноты. В лагерь он влетел с последними лучами вечернего солнца.

Объединенная экспедиция Георгиопольского (3) Гоударственного и Мацентийского Императорского университетов расположилась на берегу Тавропоса, недалеко от места стоянки кораблей экспедиции – речных пароходов «Курталис» и «Выдра». Истосковавшиеся по твердой земле первопроходцы предпочли палубе пароходов расставленные по тропическому берегу палатки. Тем более, что насекомых и ядовитых гадов, которые могли бы досаждать экспедиции, в Мортуме (4) не водилось, что делало стоянку на берегу ещё более привлекательной. Сейчас обитатели лагеря как раз готовились к ужину. Над стоявшей в центре лагеря полевой кухней курился ароматный дымок, а значит, уже через час должен был начаться ужин. Нужно было успеть доложить о своей находке руководству экспедиции. К счастью, руководителей долго искать не пришлось: они были там, где им и положено было быть, – в штабной палатке.

Когда Лавр вошёл внутрь, он увидел троих мужчин, склонившихся над разложенной на походном столике картой. Официальный глава экспедиции, профессор Императорского Мацентийского Университета доктор Ставрос Зерван, объяснял что-то своему заместителю по хозчасти Аристотелю Аргиропуло. Третьим участником собрания был склавиец Лев Смолян, магистр медицины и член Склавийского Государственного Географического общества, руководивший всеми подданными Государя, участвовавшими в экспедиции. Смолян первым заметил вошедшего в палатку Лавра.

– Камнев? – Смолян помнил всех членов экспедиции в лицо и пофамильно, в отличие, кстати, от Зерваса, – что-то случилось?

– Люди, – ответил Лавр, вытаскивая из кармана костяной наконечник и протягивая его Смоляну, – вот.

Смолян повертел в пальцах находку.

– Ну да, похоже на наконечник копья. Покажем нашим антропологам, скажут точно. Где ты это взял?

– В туше мертвого зверя, – Лавр подавил улыбку, глядя на непонимающее лицо Смоляна. – Во время сбора дров наткнулся на раненое животное размером примерно со свинью. В туше животного после его смерти обнаружил деревянный обломок с примотанным к нему вот этим.

– Ясно, – протянул Смолян. За его спиной Зерван что-то быстро говорил по-мацентийски глядящему в карту Аргиропуло.

– Утром посмотрим, что там за туша, – сказал наконец Смолян.

– Он не мог уйти далеко, господин Смолян. Я имею в виду зверя. Он был ранен в лёгкое, а с такой раной много не пройдешь.

– Думаешь, охотники близко? – Смолян почесал переносицу, что в его случае всегда означало раздумье, – понял тебя. Будь добр, обеги все палатки, позови сюда старших. И да, вооружись, пожалуйста, на всякий случай. Скажешь, что я приказал.

Смолян тут же отвернулся от Лавра и заговорил по-мацентийски, привлекая к себе внимание начальника экспедиции. Он знал, что старший матрос Камнев выполнит свои обязанности безукоризненно.

1)Тавропос -крупнейшая река Мортума.

2) Хладоморье - губерния на севере Склавии. Составная часть гиганской области Центральная Склавия. Столица -город Хладоград.

3) Георгиополь - столица Склавии.

4) Наиболее крупный кусок Большого материка, сохранившийся после потопа. Считается континентом, хотя по размерам он сильно меньше Северного континента. Мортум необитаем. То есть совсем. Здесь нет абсолютно никакой фауны, не считая водящейся в водоёмах рыбы. Хотя, ученые предполагают, наличие живых существ в глубине континента. И, как показала встреча Лавра, полагают небезосновательно.

Губернаторский дворец, построенный в начале прошлого века, считался до недавнего времени одним из красивейших архитектурных ансамблей города. И это в Асанье (1), в которой весь центр города сплошь состоял из отделанных белым мрамором особняков. Лиссабцы (2), почти двести лет хозяйничавшие на полуострове, хотели создать из губернаторского дворца символ своей нерушимой власти над страной и одновременно символ цивилизации, которая, с точки зрения лиссабцев, была принесена сюда исключительно парусами кораблей островного королевства. Однако заказчики получили не совсем то, что хотели. Альфонсо Моска, нанятый среди прочих для строительства дворца, был одним из лучших скульпторов своего времени. А еще он был истинным джирапозсцем, любившим свою родину и свой народ. Поэтому созданные им статуи и барельефы изображали простых джирапозских женщин: пастушек, белошвеек, собирательниц винограда. Женщины все как одна стояли на коленях с поднятыми вверх руками, в просительной позе. Их лица, умело вырезанные скульптором, показывали, что они умоляли о пощаде. Двести семьдесят три мраморные женские фигуры, стоящие на коленях по всему дворцу, сразу превращали губернаторскую резиденцию в символ национальной борьбы против лиссабского господства. Асаньцы носили Альфонсо на руках, а лиссабские судьи скрипели зубами, не в силах доказать злой умысел скульптора. Моска же утверждал, что мраморные женщины молятся Верховному Существу (3), а лица их полны благоговения, как он сам его понимает.

Всё это Ольга прослушала в своё время на лекциях в Государственном Университете и теперь вспоминала каждый раз, глядя на дворец с балкона отеля Централь. Открывающийся ей вид сильно отличался от описанного в работах искусствоведов. Отличался так, как расколотый сервиз отличается от целого. На фронтальных колоннах следы от пуль. Многочисленные балкончики, фронтоны и эркеры сбиты, сколоты взрывами и гаубичной шрапнелью. Потемневшие стены щерятся пустыми провалами выбитых окон. В крыше северного крыла зияет дыра – туда упал снаряд главного калибра линкора «Доррадо», чудом не разорвавшийся. И всюду, по всему дворцу, были разбросаны обломки разбитых статуй гениального Моски. Мраморные джирапозски, просившие о пощаде, так и не вымолили её у жестоких убийц. Особенно ироничным Ольге казалось то, что люди, крушившие статуи, тоже были джирапозсцами. Более того, они являлись представителями законной власти. Впрочем, на этот счёт на полуострове существовало два мнения. И отстаивающие эти мнения люди убивали друг друга, проливая кровь и круша произведения искусства ради ответа на давно набивший оскомину извечный человеческий вопрос: «Кто тут главный?»

Ольга жила в Асанье уже месяц. Приплыла сюда вместе со Снорри Бьорсоном, угрюмым военным корреспондентом из Норге, с которым она познакомилась в Доррадо – столице раздираемой гражданской войной страны. Снорри был стар, неряшлив и зануден, любил называть себя лучшим военкором Норге, много пил и пах мокрой псиной, но он был единственным, кто согласился взять Ольгу к себе в качестве фотографа. Прочие герои пера и фотоаппарата охотно угощали даму папиросами и выпивкой, но на просьбы о работе отвечали вежливыми улыбками и покачиванием головой. Военные журналисты были людьми опытными и осторожными и не доверяли невесть откуда взявшимся новичкам. Ольга прекрасно это понимала и ненавидела себя за навязчивость, но другого выбора, кроме как просить о работе, у неё не было – власти пускали в зону боевых действий только аккредитованных журналистов, а получить аккредитацию могли лишь сотрудники крупных газет и журналов.

Снорри согласился сразу, как увидел Ольгины фотографии. Проворчал себе под нос что-то вроде «годится» и сказал собирать вещи. Через два дня по всё ещё работающей железнодорожной ветке они выехали из Доррадо в Порт-Хосе, чтобы оттуда уплыть на пароходе в Асанью. В это время бои шли по всей Джирапозе. Республиканское правительство едва отбросило мятежников от столицы, и стремление Бьорсона тащиться на другой конец острова было непонятно Ольге. На справедливо возникшие вопросы седовласый норжец хитро улыбнулся и ответил, что «посидел за картой и кое-что прикинул». И вот теперь, после всех своих прикидок, после прибытия в Асанью и размещения в лучшем отеле из оставшихся, Бьорсон только и делал, что сидел в баре и жрал выпивку в компании сползшихся со всей Асаньи сотрудников второсортных джирапозских газет и младших офицеров Республиканской Милиции. На все Ольгины призывы поехать наконец на линию фронта Бьорсон отвечал, что ещё не время и нужно как следует осмотреться. Осматривание (в основном, ассортимента выпивки в баре) проходило уже месяц. Ольге, чтобы не задушить проклятого норжца собственной бородой, приходилось чем-то себя занимать, и поэтому большую часть свободного времени девушка проводила на улицах и крышах разрушенного города с фотокамерой наперевес.